Пригибая мыслящий тростник. Очерк международных отношений. Ч. 2. Эксклюзив

Роман Сергея Войтовича

Начало здесь.

Любимая Родина

Бывает государственная служба до обеда скучная, а потом веселая…

С. Войтович

Глава 1. Как становятся профессиональными госслужащими

Мои университеты

Прошло уже более семи месяцев после того, как я успешно вылупился из Украинской академии государственного управления при Президенте Украины, капиталистического аналога Высшей партийной школы советских времен, структуры, именем Президента высиживающей государственных чиновников высшего звена.

Я вылупился из золотого яйца — лучшие преподаватели, среди них действующие конституционные судьи и чиновники высоких рангов, практикующие зубры украинской политики и государственного управления, замечательная материальная база — новенькие компьютеры, полированные столы, а не привычные глазу, разрисованные древние парты, стажировки за границей, в конце концов, стипендия в размере предыдущей зарплаты. Казалось бы, поступил в академию, все равно что вытащил выигрышный билет на всю жизнь. Только учись хорошо, а дальше шагай год за годом вверх по карьерной лестнице профессионального слуги народа.

Но вот вопрос, который меня тревожил со времен, когда сказки я еще мог только слушать — если курица несет золотые яйца, какие из этих яиц могут получиться птенцы? По идее — золотые, но авторы сказок и история об этом умалчивают. Однако, если представить, что академия это курица, которая несет золотые яйца, а Президент петух, который командует курицей, то могу сказать, что цыплята, то бишь выпускники, никакие не золотые, а самые заурядные и, как показало время и практика, для пользы государственного управления никакой особенной ценности не представляющие. И не потому что отбирали недостойных или учили неправильно. А потому, что если бы цыплята были золотыми, а в данном случае, учитывая размер государственных средств, потраченных на их взращивание, как минимум серебряными, то государство хоть как-то позаботилось бы о достойном трудоустройстве выпускников самого государственного из всех государственных ВУЗов страны.

Однако, куда бы не декларировало наше государство вектор своего развития, все равно оно остается преимущественно славянским, а широта славянской души славится в веках. Видимо поэтому большинство выпускников, моментально забытые после последнего торжественного ужина по поводу окончания академии и петухом и курицей, были отправлены в свободный полет на неокрепших крыльях.

Но может оно и правильно. Выживает сильнейший — естественный отбор!

В академии учились разные люди и по разным причинам. Поэтому и дальнейшие судьбы у них совсем разные.

Не много, но были совсем молодые студенты, которым не опостылели предыдущие пять-шесть лет учебы, решили специализироваться в государственном управлении, и поступили в академию сразу по окончании своего первого ВУЗа.

Была также небольшая разношерстная группа коммерческих студентов. Каковы были их цели трудно сказать, хотя, если люди деньги платят, то явно хотят получить от государственной службы дивиденды большие, чем вложенные рублики.

Среди них встречались и очень примечательные персонажи. Например — Богдан. Родом с западной Украины, крепкий, крупный, коренастый, с сильными руками и пальцами, практикующий хирург киевской больницы скорой помощи, он хотел после выпуска из академии строить карьеру в министерстве здравоохранения.

Часто он приходил на учебу сразу же после суточного дежурства в больнице. Знания совсем непросто усваиваются после того, как провел несколько полостных операций, однако злое, парадоксальное медицинское чувство юмора его не покидало ни на миг.

— Ну, хоть в Академии согреюсь! — как-то зимним утром сообщил мне Богдан, характерно растирая лицо и руки. — В больнице жуткая холодина, даже в операционной.

Это было совсем неудивительно, ведь дело было на излете легендарных холодных и голодных 90-х.

— Так а как же ты операции делаешь, дрожа от холода? — удивился я.

— Операции это очень хорошо! Хоть у больного в животе руки погреть можно.

— Очень занятно. Хотя звучит довольно гротескно.

— Да нет, чистая правда! А вчера еще случай интересный был.

