Пригибая мыслящий тростник. Очерк международных отношений. Ч. 27. Эксклюзив

Роман Сергея Войтовича

Предыдущая часть здесь.

Лагерь

— Покажи руки! — первое, что спросил серьезный флегматичный рейнджер, по совместительству, как оказалось, доктор.

— Да пожалуйста! — ответил я, снимая перчатки, подсознательно чувствуя какую-то свою вину, раз за мной выслали целую спасательную команду. Хотя какую именно вину, было непонятно. Я ведь ничего плохого не сделал.

— Не больно? — врач внимательно осматривал, щупал мои кисти и пальцы.

— Совсем не больно! Все в порядке! — боязливо отвечал я, испугавшись, что из-за глубоких солнечных ожогов, полученных по неосмотрительности в один из первых дней, доктор отправит меня незамедлительно домой. — Если вы опасаетесь, что я руки отморозил, то это не так! Это от Солнца!

— Я вижу! Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил рейнджер и снова с подозрением посмотрел мне в глаза.

— Чувствую я себя просто замечательно! — вынужден был соврать я, желая во что бы то ни стало продолжить восхождение.

— Хм! Ну ладно! Твои друзья в нашей палатке, пойдем с нами. Они давно тебя ждут! — сказал рейнджер и двинулся в обратный путь, практически не успев выйти из лагеря.

— Ты где был? Мы пришли около трех часов назад! — сразу же подскочил ко мне Саша.

— Да чего-то нездоровилось. Дышать было трудно. Приходилось часто останавливаться. — ответил я.

— А руки-то как, не отморозил? — удивился Саша. — Я вот умудрился слегка приморозить. Доктор мне их чем-то натер, теперь ужасно больно. Так что руку жать не буду!

— Удивительно! У нас же одинаковые перчатки. Мы же их вместе заказывали. А я еще на целых три часа дольше шел. Правда если руки замерзали, то я конечно останавливался и их разминал.

— Наверное, в этом все и дело. — ответил Саша и начал одеваться.

— Наша палатка прибыла! Пойдем ставить! Спасибо за гостеприимство! — поблагодарил Саша рейнджеров.

— Да не за что! Будьте аккуратней! — ответил флегматичный доктор и посмотрел нам вслед своими грустными глазами.

Стоянка располагалась на широком плато и была вся изрезана ледяными сотами искусственного происхождения. Многочисленные группы альпинистов настроили из подручного материала укрытия для палаток. Некоторые соты были заняты, однако большинство оставались пустыми.

Так как у нас не было пилы для выпиливания ледяных кирпичей, мы обосновались в готовом укрытии. И обосновались очень удачно! Когда остальные группы начали подтягиваться наверх, к нам подошел один из нахальных гидов.

— Вы заняли наше место!

— С чего вы взяли, что оно ваше? Я так не думаю! Мы поднялись сюда раньше, и заняли свободное укрытие. Вы опоздали!

— Но мы его строили! — возмутился претендент на соту.

— Очень может быть! Но нигде здесь я не вижу надписи «Private Property» (Частная собственность (англ.) — самая распространенная надпись на просторах США — прим. авт.). Тут нет даже вашей вешки с флажком. Так что извиняйте! Это просто брошенная ледяная крепость, и вокруг таких немало. Выбирайте!

— Ну ладно! — и обиженный гид стремглав бросился жаловаться в палатку рейнджеров.

— Пускай стучит! — радостно рассмеялся Саша.

Через пару минут гид уже снова вился вокруг нас.

— Мне рейнджеры сказали, что у вас заканчивается еда, и вы пытались у них ее купить? — начал он забрасывать удочки издалека, когда понял бесперспективность своих притязаний. Ведь если Саша на меня лопатой замахивался, то приложить ей какого-то американского буяна было бы просто делом чести.

— Да, это правда. Поиздержались мы маленько в пути. Да и вороны, будь они неладны, часть запасов умыкнули.

— У меня к вам деловое предложение! — воспрял американец. — Если вы согласитесь переместиться, я дам вам еды, по два энергетических батончика на брата, то есть, шесть штук.

Что из себя эти батончики представляли было непонятно, однако американец их сильно хвалил и рекламировал.

— Ладно, если дашь по четыре на каждого, тогда по рукам! — не мог не поторговаться Саша, обитатель южной страны, зубы съевший на восточных базарах.

— Ууу! Ну ладно! «Сейчас принесу!» — сказал гид и пошел за добром, а мы начали собирать свои манатки.

Мы получили свои двенадцать батончиков, и это была практически вся еда, которая у нас осталась. Три дня, проведенные без движения в палатке, полностью источили наши запасы. Если бы не эти батончики, пришлось бы в дальнейшем довольствоваться только чаем. Хотя мне было уже все равно. Мой аппетит погиб окончательно, и появилось даже какое-то отвращение к еде.

Нам пришлось, конечно, переместиться в другую ледяную крепость, не такую красивую и просторную как первая, однако вполне приемлемую.

— Нужно кушать! — убеждал меня Саша. — Тебе что, американский энергетический батончик неохота попробовать?

— Честно говоря, нет, но я попробую! — сказал я и начал разворачивать многообещающую обертку.

