Пригибая мыслящий тростник. Очерк международных отношений. Ч. 26. Эксклюзив

Роман Сергея Войтовича

Предыдущая часть здесь.

Преображение

Следующие два дня, хоть погода и была плохой, идти было значительно легче. Гематома на руке спала, раны от солнечных ожогов начали потихоньку затягиваться. Валуны спрятались под толстым слоем снега, снова наступила пора снегоступов и саночек, а я хоть еще и отставал от друзей, однако не так значительно, а перед тем, как достигли конца ледника, не отставал вообще. Видимо, организм начал адаптироваться к походным условиям. Задыхался я намного меньше, в теле ничего больше не ломило и не стреляло, и сильно беспокоили только намуляные узлами донельзя синяки на плечах, и слегка подвернутая в джунглях нога. С каждым днем я становился все сильней и сильней, мог как робот идти долгие километры, и при этом наслаждаться окружающим пейзажем и радоваться жизни. Со временем я начал ловить себя на мысли, что только в горах, идя из одной точки в другую, человек может быть счастлив. Почему-то казалось прекрасным, что нет ни времени, ни желания углубляться в высокие материи, что из головы улетучились все печали, сомнения, идеи, ожидания. Есть только точка А, и некая, утром невидимая и еще такая далекая точка Б, до которой предстоит дойти.

Если в первые дни я все высчитывал и сомневался, особенно когда начал подолгу оставаться один, если вдруг что случится, хватит ли у меня сил добраться назад, то после всех видов джунглей, на леднике, я осознал, что назад пути нет, теперь только вперед! Я полностью успокоился и больше не волновался о конечной цели. Она была абсолютно не важна в масштабах дня. В масштабах дня стоял только один вопрос, как дойти от сих до сих? И именно только ответ на этот вопрос и занимал все внимание! Как лучше идти, где свернуть, каким образом эффективнее обойти очередное красивейшее абсолютно прозрачное озерцо во льду, нежно-голубого цвета, а начали такие озерца встречаться на леднике все чаще. Хоть вершина и оставалась основной целью, однако все силы, внимание, порывы сместились с общего плана на конкретный простой процесс — со всем упорством двигаться вперед! Хоть мозг и фиксировал обалденные виды и красоты природы, царство воды, снега и льда вокруг, однако главной целью стал переход с одного места на другое. Со мной произошло какое-то скатывание в животное состояние, и, как это не ужасно, я был от этого невероятно счастлив! Все мои мелкие страсти, конфликты, чувства, переживания за учебу, близких, свою дальнейшую судьбу, меркли в тени величественных льдов и гор, изредка приветствующих нас далекими и близкими лавинами.

Только на леднике я, городской житель до мозга костей, в первый раз в своей жизни почувствовал полное единение с природой. С каждым шагом, с каждым километром я чувствовал поток энергии, врывающийся внутрь меня с холодом, теплом, светом, влагой извне и где-то там, глубоко, на самом дне моей души соединяющийся в великой жизненной силе с моей внутренней, давно покрытой шлаком цивилизации, энергией, создающей нечто абсолютно новое, непривычное, не имеющее названия, внутри меня. Хотя нет, есть этому название! Это Жизнь! Жизнь с большой буквы! Когда у тебя нет ни крыши над головой, ни надежной почвы под ногами. Когда надеяться не на что, кроме своих ног и превратностей природы, и ты больше не боишься, доведется ли вернуться назад. Ведь это не имеет никакого значения, когда твоя цель впереди! И ведь что удивительно, чем больше я отдавался такому, чисто животному способу мышления и жизни, чем сильнее просыпались мои инстинкты, тем больше я становился человеком! Тем больше я понимал, что значит жить, жить по-настоящему, не марая ноги в пыль, наметенную на человеческий путь так называемой цивилизацией. Я был очень благодарен Сане за то, что он затащил меня сюда, что бросал меня одного, наедине со своими мыслями, что заставил что-то понять и перевернул все мои жизненные ценности и ожидания с ног на голову.