— Представляю! Ну, рассказывай.

— Ночью, во время дежурства, вызвали меня в приемное отделение — начал Богдан свое повествование. — Милиционеры, известные заплечных дел мастера, привезли пострадавшего подозреваемого, которого сами и избили. Больной, с отбитыми милицейскими ногами и дубинками печенками, лежит на кушетке и тихонько покряхтывает. Совсем ему плохо, сразу видно, что хорошо отделали, а он сдерживает из последних сил стоны, боится привлечь к себе дополнительное внимание экзекуторов, и смотрит вокруг обреченным взглядом.

— Ну, подошел я его осмотреть, — продолжал рассказ Богдан, — мученик со стоном повернул голову, и увидел перед собой меня (медицинскую шапочку Богдан не одел, а вид у него был весьма бандитский: мордатенький, коротко стриженный, с волосатой квадратной грудью, проглядывающей из-под медицинского халата, одетого прямо на голое тело).

— Бить будешь? — был единственный вопрос к Богдану, интересующий страдальца.

— Да нет, лечить буду! — с усмешкой ответил врач, осмотрел больного, и госпитализировал. В таких случаях он старался не возвращать жертву кровопийцам, чтобы не добили.

Однако вернемся к нашим баранам, вернее слушателям академии — будущим чиновникам.

В эпитете баран ничего оскорбительного. Умственные способности государственных служащих на высоком уровне, по крайней мере, ничем не хуже сотрудников коммерческих структур. Просто мало кто сразу, с детства и юности знает, какую стезю выбрать и чему посвятить свою единственную и неповторимую жизнь. Да и опыта зачастую недостаточно, чтобы полностью осознанные решения принимать.

И вот, тогда неведомые силы вовлекают, когда в вихрь, а когда просто в некую череду определенных жизненных обстоятельств, после чего человек обнаруживается на той или иной стезе. Иногда на государственной службе.

Бараны же украинские чиновники потому, что после того как безжалостный молот холодной войны расколол Советский Союз о наковальню лжи, предательства, идеологической несостоятельности и экономического коллапса, государственные чиновники одного из самых крупных осколков великой многострадальной страны были моментально обращены в стадо баранов, которое с завидным постоянством резали и стригли под видом перманентной административной реформы все, кому не лень.

Административная реформа — это просто бич Божий государственной службы в Украине. Она длится более двадцати лет и никогда не закончится. Каждый новый премьер-министр или президент хочет приложить руку, внести лепту, усовершенствовать, оптимизировать, перекроить неэффективную структуру власти и создать неоспоримый идеал. Но почему-то, как только на пост заступает следующий преемник, идеал меркнет, и снова необходимо какие-то государственные органы создать, какие-то уничтожить или просто переименовать, некие объединить или изменить структуру.

Теоретики украинской административной реформы уже давно поседели и состарились, переняли весь возможный позитивный и негативный американский и европейский опыт, получили награды и звания в бесконечных спорах о централизации и децентрализации, о зарегулированности и дерегуляции, в то время как оборотистые практики украинской политики оседлали, пришпорили страну и лихо машут шашкой налево и направо.

В чем же секрет такого непостоянства? В данном случае ничего сверх гениального — комбинация в два хода. Не имеет значения, плохая структура или хорошая, важно, что на государственной службе, в отличие от большинства коммерческих структур, хорошо работает трудовое законодательство. Насильно уволить человека непросто.

А вот если ты госструктуру переименовал, с чем-нибудь объединил, слил, ликвидировал, а потом создал сходную, но под другой вывеской, тогда да. Священное слово — реорганизация! Всех дружно увольняют, а дальше кому как повезет.

Лично знаю одного ценного кадра, на момент нашего знакомства заместителя министра. А недавно смотрю списки сотрудников (демократия и до нас наконец докатилась — на сайте можно должности и контакты работников госорганов найти), и надо же такое, в результате многочисленных реорганизаций человек скатился до главного специалиста — не нашлось правильных покровителей. Боюсь себе даже представить, в какой должности на пенсию выходить будет!