Батончик оказался колбаской из сушеных ягод с орехами, склеенных между собой подозрительной мелообразной субстанцией, нейтральной, вязкой и сладковатой на вкус. Может он конечно и энергетический, однако никакой особенной энергии он нам не прибавил. Только живот начало крутить и развился метеоризм. Все-таки подсунул нам вредный гид какую-то какашку!

Перед последним рывком в альпийском стиле прямо на вершину, минуя штурмовой лагерь, необходимо было хорошо отдохнуть. Инструкция рекомендовала не менее девяти дней, однако мы не могли себе позволить такую роскошь. На четырех батончиках девять дней не протянешь! Поэтому решили отдохнуть сутки, и рискнуть прямо на следующий день, если позволит погода.

Таки прихватило

Но тут пришла беда! Слегка отдохнув от предыдущего перехода, я, мучимый американским энергетическим батоном, проклиная гида, поплелся в туалет. А так как эта стоянка была большой, здесь было оборудовано в стороне от лагеря отхожее место. Вернее, это была дыра в леднике, огороженная с двух сторон фанерками. Справляться со своими делами нужно было быстро, чтобы ничего от мороза не успело пострадать.

Удачно решив свои проблемы, я уже шел к палатке, как вдруг что-то щелкнуло в голове, она закружилась, перед глазами неожиданно залетали стаи черных мух, ноги отказались меня держать, и я обнаружил себя сидящим прямо в сугробе.

— Ничего себе в туалет сходил?! — подумал я, и попытался встать.

Но не тут-то было! Ноги были ватными, отказывались слушаться, голова сразу же закружилась еще больше, тошнота подступила под самое горло.

— Лишь бы никто не заметил, как мне плохо! — мелькали в голове обрывки помутившихся мыслей. — Я смогу! Нужно только немного подождать, и станет лучше. Это же надо, такая беда! Я ведь смог дойти сюда! А теперь такая незадача!

Я сидел в снегу около получаса и не мог пошевелиться. Любая попытка встать пробуждала целые стаи черных мух кружиться над моим куполом. Слава Богу, дело было днем и было не холодно. Рядом, к счастью, никого не было. Рейнджеры были заняты какими-то своими делами. Однако прошло еще минут двадцать, прежде чем я смог наконец встать на четвереньки, чтобы на сильно дрожащих всех четырех конечностях таки доплестись до палатки. Я вполз в палатку и сразу упал на спальный мешок. Голова нещадно кружилась, и желудок подкатывал к самому горлу.

— Что с тобой? — обеспокоился Саша, видимо заметив некое несоответствие моего состояния общему образу. А может я просто был излишне бледным.

— Мне хреново! Голова кружится, и тошнит! — едва смог ответить я.

— Если совсем плохо, тогда пойдем вниз! — мрачно сказал друг, после долгой паузы.

— Никуда идти не нужно! Просто оставьте меня в покое на некоторое время. Я надеюсь, мне все-таки станет лучше. — хотя судя по злосчастным инструкциям, если это все-таки горная болезнь, то полегчает вряд ли. Обычно чем больше остаешься на высоте, тем хуже становится.

Лежал я с закрытыми глазами, ощущая себя амебой. Все силы куда-то ушли, и я понимал, что не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. И только одна мысль билась в голове:

— Дойти! Мы просто обязаны дойти! Просто не может быть, чтобы Саша был прав! Я не слабое звено! Я не стану причиной провала экспедиции!

Со временем это переросло в доморощенную непрофессиональную молитву:

— Господи! Пускай не дойду я, а он просто обязан дойти! Это он наполнил наши сердца храбростью и разбудил желание дышать полной грудью, не боясь ни трудностей, ни человеческой глупости. Мы шли вместе, и если я оказался слабее и меня таки подвело здоровье у самой цели, то всю экспедицию не должна постичь неудача. Если не мы с Эриком, то Саша точно заслужил победы! Он привел нас сюда, и мы просто не можем закончить поход так бесславно!

— Господи! Если это так важно, я обещаю, что не пойду дальше! Останусь здесь, и буду ждать своих друзей в лагере. Только дай им шанс! Они сильные, они дойдут, а мне радость будет, что все не зря. Сделай так, чтобы мне хоть чуть-чуть полегчало, и не пришлось идти вниз? Ну, хотя бы чтобы хуже не было! Я просто не могу сейчас пойти вниз! Это несправедливо! Пожалуйста! Помоги!

Вокруг была гнетущая тишина. Саша и Эрик молчали и думали о чем-то своем. Через некоторое время я уснул. И когда через несколько часов проснулся, то понял, что хоть я и ощущаю неимоверную слабость, однако головокружение и тошнота отступили.

— Ну что, ты как? — спросил Саша, когда заметил, что я приоткрыл глаза.

— Спасибо! Уже получше. — ответил я. — Но я с вами дальше не пойду. Буду в лагере ждать вашего возвращения.

— Пока никто никуда не идет! — грустно и устало вздохнул Саша. — Снова поднялась снежная буря.

Земляки

И мы провели вторую трехдневную сессию в палатке! Еда закончилась, однако это меня совсем не интересовало. Аппетит отказал совершенно и я вообще ничего не ел, только чайком баловался. Но это явно шло мне на пользу и одновременно настораживало. Я совсем ничего не ел уже несколько дней, да и до этого не очень-то злоупотреблял пищей во время похода. И при этом с каждым днем силы все прибывали. На третий день, когда буря несколько стихла и снег слегка унялся, я уже был в хорошей форме и даже спокойно разгуливал по лагерю.

