Сердце Запада – где оно?

Эксклюзив. Что представляет собой «коллективный Запад» в наши дни? Как он изменялся, и как продолжает меняться? Где проходят границы западного мира и насколько они размыты? Находится ли Запад в кризисе, и какова природа этого кризиса?

Классическая западная цивилизация нашей эпохи – либеральная рыночная демократия, в основу которой положен принцип святости и неприкосновенности любой частной собственности, нажитой законным путем. Именно и только из этого принципа, и более не из чего другого, вытекает вся правовая система Запада, и вся система формирования его государственной власти. Правовая субъектность в этой системе также возникает только через законное владение. Лицо, лишённое собственности, не может в рамках этой логики обладать юридическими правами, поскольку само существование субъекта права вытекает из наличия собственности, и без неё превращается в фикцию. Либерализм и демократия в их западном понимании также логически вытекают из равенства любой собственности перед законом.

Принцип первородства права собственности никогда не был сформулирован в законах в явном виде, без умолчаний и обиняков. Тем не менее, проследив эволюцию западных стран, от феодализма, выстроенного на основе делегирования прав собственности от сеньора к вассалу, по длинной цепочке вассалитета – к капитализму, основанному на консенсусе собственников. Чей объём прав равен лишь формально, а по факту прямо зависит от величины собственности каждого из них, легко убедиться в том, что именно на святости собственности весь Запад и выстроен.

Впрочем, тут же обнаруживается и то, что схема «собственность в основе всего и вся» никогда не реализуется в чистом виде. Степень её разбавления иными подходами изменчива, поскольку «классический Запад» —не статуя, отлитая в бронзе раз и навсегда, а живой организм — растущий, крепнущий, стареющий, завершающий жизненный цикл, приходящий в упадок — и вступающий в новый цикл развития.

Происхождение западной цивилизации

Мы постараемся не уходить в исторические дебри очень далеко. Но, всё же, нам понадобится небольшой экскурс в историю для последующего анализа современного состояния дел на Западе.

Начнем с того, что генезис европейского феодализма, на базе которого вырос европейский капитализм, тоже был сложным процессом–переплавкой поздней античности, вступившей в пору дряхлости, с прозелитистской ветвью иудаизма – христианством, запустившим новый цикл социальной эволюции. Обе эти составляющие будущего протозапада прошли, среди прочего, долгий путь эволюции базового признака социальной идентификации.

Первоначально их идентификация была чисто родоплеменной. Но, по мере расширения пределов Рима и превращения его в Империю, населенную множеством племен, круг «своих» расширялся, от института плебейских трибунов до дарования прав граждан Рима всем лично свободным жителям Империи. По сути, это уже был черновой вариант реализации социальнойидентификации через право собственности [на собственное тело и жизнь]. Впрочем и здесь немедленно возникли промежуточные состояния частично-зависимой социализации, в лице вольноотпущенников и клиентов,не связанные напрямую с их имущественным положением, но подверженные, разумеется, его влиянию.

Родоплеменное иудейское общество, оказавшись под властью Рима, упрямо замкнулось в себе. И только группа иудейских еретиков, давшая начало христианству, ознакомившись с устройством Рима, пришла к выводу о целесообразности перехода к культурно-ценностной социальной идентификации, с выходом за чисто родовые рамками. И расширением, таким образом, своей социальной базы, для более успешного противостояния Империи. Эта идея отражена в известном диалоге Христа и хананеянки (от Матфея 15).

За несколько веков новая религия, включавшая в себя гражданскую идентификацию свой-чужой на основе принадлежности сначала к обособленной христианской общине, а затем к одной из связанных друг с другом общин, фактически растворила в себе Рим. При этом, влияние члена общины внутри неё формально было лишено имущественной привязки, и зависело от объёма собственности, привносимой в общину, лишь опосредованно. Зато вот приход христиан к власти в обоих частях распадающейся Империи уже вполне очевидно был связан с влиянием суммарных объёмов собственности, которой, тем или иным сопсобом, могли распоряжаться христианские общины, причём, этот процесс быстро пошёл по нарастающей.

С самой собственностью при этом тоже происходили неочевидные, но важные метаморфозы.