Так вот и происходит. Моментально перекрасившуюся после краха СССР украинскую партийную номенклатуру, в подковерных играх и заговорах оторвавшую лакомый кусок — независимость Украины, сменили днепропетровские промышленники, бесславно канувшие в Лету в борьбе с западными болтунами, на смену которым, в свою очередь, пришли нахальные, очень простые ребята из восточных горнодобывающих регионов, отличающиеся жадностью, изворотливостью, поразительной организованностью и мертвой хваткой. А уж кто им на смену идет, так вообще лучше не упоминать. И в результате каждой такой пертурбации, на бедный Киев, в котором расположены все центральные органы власти, волной накатывает то новая шляхта с запада, то орда с востока.

Наш вектор направлен на запад, мы очень любим там перенимать позитивный опыт, равняться на богатых коллег, у которых свобода, и при этом все по правилам, права защищены, обязанности священны, одним словом — благодать, законы работают и дороги прямые, без ям. Но вот насчет государственной службы, опыт перенимаем почему-то наполовину.

В развитых демократиях, если человек поступает на государственную службу — это пожизненная карьера. Чиновник работает, набирается опыта, планово растет его мотивация, присваиваются категории и ранги, продвижение по карьерной лестнице заслуженно и своевременно. После многих лет, отданных служению государству и народу, достойная пенсия.

Я встречал одного такого канадского пенсионера. Государственную структуру, в которой пенсионер работал, упразднили, когда ему еще и сорока не было. Подходящей должности в другой структуре не нашлось, тогда государство незамедлительно назначило пенсию и выплатило выходное пособие, которого хватило на покупку нескольких гектаров земли возле живописного озера, и на строительство дома.

Совершенно противоположным примером является мой соученик по Академии Андрей, который также стажировался в Канаде, и видел счастливого пенсионера. После окончания академии он работал, страшно сказать, в Кабинете Министров Украины! Во время «оранжевой революции» допустил фатальную ошибку — прицепил на кепку и носил оранжевый бантик, а также неожиданно вспомнил родной язык и заговорил исключительно по-украински.

— Андрей! — взывал я к нему. — Одумайся! Украинская политическая фортуна крайне капризная, а ты в Кабинете Министров служишь. Как бы не пришлось снова на русский язык переходить.

— Да не мели чепухи! — бурно возражал он мне. — Теперь наши к власти пришли, наконец-то Украина расцветет!

— Ну-ну. Успехов! Одно только могу сказать, ваши конечно к власти пришли, а натура человеческая при этом вряд ли поменялась. Оранжевые стяги на кепке это замечательно, но ты бы все-таки лучше не высовывался. Послушай доброго совета.

И вот, когда звезды снова неминуемо стали на свои места, доминирующее созвездие сменилось, как это у нас часто бывает, на полярное, Андрей, хотя и быстро снял свой бантик и снова заговорил по-русски, как я и предсказывал, все-таки потерял работу, вследствие очередной, неминуемой в связи со сменой власти, реорганизацией. Его сократили, заплатили по закону несколько зарплат, и отправили на биржу труда. Пятьдесят лет от роду — вся жизнь прошла на государственной службе. Достойную работу самостоятельно найти нереально. После длительных поисков, бывший выпускник престижного ВУЗа, многолетний сотрудник Кабинета Министров Украины работает теперь охранником на этаже в пятизвездочном киевском отеле с американской родословной.

Гипотетический вопрос — почему же у нас не так, как в Канаде? Структуры режем по западным лекалам, причем после каждой смены власти, по разным. А кадры после очередной реорганизации, безжалостно трусим как грушу. Кто остался висеть, тому повезло, разумеется, до следующей реорганизации. К следующей реорганизации вполне может созреть, будет струшен и съеден.