— Привет, это ты киевлянин? — неожиданно спросил меня широколицый человек, стоящий рядом с большой палаткой.

— Да он это, он! Не видишь, у него даже куртка правильная! — сказал второй, показывая на мою желто-голубую куртку, которая хоть и была очень грязной, прилично пообтрепалась за время похода, имела несколько заплаток, вместо выдранных в джунглях клочьев, однако все еще очень напоминала украинское знамя.

Я улыбнулся и подошел к ним. Так я наконец-то смог пожать руки землякам!

— Здравствуйте! Рад познакомиться! Вот уж никак не ожидал встретить украинцев здесь. Еще и такую большую группу. — приветствовал я мужиков. — Особенно приятно после года в Америке!

— Мы тоже не ожидали! А ты в Америке живешь?

— Нет. Учусь! Еще целый год остался! Но назад домой уже очень хочется, прямо невмоготу! Спасибо вам большое за сало! Я как увидел, глазам не поверил, что настоящее украинское золото в руках держу!

— Да ерунда! Всегда пожалуйста! — ответил круглолицый, довольный тем, что удружил совершенно нежданному на Аляске земляку. — Как это у вас такая интернациональная команда собралась?

— С Сашей из Узбекистана мы учимся вместе, а Эрик его приятель. Саша единственный, кто из нас хоть в какие-то горы ходил. Но он очень эмоциональный и заразительный. Убедил нас в эту авантюру ввязаться.

— И что, вы без всякого опыта решились на Мак-Кинли идти? Еще, как я понял, и по джунглям топали? — спросил земляк, с удивлением поглядывая то на меня, то на своего приятеля.

— Ну да! Саша в горах живет, Эрик крепкий, он марафонец, а я решил, что тоже не могу ударить в грязь лицом и не должен уронить честь родины!

— Хм! Ну, это классно! После такого похода будете опытней многих бывалых альпинистов. В тяжелых условиях человек очень быстро учится и вникает.

— Святая правда! За последние две с половиной недели я столько узнал и осознал, что и за несколько лет в обычных условиях не уложишься. Так что поход явно на пользу пошел!

— Это замечательно! Но твой приятель, как погляжу, действительно отчаянный парень. Он рассказал, что вы собираетесь отсюда прямо на вершину стартовать?

— Да, именно так! Хотим поскорее налегке зайти на вершину и вернуться. Время поджимает. Скоро пора обратно лететь. Мы в джунглях прилично отстали от графика и задержались. — мне было стыдно сказать землякам, что у нас просто закончилась еда, чтобы не ставить их в неловкое положение.

— И что, без палатки пойдете? — вступил в разговор второй собеседник.

— Да, совсем налегке пойдем. Без груза. Чтобы легче было. А палатку здесь оставим.

— Видишь нашего руководителя экспедиции? — продолжал он, показывая рукой в сторону худого щетинистого старика, возившегося у одной из их палаток.

Старика конечно просто нельзя было не заметить. Глаз сам невольно цеплялся за непривычный глазу человеческий образ. Лицо его было сильно обезображено, нос отсутствовал напрочь.

— Посмотри-посмотри! Не стесняйся! Он, как и вы хотите, налегке пошел, только на Эверест. Поймал холодную ночевку. Редко кто выживает. А он оказался счастливчиком, только пальцев и носа лишился!

— Здесь каждые сто метров вверх, минус один градус. — продолжал он. — На вершине очень холодно, как видите, погода нестабильная. Если налетит снежная буря, а укрыться негде, то все! Спуститься вряд ли придется!

— Да понимаю я, что опасно! Но вы же видите, какой у нас начальник экспедиции заводной?! Если уже втемяшил себе в голову, то обязательно так сделает, не обращая ни на кого внимания.

— Ну и глупо! Зачем так рисковать? Гораздо практичней все-таки постепенно, сначала подняться в штурмовой лагерь, а уже оттуда, когда погода позволит, и на вершину. Так что смотрите! Хотя дело и ваше! Но если мы в это время уже будем в штурмовом лагере, то милости просим! Приютим!

— Спасибо за советы и поддержку! Если что, обязательно воспользуемся гостеприимством. Пойду к своим, советоваться.

— Ну, давай! Счастливо!

— И вам того же! — попрощался я, крепко пожимая землякам руки.

Вершина

Погода действительно улучшилась, пронизывающий ветер утих, снег почти прекратился, однако вершина все еще была в облаках, за которыми пряталось милое долгожданное солнце, которое должно было подарить нам частичку своего скупого в этих местах тепла.

— Пойдем сегодня! — сказал Саша, когда я вернулся в палатку. — Ты как?

— Я хорошо, — а чувствовал я себя действительно неплохо. — но дальше не пойду. Вдруг опять прихватит? Придется спускаться, и вам вполне возможно, тоже. Не хочу сорвать экспедицию.

— Да чепуха! Давай с нами? Ты же уже столько прошел!