На первом этапе собственность христианских общин мало-помалу оказалась под управлением епископов. При этом, границы собственности общины, епископата и монастырей стали размываться, по большей части в пользу церкви. Проблема же передачи крупной и земельной собственности в пределах одной семьи, в рамках христианского общества оставалась открытой. Язычников мало-помалу выдавили: процесс растянулся на несколько веков, в ходе него были не только продвижения вперёд, но и ощутимые откаты назад, однако победа, в итоге, осталась за христианами. На это имелся ряд объективных причин, но мы не будем сейчас углубляться в них. Интересующимся деталями,в качестве популярного и занимательного чтива, можно порекомендовать «Мир поздней Античности» Питера Брауна.

Иудейские общины, в силу своих глобальных связей, отстояли своё особое положение. Хотя в этот период и у них возникали трудности, но они были иные, отличные от христианских.

А в христианских королевствах, пришедших на смену Риму (здесь мы, опять-таки, не будем входить в подробности этого сложного и многоэтапного процесса), даже после частичного разделения духовного и воинского сословий, проблема наследования собственности оставалась не до конца разрешенной.

Принцип вассалитета входил в сильное противоречие с расширением экономических связей между субъектами, подпадавшими под власть разных вассальных вертикалей. Это привело к появлению сначала особых зон, с особыми гарантиями на неприкосновенность собственности, находящейся в них, дарованных королем, но проблема была в том, что дарованные гарантии с тем же успехом могли быть отозваны, или не признаны при переходе этой территории под власть другого королевства в ходе очередной войны.

Кончилось всё тем, что окрепшие собственники взяли ситуацию в свои руки, укрепив гарантии собственной неприкосновенности уже своими силами, и ограничив власть королей, либо вовсе прекратив её. Именно в этой точке и возник современный Запад.

Но тут же немедленно возникло и несколько серьёзных вопросов, требовавших решения. Первый – об упорядочении ситуации с земельной собственностью, находившейся в крайне неопределенном состоянии по всей вертикали пользователей земли. Это привело к серьёзным социальным потрясениям, сгону с земли арендаторов и появлению современного пролетариата. В Новом Свете с земли сгонялись аборигены, не вписывавшиеся в социум колонистов, лучше организованный и технически оснащенный. Те, кто сумел выжить, в обоих случаях, пополняли низы нового общества, построенного на примате собственности.

Второй вопрос касался нижнего порога собственности, и вытекающего из него нижнего порога социализации в новой реальности, обеспечивающего де-факто субъектность. Как и в случае признания факта личной свободы в Риме, граница субъектности оказалась очень сильно размытой. Также, вполне в рамках логики нового общественного устройства, объём собственности прямо влиял на реальный юридический вес субъекта. Пользуясь этим, в новые порядки стал успешно встраиваться иудейский торговый капитал. Он, собственно, был отлично встроен и в предыдущую экономическую систему, но вынужден был оставаться в тени, не вписываясь в число «своих» в рамках христианства. На исходе феодализма этот фактор, влиявший на обладание полным объёмом доступных в обществе прав, хотя и ушел несколько в тень, но никуда не делся.

Третью проблему составили старые феодальные классы, притом, все, а не только высшие. Часть их представителей более или менее благополучно перетекла в новое общество. А часть, не сумевшая адаптироваться к новым порядкам, перешла в оппозицию к нему.

Основу идеологии этой оппозиции составили христианские понятия о социализации в рамках общины единоверцев, тоже отодвинутые в тень на некотором этапе, но не исчезнувшие полностью. Их актуализацией и занялись идеологи нового протестного движения, формулируя на их основе идеи утопического социализма, а, впоследствии, и утопической части марксизма. Здесь же, на этом же поле, как христианский протест против равноправной легализации еврейского капитала, возникла и современная версия европейского антисемитизма, перекочевавшая затем и в Новый Свет.

Это антикапиталистическое движение, бывшее на старте абсолютно феодально-реакционным, вскоре стало раскалываться.

Одна его часть стала мало-помалу институализироваться в новые порядки, отказавшись от идеи утопического социализма в пользу снижения порога собственности, дающего право на субъектность. В итоге порог был снижен до права собственности на продаваемый таким субъектом труд. Эта идея легла в основу социал-демократии.

Другая часть заняла непримиримые позиции, изобретая псевдо- и антинаучные обоснования неизбежного и необходимого сокрушения капитализма с заменой его на «коммунизм», бывший развитием всё тех же утопических идей под псевдонаучной маской. Как обычно, граница между первыми и вторыми также оказалась весьма размыта.