Вот для таких струшенных груш, Академия государственного управления часто и становилась последним временным прибежищем, как церковь при варварском набеге. Да оно и понятно, с одной стороны, кто же отпустит ценного сотрудника на полтора года учиться, толковых людей везде и всегда не хватает. С другой стороны, если ты пойдешь учиться, никто для тебя так долго место держать не будет — придется с боями вклиниваться, перспектива совсем неоднозначная.

Хотя были и такие, кто не держался за должность — потому что должность такая, как цепи, кроме которых нечего терять. Основные надежды, вроде меня, связывали со светлым будущим после окончания академии государственного управления.

Ну и какой же ВУЗ обходится без «мажоров» — всегда есть несколько. Академия для них это плановая ступень в карьере — просто очередной титул, в данном случае магистра государственного управления, в автобиографии. На учебе появляются редко — всегда есть очень важные дела. Потом неожиданно появляются под конец курса, и все свои длиннющие хвосты непонятным среднему обывателю образом легко сдают. После академии таких везунчиков всегда ждут достойные должности.

Хотя был один очень своеобразный западноукраинский «мажор» — представитель влиятельного клана юристов. После окончания юридического факультета, Витя мечтал о должности судьи, хотел стучать молотком и давать огромные срока по криминальным приговорам. Надо признать, в отличие от большинства «мажоров» в академии, учился он прилежно, был грамотным специалистом, хорошо разбирался в юридических тонкостях. Однако семья рассудила по-своему. Вместо громкого судейского молотка, Вите, сразу по окончании юридического факультета, в двадцать три года дали в руки доходные вожжи, которыми он погонял упряжь из трех сотен судебных исполнителей.

И справился даже лучше, чем можно было ожидать. Доходы казны росли. Нечистые на руку проходимцы безжалостно обирались. Закон торжествовал.

Так как еще до вступления в должность у Вити была и квартира, и машина, и с пищей насущной проблем не было — мама работала директором известного в его родном городе еще с советских времен ресторана, то это явно способствовало честности и альтруизму. Он не брал взяток, разве что иногда у мелких нарушителей бензином, когда были перебои, и судебным исполнителям не на чем было ехать изымать имущество.

Ну и результат этой его деятельности был легко предсказуем. Какие-то недовольные раскулаченные клиенты подло подкараулили борца за справедливость в подъезде, и несколько раз приложились куском трубы к голове, о чем остались характерные свидетельства, в виде многочисленных шрамов на лице и вмятин на голове.

И вот, от греха подальше, семья сослала Витю на полтора года в столицу, учиться в Академии, набираться знаний и ума-разума. Чтобы больше под трубу не подставлялся, а голову берег. Гордый герой отказался от финансовой поддержки родственников, и на протяжении всей учебы жил в общежитии на стипендию. Правда, каждую неделю встречал вагон с передачей, в виде очень вкусных домашних продуктов питания с западной Украины, славящейся своей хлебосольностью. К нему всегда было приятно зайти пообщаться и перекусить домашних кулинарных шедевров.

После окончания Академии, отец уговаривал Витю остаться в Киеве, предлагал должность в таможенном комитете. Однако боец настоял на своем, вернулся на старую работу, отбирать неправедно нажитое добро у нечистых на руку граждан. Не знаю, добавилось ли шрамов на Витином теле с тех пор, однако приятно осознавать, что хоть у кого-то материальное благосостояние не затмевает чувство справедливости.

В отличие от Вити и многих своих соучеников я, к моему большому сожалению, не мог похвастаться сколько-нибудь надежным материальным подспорьем.

После развода родителей, с пяти лет меня воспитывали преимущественно женщины — мама и бабушка, что не могло не сказаться на конечном результате. Мама работала в строительном НИИ на мелкой должности, а бабушка не спускала с меня глаз даже в детском саду, где я воспитывался, а она работала воспитательницей.

С папой, замечательным добрейшим человеком, мы виделись раз в месяц. Но это кратковременное общение, разумеется, не могло заменить полноценного мужского воспитания. Поэтому мужчиной пришлось становиться более-менее самостоятельно, и процесс значительно ускорили все те же легендарные 90-е.