— Да нет, Саша. Спасибо, конечно, за поддержку, но я остаюсь. Я принял такое решение. Хоть кто-то из нас должен покорить вершину. Я знаю, что для тебя это очень важно. Так что идите с Эриком вдвоем. Заветные мечты должны осуществляться! Ведь это твоя заветная мечта, к которой ты идешь третью неделю?! Так что для тебя это важней чем для меня. Ведь я просто так пошел, чтобы весело было. Хотелось бы конечно дойти до конца. Но ты же видишь, был первый звоночек, а второго может уже не быть.

— Да чепуха! — очень знакомая пренебрежительная отмашка рукой. — Ты же себя уже хорошо чувствуешь? Может и дальше все нормально будет.

— Может быть, но рисковать судьбой всей экспедиции я считаю нецелесообразным. Скорей всего, нормально не будет. В книжке написано, что для того, чтобы с такой высоты идти на вершину, необходимо не менее девяти дней акклиматизации в этом лагере. Ты же знаешь, что книжкам я верю! Я бы конечно рискнул, как и раньше бывало, да и силы в себе чувствую, однако пообещал сам себе три дня назад, что если «горняшка» отпустит, то выше без крайней необходимости, не пойду, чтобы вас под удар не ставить.

— Ну так стало же лучше, значит можно и рискнуть!

— Да нет! Решение принято! Я разговаривал с украинцами, они тоже, как и книжка, твердят, что отсюда на вершину очень опасно идти. Если ты все-таки передумаешь, и решишь сделать промежуточную остановку в штурмовом лагере на 5240 м., то я, конечно, рискну туда подняться.

— Нет! Пойдем на вершину из этого лагеря! — сразу насторожился Саша. — Ты же знаешь, что у нас еда совсем закончилась?

— Знаю! Единственное, чем могу помочь, это вот! — и я достал из кармана маленькую пластиковую прозрачную баночку в форме мишки. Внутри был мед. Я берег эту баночку с самого начала экспедиции, хотел в самый тяжелый момент друзей побаловать. И вот, такой момент наступил.

— Что это? Откуда взял? — удивился Саша. — Спасибо! Вот это вовремя!

— На крайний случай берег. Это вам с Эриком. Нужно подкрепиться перед выходом. — окончательно сдался я, в очередной раз убедившись, что Сашу переубедить не получится, однако, на всякий случай спросил.

— Ты же знаешь, что рекомендуется здесь перед штурмом девять дней куковать? Наверное, не зря рекомендуется! Может все-таки более стандартным способом пойдем, а с едой потерпим пару дней?

— Нет! И так погода очень нестабильная! А вдруг еще на три дня буря, тогда что? Так что нет! Пока есть окно, нужно идти!

— Насчет нужно, я очень сомневаюсь! Вершина до сих пор в облаках. Холодно! Солнца нет! Когда мы сюда пришли в хорошую погоду, целая вереница альпинистов поднималась вверх. — от нашего лагеря шел очень крутой длинный подъем вверх, по всей длине которого был протянут заботливыми рейнджерами трос, к которому все группы цеплялись с помощью специальных приспособлений, жумаров, позволявших движение вперед, и блокирующих обратный откат, и в хорошую погоду целый караван альпинистов, дыша друг другу в затылок двигался вверх. — А теперь взгляни на гору. Ты там видишь кого-нибудь?

— Нет, никого не вижу! Ну и что? — снова начал злиться Саша, и вызывающе смотрел на меня.

— Да ничего! Просто непонятно, а вдруг никакого окна не будет! Вдруг следующая волна бури налетит прямо сейчас! Ты же не можешь не видеть, небо все в тучах! А если буря вас без палатки застанет, совсем худо будет!

— Ничего, мы рискнем! — уверенный в своих силах маньяк не сдавался.

— И вы с Эриком во второй раз будете первопроходцами. Снова пойдете на крутой подъем по пояс в девственном снегу. Сразу же из сил выбьетесь! Весь склон замело!

— Прорвемся! — парировал Саша и пошел собираться.

Через час они были готовы выходить. Эрик выглядел бодрым. Хотя и каким-то настороженным. Саша, как обычно, был в своих нескончаемых силах абсолютно уверен. А вот я не был уверен ни в чем. На душе было неспокойно. Больше всего угнетало то, что я не могу разделить судьбу своих друзей, потому что все-таки оказался слабым звеном всего похода.

Последний подъем

— Ну! С Богом! — крепко обнял я Сашу и пожал дружескую пятерню.

— Да не волнуйся ты так! Все будет хорошо! — сказал Саша, повернулся и пошел по направлению к подъему.

— Эрик, ты смотри за ним, чтобы не дурил, и не рисковал понапрасну. Меня рядом не будет! Так что все на тебе! — инструктировал я Эрика перед выходом, хотя отлично понимал, что он сам удержать Сашу, если такая необходимость возникнет, не сможет.

— Постараюсь! — ответил американец, у которого в голове была совершенно незнакомая мне каша, которая варилась одному ему понятным образом.

Я долго смотрел вслед двум удаляющимся фигуркам, а сердце мое при этом сжималось невнятной тревогой.

Никаких жумаров у ребят конечно не было. Штука эта не дешевая, поэтому решили на них сэкономить. Однако Саша знал какой-то хитрый узел, выполнявший аналогичные функции. Я наблюдал, как они некоторое время привязывались к тросу, проводнику цивилизации по направлению к заоблачной вершине. Эрик замешкался, и Саша ему помог, а потом заминок не было. И я с волнением наблюдал, как две маленькие, спотыкающиеся фигуры с трудом двинулись по пояс в снегу, вверх по крутому белому склону, периодически протягивая свои жалкие привязи вверх по тросу, уходящему в облака.