Интересным и ярким явлением в ряду теоретиков обоих движений, а также примером размывания границы между ними, стал творческий тандем Маркса и Энгельса. Их рациональные труды, основанные на научном подходе к изучаемым проблемам, носят абсолютно социал-демократический характер, и внесли выдающийся вклад в понимание как социальной эволюции Запада, так и причин и механизмов западного влияния на мир.

В то же время их личные взгляды, в особенности, взгляды Маркса, были эталоном крайней, буквально зашкаливающей феодальной реакционности, что и привело к внесению в их рациональные работы совершенно иррациональных, лишенных даже намека на научное обоснование, положений о неизбежности «пролетарской революции» и построения «коммунизма».

Обе эти ветви марксизма благополучно дожили до наших дней, дали многочисленное и разнообразное потомство, во многих случаях даже смешанное, сыгравшее множество разных ролей в мировой истории. Они и сегодня продолжают здравствовать, развиваться и влиять на неё.

Необходимое уточнение: что не является Западом априори

Примат неприкосновенности частной собственности, приобретенной законным способом на законно полученные средства, намертво закрепленный в законодательстве на основополагающем уровне, и стоящий по этой причине над всем прочим, включая «интересы государства» является обязательным признаком Запада. Отступления от него,без выхода за пределы цивилизационного и юридического Запада, хотя и случаются, но крайне редко. Допускаются они очень неохотно, и только в тех случаях, когда конфискация законной собственности необходима для выживания всего общества, в связи с абсолютно форсмажорными обстоятельствами. Каждый такой случай затем разбирается десятилетиями, а собственники могут рассчитывать на компенсацию. Именно по этой причине так сложно конфисковать арестованные на Западе российские активы – их неаккуратная, не оформленная безупречно с юридической точки зрения, конфискация способна создать для всего Запада чрезвычайно опасный прецедент.

На практике это означает власть, основанную на консенсусе собственников, а не на идее государства, являющегося «высшей ценностью». Это немедленно выводит за пределы обсуждения и Россию, и Китай, а также КНДР и Иран. Три первых случая очевидны, с Ираном все обстоит чуть сложнее, но детальный разбор природы власти аятолл уведет нас в сторону от темы. Оставим его до другого раза.

Дальнейшая эволюция Запада

Снижение имущественного барьера субъектности, а также постепенный отказ от гендерных и расовых ограничений, унаследованных от более ранних обществ и/или возникших в ходе колониальной экспансии, сгладил первую волну противоречий, между старым и новым обществом. Но компромисс оказался весьма эклектичным, и это породило новые противоречия.

Субъектность через собственность в ходе достижения этого компромисса пришлось сильно размыть, пойдя на уступки сначала христианским традициям, а, затем, по мере ослабления влияния институализированных церквей, сделать ещё большие уступки в пользу «общечеловеческих ценностей».

Последние фактически являются нерелигиозной версией евангельской проповеди. В итоге, это размывание качнуло маятник в сторону «диктатуры меньшинств», движения за права которых превратились в собственную противоположность: в инструменты наступления на права всех, кто не принадлежит к данному меньшинству, и, в конечном счёте, за лишение их всяких прав.

Но поскольку принадлежать ко всем меньшинствам сразу невозможно, в сумме эти движения превратились в мощный фрик-интернационал по ликвидации гражданских прав, не вытекающих из собственности, как таковых. Впрочем, эти же движения в их нынешнем виде успешно размывают и права, связанные с собственностью, выступая в роли адвокатов и идеологов экономического и социального паразитирования, как стиля жизни.

Это, вкупе со стремлением жителей менее развитых незападных стран получить на Западе свой кусок бесплатного социального пирога, а также укреплением на периферии Запада антизападных режимов, получивших, благодаря усилению ТНК, доступ к западным технологиям и финансовым инструментам, и обусловило во многом нынешний кризис, переживаемый Западом.

Так что же тут «Запад»?

Оттолкнувшись от этой общей картины можно перейти к вопросу о границах «коллективного Запада». Спойлер: они сильно размыты. Впрочем, для начала взглянем на карту. Три цветных региона дают в сумме 50% мирового ВВП. Именно на их основе и измышляются все проекты будущего мирового порядка – но и об этих проектах мы поговорим как-нибудь в другой раз.

Сейчас наша задача – установить границы Запада.