В первый раз в жизни рухнула стена моего отчуждения от планеты Земля, в первый раз я почувствовал себя одним целым с миром, который создал меня, и как я вдруг осознал, любит, и всегда любил своего блудного сына, практически утонувшего в мелочности чувств и ничтожности побуждений. Глупо было человечеству строить Вавилонскую башню! Она просто обречена была рухнуть под бременем мелких человеческих страстишек, страхов и грехов. А ведь для обретения Господа не нужно башен, достаточно просто зайти на высокую гору, например такую, как Мак-Кинли.

Переход к «Калхитне»

С такими мыслями я подошел к концу ледника «Каникула». Теперь грозные хребты, шумящие лавинами, возвышались не только по сторонам, но и прямо перед нами. И только слева, в конце ледника, было единственное, хотя не очень широкое, однако и не высокое место, по которому можно было перейти на другой ледник, куда и лежал наш путь.

Однако место выглядело весьма опасно и угрожающе. Это был подтаявший ледяной каскад, замерзший водопад, с множеством опасных узких переходов и сомнительной крепости карнизов. Хуже всего было то, что ледяные глыбы и переходы между ними были сверху засыпаны снегом, что не позволяло точно определить уровень опасности.

Когда подошли, верхняя часть каскада находилась в плотном тумане. Поэтому решили разбить лагерь у подножия, в ожидании хорошей погоды.

И она не заставила себя долго ждать. После трех дождливых дней, мы радовались ярко сияющему солнечному свету, как никогда! Подъем на каскад начали еще ночью — лед крепче, да и снег рыхлый днем, ведь при плюс двадцати даже в снегоступах проваливаешься в него почти по колено, а ночью, когда солнце слегка заходит, температура падает до минус двадцати, двадцати пяти градусов. Снег быстро превращается в прочную корку и идти гораздо легче.

Подниматься по каскаду было как-то жутковато. Сильно подтаявшие глыбы карнизами нависают одна над другой, и выдержит ли такой карниз человеческий вес, остается загадкой, пока на него не наступишь, и не попробуешь.

— Саша, ты же говорил, что в опасных местах будем привязываться? — на всякий случай спросил я, хотя ответ мне был ясен заранее.

— Да ничего тут особенно опасного нет. Мы и так из графика выбились. Нам нельзя задерживаться. Придется рискнуть!

— Понятно! Значит рискнем! Вы с Эриком меньше, а я чуть-чуть больше. Ведь я вешу как минимум на дваадцать килограмм больше любого из вас.

— Ну кто же виноват, что ты столько весишь?

— Да нет! Все нормально! Это я так, к слову! Но если что случится, будет на твоей совести. Ведь ты же лидер нашей экспедиции?!

— Да все будет отлично! Я первым пойду!

— Не сомневаюсь! Я замыкаю, как всегда!

— Я чувствую, что ты наверное захочешь остаться в базовом лагере, и не рискнешь подниматься на гору. Там ведь будет еще опасней?

— Посмотрим. До базового лагеря нужно еще дойти, и, как минимум, не убиться.

— Ну почему ты так мрачно на все смотришь?

— Да твой излишне рискованный способ подъема оптимизма не добавляет!

— Если привяжемся, то на этом каскаде целый день потеряем. Ты что, хочешь поход сорвать?

— Да нет, пойдем. Просто я считаю риск чрезмерным. Поход может на этом каскаде и завершиться.

— Да не говори чепухи! Все будет хорошо! Если будет действительно опасно, тогда привяжемся. — как обычно отмахнулся Саша.

— Ну, хорошо, так хорошо! Чего тогда время терять? Вперед!

В этот раз Саша оказался прав. Подъем был очень крутой, мы долго змейкой переходили с одного уровня каскада на следующий, изредка делая передышки, и только к полудню вышли наверх, где и сделали большой привал с обедом. Мы так и не привязывались. При этом лед ни под кем так и не проломился. Удача была на нашей стороне. Хотя при таком подходе, какое-нибудь происшествие было лишь делом времени.