Прошло несколько часов. Хмурая погода так и не менялась. Конечно, было плохо, что солнце так и не порадовало, однако очень позитивным и обнадеживающим было то, что погода и не ухудшалась, пока не было сильного ветра и тучи снега, характерных для бури. Хотя что там творилось выше, оставалось абсолютно неизвестным. Одно было очевидно — ребятам там было очень несладко! Я держал рацию в руках и не сводил с нее глаз, однако на связь Саша не выходил. Заряд батареек был действительно очень низким, и он берег эту последнюю нить, соединяющую нас, как зеницу ока.

Эрик вернулся часов через десять. Уставшее тело ввалилось в палатку.

— Что случилось? Где Саша? — забеспокоился я.

— Дальше пошел! — ответил запыхавшийся Эрик.

— Как это?! Один?! Черт! А ты чего вернулся? — нервно сыпал я вопросами.

— Голова сильно заболела! Не мог идти дальше. Пришлось вернуться. — мямлил Эрик.

— А дошел-то куда?

— До штурмового лагеря. А потом голова просто взорвалась! Обидно!

— Все равно молодец! 5240 это высота! Герой! Сейчас чаю тебе согрею! — хлопотал я. — Одно плохо, что Саша сам пошел. Ты же знаешь, это строго не рекомендуется. А он при этом, просто сумасшедший!

— Да, ну а что поделаешь?! Я дальше идти не мог! — постепенно отходил от сложного дня и перехода Эрик.

А еще через несколько часов раздался долгожданный тревожный звонок по рации. Я нажал заветную кнопку, и, скрывая волнение, просто сказал:

— Прием!

— Серега, это ты? — услышал я знакомый, взволнованный голос. Больше всего я испугался того, что Саша как-то странно, быстро и прерывисто дышит.

— Я! Искренне рад тебя слышать! Мы с Эриком сильно волнуемся! — ответил я, а сонный Эрик при звуке своего имени встрепенулся и подскочил на колени.

— Представляешь, мне до вершины метров сто пятьдесят осталось! — сказал Саша и громко хрипло закашлялся.

— Мы за тебя очень рады! Ты герой!

— Да подожди ты! — перебил он, задыхаясь — У меня страшная горняшка! Последнюю сотню метров к вершине ползу. Ничего не вижу, все как в тумане, видимо зрение тоже подвело, и отказывает.

— Немедленно спускайся вниз! — заорал я, впервые за весь поход растерявшись, и не представляя себе, что нужно делать. — Это один из симптомов серьезной формы горной болезни! Не дури! Мы тебя ждем здесь! Эрик со мной!

— Но она же так близко! Я же рядом! Я ее видел, пока совсем плохо не стало! Нужно только чуть-чуть доползти! — не желал сдаваться обессилевший, терзаемый хворью герой, собравший в кулак всю свою волю. — Я немного отдохну, и поползу дальше. Нужно совсем немного проползти. Жаль только сил совсем не осталось. Сильно тошнит и голова кружится.

— Знакомые ощущения! Ты только рацию не выключай, и никуда не двигайся. Я тебе через минуту перезвоню.

Я выключил рацию, и крикнул Эрику.

— Пулей к рейнджерам! Позови того доктора с грустными глазами, который меня здесь встречал. Он выглядит убедительно. Только быстро!

Эрик был парень сообразительный, и два раза повторять ему не пришлось. Через пару минут он, чуть не в зубах, притащил бородатого доктора с грустными глазами.

— У нас друг добрался практически до вершины, ему плохо стало. Очень плохо! Сил не хватило! Он почти ослеп, но ползет! Не хочет спускаться, и надеется все—таки достичь цели. А у меня просто не хватает дара убеждения заставить его спуститься. — протараторил я я, срывающимся голосом. — Он очень упрямый! Я очень волнуюсь!

— Он там что, один? — спросил врач, качая головой и строго продолжил. — Вы же знаете, что мы настоятельно рекомендуем не ходить на вершину по одному.

— Так уж сложились обстоятельства! — ответил я. — Теперь это уже не важно! Вы поможете его вытащить оттуда? У вас есть люди в штурмовом лагере?

— Там есть пару рейнджеров. Однако связи с ними у нас сейчас нет. Мы не сможем им моментально сообщить о случившемся. — ответили грустные глаза.

— Но хоть поговорить вы с нашим товарищем сможете? Меня он не слушает, а вас вполне может. Вы ведь профессионал, и будете для него авторитетом.

— Давайте рацию. Я попробую. — согласился рейнджер.

Я протянул ему нашу маленькую любительскую «Моторолу», и взгляд рейнджера стал еще более грустным.

— И вы с этим поперлись в горы? — спросил он, глядя мне в глаза.

— Все, что имеется! Я с ним разговаривал, слышно замечательно! Не теряйте, пожалуйста, драгоценного времени.

Рейнджер снова сокрушенно покивал головой, осматривая с сомнением прибор, и нажал кнопку вызова. Несколько минут никто не отвечал, однако в конце концов мы услышали сквозь прерывистое частое дыхание измученный голос смертельно уставшего человека.