Итак, 50% мирового ВВП дают часть США, часть Европы, часть Китая (!), Южная Корея и часть Японии. Составители карты недобросовестно не включили в желтый сектор ещё и Тайвань – 19-ю экономику мира, которая, в силу технической продвинутости, является локомотивом для материкового Китая. Именно по этой причине Пекин так настойчиво добивается сдачи Тайваня, но едва ли рискнет начать против него военные действия, поскольку тайваньская промышленность нужна ему в неповрежденном виде. Хотя попытка блицкрига, конечно, возможна. Но мы снова отвлеклись.

Так вот, карта довольно хорошо обрисовывает экономическую часть ситуации. Все три зоны специализированы: европейская и азиатская, без китайской части – производство технологий, азиатская, включая китайскую часть – выпуск ширпотреба, США – общее управление, финансы, фундаментальная наука и фабрика новых идей, а также военная защита. Все три зоны и есть экономический Запад. Но политические и ментальные границы не вполне совпадают с экономическими.

Промышленно развитый кусок Китая возник вследствии ошибочной попытки Запада действовать только экономическими инструментами, пренебрегая культурно-идеологическими факторами. Теперь этот кусок работает против него. Взамен китайской зоны Запад сейчас пытается сформировать индийскую, исходя из того, что Индия хотя и не-Запад, но и не анти-Запад, каким стал Китай. Она тяготеет к Западу, в силу того, что индийское общество, благодаря крайне сложной стратификации, культурному, кастовому, и религиозному многообразию, может быть более или менее склеено в единое целое только на основе примата уважения к частной собственности – что, собственно, и сделали британцы, предоставляя Индии независимость. Такая замена – дело долгое и затратное, но время выбрано удачно, поскольку Китай вошел в системный кризис, порожденный тупиковым разворотом к неомаоизму.

Читайте также: Китай и США: дуализм отношений и Пекин в поиске третьей силы

Китайцы пытаются парировать, и организовать у себя функционал, аналогичный европейскому, но без опоры на США это невозможно. Как следствие, они проиграют в этой гонке в течение 20-25 лет, и будут вытеснены на экономическую периферию за пределами Запада. Какие-то осколки от китайской зоны, возможно, уцелеют, но лишь как небольшие кластеры. А, возможно, не будет и этого.

Станет ли Индия со временем Западом? Это зависит от того, как будет развиваться она, и как – Запад. Пока – однозначно нет, но, как дальняя периферия Запада, в отличие от Китая, Индия вполне приемлема. Появление заметного числа политиков индийского происхождения в Великобритании и США, хотя и косвенный, но несомненный признак будущего индийского взлёта.

Читайте также: Успешный путь только один. И он никакой не «третий»

Культурное ядро Запада – Великобритания и США. Именно там примат частной собственности реализован наиболее последовательно, и разбавлен в наименьшей степени, в том числе и за счет большого веса протестантской составляющей.

Протестантизм – чрезвычайно удачная попытка выбить из рук феодальной реакции христианские аргументы.

Читайте также: Великобритания vs рашизм. Как сюжеты 80-летней давности повторяются в наши дни

Читайте также: Соединенные Штаты Америки vs рашизм. Прагматичные бихевиористы, энергично вращающие мир

Тем не менее, благодаря крайне сложной, многоэтапной, изобилующей трагическими эпизодами и всё ещё незавершенной социализации нативного, латинского и черного населения,в американском обществе достаточно сильна и влиятельна «общечеловеческая» составляющая.

Её европейские идеологи, на волне эмиграции в период между мировыми войнами и сразу после окончания 2МВ, сумели укрепиться в американской университетской среде, породив уже несколько поколений последователей, ставших прочным тылом «диктатуры меньшинств». Выдавить их оттуда чрезвычайно сложно – во всяком случае, в обозримом будущем перспектив этого не просматривается.

Читайте также: Палестина, расстрелы и леваки. Что общего между университетским кампусом и ХАМАС

Далее следует континентальная Европа, в значительно большей мере отягощенная феодальными пережитками и традициями. Их усиливает католическая, и, ещё сильнее, православная составляющая.

Читайте также: Шкатулка Пандоры. Греция как неизбежность для Запада

Чем больше такой составляющей в каждой отдельной стране, тем дальше она от ядра Запада. Падение интереса к институциональной церкви мало влияет на ситуацию, поскольку антикапиталистическая идеология находит опору в «светском евангелизме».

Отдельной проблемой является усиливающийся исламский фактор, ещё более враждебный примату частной собственности, чем различные изводы христианства.