Прозрение

Ледник «Каникула» остался далеко внизу, сверху на него открывался величественный вид, глаз охватывал практически весь пройденный по этому леднику путь. Мы сидели в снегу, отдыхали, перекусывали, и глядели то в одну сторону, на уже пройденный этап, то в другую, на ледник «Калхитна», который виднелся далеко внизу, но уже по другую сторону хребта. К нему вело громадное снежное поле, охватить которое едва хватало обзора. Так как вышли мы ночью, то обед пришелся на утро, солнце только вставало, что не позволяло сходу оценить все величие открывшейся перед нами картины. И только после того, как солнце вошло в свои законные дневные права, гигантское белое бесконечное пространство засияло во всей своей красе! Оно просто потянуло меня к себе. В каком-то сверхсознательном состоянии я встал, быстро собрался, и вышел первым. Я просто не мог позволить друзьям испортить такой вид. Я обязан был идти первым, буравя это бескрайнее поле сверкающих бриллиантов, отливающих и причудливо играющих в солнечном свете благородными переливами невероятно ярких цветов.

От такой красоты можно было ослепнуть, и только надежные солнцезащитные очки не позволяли этому немедленно произойти. Друзья остались позади, не имея больше ни одного шанса вырваться вперед. Оказалось, что красота, впитанная человеком, может придать дополнительный импульс, влить мегатонны сил, может заставить забыть, где ты находишься, возвысить и унести вдаль. Я не шел, а просто несся с тяжелым рюкзаком и саночками вперед, где на многие километры, насколько хватало глаз, не было ни единого следа на белом гладком холодном ковре, излучающем при этом свет и тепло, преломляющем солнечные лучи в энергию красоты и жизни.

Я и не заметил, как нежданные слезы очищения от мирских забот, показались из-под моих очков. Я никогда не видел в жизни ничего красивее. Дураки борются за алмазы и бриллианты, чтобы потом тайно, во избежание того, чтобы их не украли, насладиться сиянием камней. А тут просто под ногами рассыпаны тонны, целые поля бриллиантов, причудливо играющих в солнечном свете, поражая воображение и даря никак не меньшее наслаждение. И для покупки этих богатств деньги не нужны. Достаточно просто в горы пойти.

Снежная долина стала для меня главным откровением всего похода! Чего-либо красивее этого ярко сияющего бесконечного поля, я никогда в жизни не видел.

О приятелях я вспомнил только где-то посредине перехода. Неожиданно ощутил на себе злой взгляд Эрика, которым, как оказалось, он буравил мою спину, изо всех сил пытаясь меня догнать. По его напряженной, собранной фигуре было видно, что он напряг с этой целью все имеющиеся силы, и просто никак не мог осознать, почему еще два дня назад я сильно отставал, а теперь он, бегун-марафонец, не в состоянии меня догнать. Это просто не укладывалось в его американской голове.

— Эрик, это просто не твой день! Только я сегодня хозяин этого места, и как бы ты не напрягался, все твои усилия пойдут прахом. Ты не будешь своей бороздой и жалкой фигурой маячить передо мной и портить самый красивый вид, который мне выпал в этой жизни! — подумал я, когда обернулся. — Может ты и марафонец, однако сегодня тебе не хватит всех сил и тренировок, чтобы победить меня, скромного киевского обывателя и лентяя. Просто звезды стоят таким образом!

При этом мне было страшно жаль Эрика. Он был спортсменом, и весь его мозг был залит до краев духом соперничества, ущемленное самолюбие заставляло концентрировать все силы на борьбе за первенство на этом отрезке.

— Господи, ну почему он просто не посмотрит по сторонам и не поймет, что для того чтобы практически лететь по этой снежной долине, не чувствуя под собой ног не нужны никакие тренировки! Нужно просто оглянуться вокруг, оценить величие момента и ринуться в объятья божественной красоты, обступившей нас со всех сторон.

— А он просто какой-то творческий кастрат! А еще гуманитарий! Русскую филологию осваивает, а душу так постичь и не сможет! Ничего не поймет и не оценит! Зря четыре года учился! А я так надеялся, что хоть человек, питающийся с мусорников, сможет прозреть.