— Прием! Серега, это ты? — спросил он.

— Нет, это рейнджер из лагеря. Помнишь меня? Я тебе руки лечил. Твои друзья рядом. Что случилось?

— Я практически у вершины, но очень устал. Пытаюсь идти дальше!

— Ваши друзья говорят, что все несколько хуже? Опишите симптомы? — потребовал рейнджер.

— Тошнит, голова кружится, что-то со зрением. Но я справлюсь! Сейчас чуть—чуть передохну, и пойду дальше.

— Он передохнет! — воскликнул доктор, на мгновение отключив микрофон, снова сокрушенно качая при этом головой. Видимо, это качание было его фирменным номером. А потом снова прижал заветную кнопку, и сдержанно продолжил свое чисто англо-саксонское иезуитское развитие мысли. — Вы можете конечно доползти до самой вершины. И возможно, вам хватит даже той малой толики сил, которая у вас осталась, чтобы это совершить. Однако не стоит тешить себя мыслью, что если отдохнуть, то станет легче. Этого не случится! Поэтому возникает вопрос. Если вы доберетесь до вершины, хватит ли у вас сил спуститься?

— Доктор, но она так близко! Ведь осталось совсем чуть-чуть! — голос Саши сорвался, и в нем послышались слезы. — Я хочу попробовать доползти!

— Тогда вопрос другой! Кому это будет нужно, если вы до вершины доползете, а назад вернуться сил не хватит? Ведь вы пошли один, в плохую погоду, поэтому рядом с вами никого нет, и подстраховать никто не сможет. Поэтому мы и не рекомендуем ходить на вершину по одному, и особенно в плохую погоду. Подумайте только об одном — кому это будет нужно? — обвивал доктор Сашу хитросплетением фраз и гипотетических вопросов.

— А если вы спуститесь вниз, то у вас будет возможность отдохнуть, набраться сил, и уже завтра снова штурмовать вершину. Ведь этот вариант явно лучше? Подумайте!

На некоторое время повисло тяжелое молчание. В трубке было слышно только тяжелое дыхание с вершины. Я чувствовал, что все висит на волоске! А потом, совсем для меня неожиданное.

— Доктор, я спускаюсь! Ведь действительно, завтра можно будет снова попробовать подняться?!

— Ну, вот и славно! У вас еще будут возможности отличиться! А сейчас потихоньку начинайте ползти вниз. Скоро вам должно будет стать значительно лучше.

— Спасибо вам, доктор! Буду ползти вниз. А то совсем плохо становится, да и холодно тут.

— Да, спускайтесь поскорее, там ниже минус сорока. Счастливо вам! До встречи в лагере!

— Еще раз спасибо! До свидания! — в трубке что-то щелкнуло, и Саша отключился.

Грустные глаза в последний раз окинули нас, и молча удалились восвояси. Подозреваю, что рейнджер видел в этом лагере множество разных компаний, и просто устал чему-нибудь удивляться. Хотя нет, не молча он ушел.

— Надо и себе такую рацию прикупить! — не смог не вставить шпильку на прощанье.

— Начать спускаться это одно, а спуститься вниз до конца, это совсем другое! — сказал я Эрику, когда рейнджер вышел. — Сане там совсем хреново, он устал и замерз. Насколько у него сил хватит, неизвестно. Нужно как-то предупредить рейнджеров в штурмовом лагере, чтобы они пошли его искать. Погода явно улучшается. Если будет необходимо, и вертолет уже сможет прилететь.

— Так связи же с штурмовым лагерем нет! — резонно напомнил мне Эрик.

— Да, но пока я вас ждал, слышал как кто-то переговаривался по-русски из нашего лагеря со штурмовым. Это значит что одна палатка у них здесь, а другая на 5240 м. Может быть, это украинцы. У них большая команда. Тогда они смогут передать информацию для рейнджеров в штурмовом лагере.

Я пошел к украинским палаткам, и, несмотря на то, что была ночь, разбудил ребят. Объяснил ситуацию, и попросил о помощи. Однако, к сожалению, помочь в этом случае они не могли. Оказалось, что мы слышали не их переговоры. Вся их группа шла одной командой, хоть и осмотрительно, но верно приближаясь к вершине. Поиски российской группы успехом не увенчались. Даже рейнджеры не смогли нам помочь. Вполне возможно, что россияне уже успели воссоединиться со своими коллегами в штурмовом лагере.

Оставалось только ждать. Это было томительно и невыносимо! На связь Саша не выходил. Я понял, что батареи в рации окончательно умерли. Но рация и так сослужила свою службу, и всего за сорок долларов. Именно столько она стоила!

Час проходил за часом, солнце, как назло, я думаю именно нам в назидание вышло, и ярко играло на снежных просторах, наконец-то освещая и согревая своими теплыми лучами царство снега, мороза и льда. Часть альпинистов длинной вереницей облепили заветный трос, а внизу даже выстроилась небольшая очередь, в ожидании последовать за ними. А Саши все не было. Хотя прошло уже больше суток, с тех пор как я остался их с Эриком ждать.

Конец экспедиции

Появился он только к полудню — изнуренный, грустный, сдавшийся. Я посмотрел ему в глаза и сразу же понял — наш поход окончен! Силы и пружины для продолжения борьбы исчерпались. Оставалось только утвердить план отступления.