В случае Ирландии существенное влияние оказывает память о британской (и англиканской) колонизации.

В Скандинавии и Исландии в значительной степени сохранились общинные традиции, вызванные необходимостью противостоять суровому климату. Это всё ещё Запад, но уже его периферия, со всеми свойственными периферии колебаниями и фрондой в отношении центра.

На самой границе, так что сразу и не понять, Запад это или нет, находится исламская Турция. Она, скорее, пограничная зона, место где сходятся Запад и Восток, но ещё во многом несущая в себе черты Запада.

А вот Израиль уже никакой не Запад. Он лавирует между всеми течениями и охотно пользуется западной поддержкой, которую обеспечивает за счет мощного лобби в США, но при случае легко сдаёт западные интересы. Иудейская изоляция за две тысячи лет никуда не делась, хотя и сменила форму с религиозной и родоплеменной на чисто религиозную, а европейский антисемитизм способстовал её консервации. Впрочем, обретение евреями собственной государственности сильно изменило этот расклад, и в Израиле идут весьма сложные процессы израильтянского нацбилдинга. Так что Израиль может стать Западом в перспективе 30-50 лет. Но может и не стать.

Есть в Европе и примеры разложения либеральной демократии с откатом в авторитаризм и тоталитаризм, имеющий неофеодальную природу. Сейчас на этот путь прочно встала Венгрия, которая, правда, ещё находится всего лишь на авторитарной стадии.

Нелиберальная демократия. Как Венгрия под Орбаном прогибалась

Но пример Венгрии вовсе не уникален. Германский нацизм и итальянский фашизм имели ровно ту же неофеодальную природу и возникли при сходном откате, обусловленном стечением неблагоприятных для либеральной демократии обстоятельств. Здесь я ещё раз упомяну Россию, отметив, что она никуда не откатывалась. Россия была и остаётся неофеодальной со времен Ивана III Васильевича.

Читайте также: Цикл статей о России

Следующий слой – белая не-Европа: Австралия и Новая Зеландия, а также, отчасти, Канада. Сравнительно небольшое белое население этих стран пошло на компромисс с туземцами, и включило их в число субъектов права, несмотря на культурный разрыв. Это позволило им сохраниться на периферии Запада. Конечно, можно было пойти и другим путем: упереться и проводить жесткую политику апартеида. Такие примеры известны, и оба они окончились катастрофами в белой части Африки: ЮАР уже не та, а бывшая Родезия превратилась в Зимбабве. Обе эти страны уже не Запад. Можно сказать, что южноафриканцам и родезийцам просто не повезло, а можно предположить, что они упустили момент,когда пойдя на очень трудный компромисс могли в итоге сохранить свои страны, как часть западного мира – и даже указать на такие моменты в их истории. Но история не знает сослагательных наклонений: как бы то ни было,их страны погибли. То, что возникло на их руинах, являет собой уже нечто принципиально иное.

А Австралия, Новая Зеландия и Канада выжили, и уверенно себя чувствуют на дальней западной периферии.

Следующий слой – «западный Восток»: Япония, Тайвань, Малайзия и Южная Корея. Очень коротко: там другой состав смеси. Примат частной собственности оказался разбавлен местными традициями. Результат, несомненно западный, но это очень специфический Запад, способный шокировать западного европейца (а также американца, и, в меньшей степени австралийца или новозеландца). Устройство этого Запада очень специфично, и требует отдельного анализа и разбора.

И, наконец, Латинская Америка. Очень мощная католическая и посткатолическая-«общечеловеческая» составляющая, и столь же мощная прямая феодальная реакция. Как следствие, всё же не Запад, а ещё одно пограничье. С периодическими попытками прорваться на Запад, за которыми чаще всего следует откат, но, в большинстве случаев, мало-помалу дрейфующая к Западу.

Читайте также: Идеологическое воздержание. Почему Президент Милей отказался от вступления в БРИКС

Впрочем, здесь все очень неоднородно: Чили, к примеру, уже несомненный Запад, хотя и периферийный, а Венесуэла – безусловно, нет, хотя это и не окончательно. И даже Куба в её безнадежном тупике всё же не окончательно безнадежна. Анализ Латинской Америки и её эволюции также заслуживает отдельной статьи.

Что осталось? Осталась Антарктида. Там очень холодно и пока всё сложно.

Сергей Ильченко, политический обозреватель Newssky