До начала великого перелома мы хоть и жили небогато, однако семье вполне удавалось сводить концы с концами. Ну а после того как «прожектор перестройки» фатально озарил всю огромную страну, стало безумно интересно, но почему-то с каждым годом его свет становился все губительней и губительней, видимо озаряя страну каким-то особым видом излучения. Совсем грустно стало летом 1991-го, когда через десять дней после того как я окончил школу, умерла мама. Бабушка после этого сильно изменилась и начала потихоньку сдавать.

Папа был на похоронах. На старом кладбище между оградками и могилками очень узкие проходы. Я стоял позади — папа не плакал, но я заметил, как сильно дрожал его локоть. Прошло двенадцать лет после того как родители расстались, но память редко предает сильные чувства. Через два года он тоже серьезно заболел, и, несмотря на всю свою стальную волю и жизнелюбие не смог выкарабкаться. Маме стало там нескучно.

До Академии, в начале и середине девяностых, я учился в инженерно-строительном институте, получал мизерную стипендию, и чтобы хоть как-то сводить концы с концами, искал дополнительный приработок. Хоть самым распространенным и почетным в те времена занятием был бандитизм и рэкет, но это было явно не мое, тем более, что воспитание от окружающих меня женщин досталось мягкое. Я пребывал в состоянии полной неопределенности, когда судьба в очередной раз меня неожиданно лягнула, и совершенно неожиданно открылись политические перспективы, благодаря которым я несколько лет ярко занимался подготовкой и проведением многочисленных избирательных кампаний, которые следовали одна за другой, ввиду специфики украинского избирательного законодательства того времени. Но это уже совсем другая история.

Знакомства и опыт, приобретенные в выборных кампаниях сослужили добрую службу, в результате чего мне всеми правдами и неправдами все-таки удалось поступить в Академию и более-менее спокойно существовать со своей престарелой бабушкой в нашей скромной двухкомнатной «хрущевке».

Еще в раннем детстве я интуитивно чувствовал, что от окружающих ничего особенно хорошего ожидать не приходится, поэтому при общении с незнакомцами готовился, в основном, к какому-нибудь подвоху. Всегда поражает несоответствие между тем что декларируется, и житейскими реалиями. В детстве бабушка постоянно цитировала мне книгу «Детство Темы» и назидательно повторяла: «Главное быть честным и добрым!». Маленький апокалипсис 90-х перечеркнул эту великолепную цитату жирной линией.

К моменту окончания университета моя бабушка сменила пластинку — лирику на поп. Вместо призывов к доброте и честности, я теперь, как оказалось, был слишком гордым и дружил не с теми друзьями. Друзей, по ее мнению, нужно было подбирать по степени полезности в жизни. Ну да что только не придет на ум пожилому человеку.

Родители уже несколько лет как отбыли в мир иной, и больше ничем помочь не могли, бабушка сильно сдала, друзья у меня были надежные и замечательные, но в карьерном росте действительно абсолютно бесполезные. Поэтому, честно говоря, я не очень удивился, когда вскоре после последнего звонка в Академии оказалось, что мои крылья самые неокрепшие из всех моих соучеников.

В отличие от большинства из них, до Академии я практически не работал на государственной службе. Возвращаться мне было некуда, просить некого, да и не хотел — приходилось искать самому что-то абсолютно новое.

На ум часто приходила небезызвестная притча:

Пролетает пчелка, груженная нектаром, мимо крепко задумавшейся коллеги.

— Привет! О чем задумалась?

— Привет! Да вот думаю, что делать, как зиму пережить!

— Так чего же тут думать! Ни о чем не думай, работай самоотверженно, собирай нектар, носи в улей, создавай запас и все будет отлично.

Однако вся суть в том, что обе пчелы совершенно не подозревают о том, что решение вопроса выживут они или не выживут зимой, целиком зависит от того, сколько питательных сладких дощечек пасечник соизволит оставить им в улье для пропитания на зиму.

Продолжение следует здесь.