— Как самочувствие? — спросил я.

— Уже все нормально. — грустно, с величайшим сожалением отвечал Саша. — Представляешь, до вершины было метров сто пятьдесят! Я видел ее! Но не дошел! Совсем плохо стало.

— Хорошо, что рейнджер меня все-таки уговорил! — неожиданно сознался он. — Ведь еще чуть-чуть, и вполне мог назад не дойти.

— А где ты так долго шлялся, можно спросить? Мы тут с Эриком места не себе не находили. Ждать наверное еще тяжелее, чем идти, скажу я тебе!

— Да я сильно устал, и остановился передохнуть в палатке у своего земляка и тезки. Они сейчас в штурмовом лагере, тоже манатки домой собирают.

— Неужели уже успели на вершину зайти? — удивился я. — Вроде же погода для всех нелетная была.

— Да, к сожалению, нет. Они сегодня рано утром вышли на вершину. Не успели и нескольких километров отойти от лагеря, как их догнали рейнджеры, и запретили идти дальше.

— Это еще почему? — удивился я во второй раз за последнюю минуту.

— Сказали что их двенадцатилетняя дочка очень молодая, чтобы подниматься на такие высокие вершины, что это безответственно со стороны родителей брать ребенка в такую сложную экспедицию, и что девочка с матерью должна идти вниз, а Алексей, если хочет, может продолжить восхождение. Представляешь?

— А девочка что, плохо себя чувствовала? Почему нельзя, все-таки?

— Да нипочему! Замечательно она себя чувствует! — ругнулся Саша. — Ты же этих подлецов знаешь! Сам меня научил выявлять! До сих пор самым молодым альпинистом, покорившим Мак-Кинли, считается американский четырнадцатилетний мальчик, вот они и решили, таким хамским способом не менять расстановку сил. Что им какая-то двенадцатилетняя девочка из Узбекистана?

— Вот козлы! Ну какая же может быть справедливость в демократической стране? Даже здоровье ребенка становиться инструментом дискриминации по национальному признаку!

— Да, я тоже расстроился, когда узнал!

— И что, Александр не боролся?

— А с кем бороться-то? Подъехали два рейнджера на лыжах, перекрыли дорогу, и сказали, что нужно поворачивать. Если бы не послушался, вообще больших неприятностей не миновать.

— Ну, понятно! Главное, что все живы, и наше путешествие окончилось вполне успешно. Иди отдыхай, и к вечеру будем собираться, пока погода не испортилась.

В базовый лагерь решили попробовать дойти за один переход. Ведь вниз идти легче. А оттуда все-таки лететь самолетом до Талкитны. Всю еду мы съели, а пополнить запасы на леднике не представлялось возможным, да и времени на обратный путь не оставалось. Дата отлета была зарезервирована всего через четыре дня, а до базового лагеря мы шли одиннадцать. Поэтому задача никак с правильным ответом не сходилась. Только в случае обратного перелета с ледника до Талкитны.

Погода совсем наладилась, и мы с завистью глядели на альпинистов, только собирающихся продолжить подъем. Провели финальную фотосессию, собрались, и во второй половине дня двинулись в обратный путь. Вниз, при хорошей погоде, действительно было идти легко и приятно, если бы только у меня не разболелось левое колено. Резкая боль под чашечкой пронизывала на каждом следующем шагу, поэтому я снова отстал, и вниз шел в традиционном одиночестве. Такая уж моя судьба! Чертово колено очень мешало наслаждаться величественными горными снежными пейзажами в последний раз.

Но один абсолютно поразительный пейзаж я запомнил. Нужно было обойти большой выступ, и так как дело было вечером, при переходе с одной стороны холма на другую обнаружился уникальный парадокс — один бок выступа грело солнце, а другой освещала своим тусклым скупым светом луна.

В остальном спуск прошел без проблем. Шли всю ночь, чтобы не терять времени и быстро идти по твердому, замерзшему насту. Дорога шла вниз, идти было несложно, не считая боли в чертовом колене, однако далеко, поэтому, когда утром добрались до базового лагеря, мы все-таки прилично вымотались. Из-за колена я пришел в лагерь часа через полтора после ребят. Оказалось, что Саша зря времени не терял и уже договорился насчет самолета. За сто шестьдесят долларов с человека, нас должны были забрать в четыре часа дня. Так что было еще несколько часов на отдых. Мы вырыли из заклада свой топор войны, лишние вещи и фонарики, вернули с благодарностью рейнджеру кошки, он меня сильно выручил, потом пошли в последний раз на леднике ставить палатку.

Полет домой

Импровизированная взлетная полоса располагалась прямо тут, рядом. Это было просто хорошо расчищенное и утрамбованное место на леднике. Сама полоса обозначалась пластиковыми саночками, вкопанными наполовину в снег с обеих сторон. Вот и всех делов-то! Самолеты были маленькие, разгонялись и стартовали с ледника на лыжах, а приземлялись уже в стационарном аэропорту Талкитны на колеса, которые также на них имелись.

Без четверти четыре мы, собранные и во всеоружии, готовы были грузиться в аэроплан.

— А где наш самолет? — поинтересовался Саша у пилота, с которым он договаривался утром.

Летчик уже успел отвезти одну группу в пасть цивилизации и вернулся за нами.

— Да вот он! Милости прошу! — показал рукой с видом, преисполненным гордости за свой летательный аппарат, летчик, на крошечный пропеллерный самолет.

Хотя гордиться, по-моему, особо было нечем! Я пору раз летал на «кукурузниках», так вот этот самолетик казался по сравнению с ним лилипутом.

— А сколько же в ваш самолетик влезает пассажиров? — с сомнением спросил Эрик.

— В аккурат три! Так что вы все поместитесь! — сообщил нам пилот.

— Замечательно! А как же мы погрузим свои рюкзаки? Мне кажется, что дверь слишком узкая? — уточнил Эрик.

Люк был действительно небольшой, как вход в домик «хоббита» из небезызвестного романа.

— А, это не проблема! — летчик стремительно подошел к самолету, снял люк с петель и поставил рядышком с самолетом, уперев верхней частью в корпус самолета, а нижней в наст.

— Еще что-нибудь? — с улыбкой поинтересовался летчик.

Мы дружно переглянулись, и Эрик сказал:

— Нет, спасибо! Просто мы никогда не видели, чтобы у самолетов двери снимались! А она в воздухе не отвалиться?

— Неа, не отвалится! Все надежно! Правда удобно?! — снова загордился своим крылатым чадом пилот. — Я пойду документы оформлю, а вы ждите. Скоро полетим.

Мы решили не ждать отмашки и запихнули наши скромные пожитки в самолет, чтобы не тянуть.

— Не пойдет! — сразу сказал пилот, внимательно изучив результаты нашей погрузки по возвращению. — Вынимайте все назад, наружу.

— А что не так-то? — полюбопытствовал Саша.

— Весь груз необходимо в хвост запихнуть, как можно компактнее. А вы его под борт сунули. Упадем так! — терпеливо пояснял пилот.

— Ну, за дурной головой и рукам работа! — прокомментировал Саша. — Разгружаем!

В этот раз пилот сам разместил груз в хвосте, еще раз осмотрел самолет и пригласил нас размещаться в салоне. Все по тем же соображениям оптимального баланса груза в салоне, я сел по правую руку от пилота, а Саша с Эриком разместились на двух задних сидениях. Все надели большие наушники, чтобы слышать возможные команды пилота, так как звукоизоляция в самолете отсутствовала напрочь. Окна закрывались точно на такие примитивные защелки, как и любые другие обыкновенные домашние окна. Мы несколько раз подергали и пооткрывали защелки, чтобы убедиться, что никакого подвоха тут нет. И его действительно не оказалось! Защелки были самые что ни на есть простые и ординарные.

Пилот заботливо водворил входной люк на свое место, и вправду, не лететь же совсем без люка, занял свое место, с деловым видом подергал за ручку какого-то дросселя, издающего противный скрип и обратился ко мне:

— Ты большой, смотри, не зацепи дроссель! — а его выступающая ручка, как назло, находилась прямо перед моим коленом. — А то упадем!

— Понятно. Постараюсь! — я уже не удивлялся, так как слышал предупреждение о возможном падении далеко не в первый раз.

— Пристегиваемся! И взлетаем! — продолжал пилот, внимательно следя за выполнением инструкций. — Как начнем разгоняться, может сильно трусить. Не пугайтесь! Вы надежно пристегнуты двойным ремнем. Ну а если очень сильно будет трясти, хватайтесь за стенки.

Через несколько секунд самолетик нещадно захрипел, загудел, винт начал потихоньку вращаться, набирать обороты и лопасти слились в быстро вращающийся веер. Корпус нехотя дернулся, сдвинулся с места и лыжи заскользили вниз, рассекая полосу, огороженную саночками.

Через несколько секунд мы оторвались от ледника и начали свое сорокаминутное обратное путешествие. Маршрут практически полностью повторял наши мучения по дороге к базовому лагерю. С высоты было очень интересно оценить и мысленно пройти весь недавно выстраданный путь обратно. Состояние ледников сильно ухудшилось — лето вступало в свои законные права. Появилось намного больше трещин и торосов, всю площадь покрывало множество голубых чистых озер, таких красивых сверху, и таких холодных на ощупь. Обходить такие озера и так занимало много времени, а теперь, когда их количество, как минимум, удвоилось, пеший путь еще более бы усложнился.

Ледники сменились реками, ледяные торосы джунглями. Иногда пролетали практически в нескольких метрах над хребтом. При этом летчик, обладатель неплохого, однако довольно черного чувства юмора говорил с энтузиазмом, подворачивая крыло над острым утесом:

— Ой, смотрите! На этом утесе на прошлой неделе самолет разбился! Точно такой как наш! Никто не выжил!

— Замечательно! — восхищался я.

Пилоту хотелось нас напугать, однако после горы страшно совсем не было. Самолет конечно не являлся эталоном надежности, но если мы таки дошли почти до вершины Мак-Кинли, то у нас почему-то была абсолютная уверенность, что назад в любом случае долетим.

И вот, еще немного, и ровная, серая взлетно-посадочная полоса у нас под ногами. Посадка прошла успешно, мы крепко пожали руки и поблагодарили широко осклабившегося пилота, всего за сорок минут вернувшего нас в лоно цивилизации.

Продолжение здесь.