Пока Эрик буравил взглядом мою спину, Саша выполнял сегодня мою роль. Он сильно отстал, и пас задних. Однако, не выдерживая высокого, заданного мной темпа, он даже не пытался нас настичь. Шел в своем обычном режиме и, как всегда, наслаждался каждым моментом своей непоседливой жизни. Он также недооценил величие момента, правда совсем по другой причине, чем Эрик. Саша поставил целью жизни радоваться любой минуте своего бытия, независимо от того, действительно ли эта минута радостная, или не очень. Радовался просто самому факту, уникальности жизни, со всеми ее удачами и превратностями, дарованными нам судьбой, или Богом. Однако о Боге тут не будем, у Саши были довольно расплывчатые религиозные представления. Каким-то уникальным образом, он верил во всех существующих богов сразу. И как результат такой бездумной радости всему сущему, от последнего камушка до вершин человеческой мысли, Сашино бытие девальвировалось, глаз замылился, и он больше не мог со всем достоинством оценить красоту момента.

Ему конечно нравилось бескрайнее белое поле, и он искренне радовался своему присутствию в этом месте в такой замечательный момент, однако радовался ненамного больше, чем откровенно удивлялся, или делал вид что удивляется, любой другой минуте.

Поэтому реально ценил важность именно этого перехода только я, и никто не имел никакого морального права идти передо мной в этот выдающийся день. Так что все три часа беспрерывного счастья, пока мы не дошли до конца поля и не вышли на ледник «Калхитна» остались целиком за мной. Что удивительно, когда я остановился и дал очень запыхавшемуся и уставшему Эрику наконец-то себя догнать, то с удивлением отметил, что дыхание у меня абсолютно ровное, в первый раз я не запыхался и совершенно не чувствовал себя уставшим. Даже наоборот, определенно присутствовал подъем жизненных сил! Я громко и яростно кричал, размахивая руками, стараясь нарушить немоту гор. Широченный ледник моментально гасил мои громкие крики, как будто напоминая, что человек в этом пустынном месте только гость, гость редкий, и не всегда желанный, и что стыдно нарушать своими визгами покой величественных гор, вечных повелителей этих пустынных мест. И только грохот далеких лавин звучал мне ответом.

Как только Саша присоединился к нам, решили тут же разбить лагерь. На сегодня мы прошли вполне достаточно. Был день, солнце светило вовсю, поэтому снег был рыхлым и глубоким. А идти по колено в снегу, и это в снегоступах, жестокая пытка. Поэтому решили хорошенько отдохнуть днем, а выйти уже ночью, когда мороз скует поверхность ледника, и по надежной твердой корке мы быстро двинемся к цели, да и морозец будет подгонять нас вперед.

Большой ледник

Поменяв день на ночь, мы не прогадали. Все было так, как и рассчитывали. Я больше не отставал. Сил было почему-то вдоволь, и одышка мучить перестала. Русло «Калхитны» вело нас прямиком к цели, корка под ногами была прочной, крепкий морозец бодрил и толкал вперед. Часто попадались озерца, образовавшиеся на леднике во впадинах. Они были прозрачно-голубые, непонятной глубины, потому что через абсолютно прозрачную и чистую воду, тяжело было определить насколько озеро глубокое. Чтобы не очень часто обходить такие озерца и ледяные торосы, во множестве присутствующие ближе к середине ледника, мы жались вправо, поближе к хребту, однако не слишком близко, чтобы не засыпало лавиной. Множественные следы небольших лавин были видны практически на всей протяженности хребта. Схода вначале лета можно ожидать практически в любую минуту. Продвигаясь недалеко от хребта, было интересно рассматривать горы и разные отроги ледника, часто отвесными ледяными утесами нависающие справа. И если во время приближения к «Каникуле» срез был изумрудного цвета, то здесь преобладали чистые голубые оттенки.

Ледник был очень широкий, надежный, путь лежал прямо, хорошую дорогу было найти нетрудно. Однако к утру мы достигли места, где ледник круто забирал вправо, и по всей своей огромной ширине его перерезали огромные замерзшие волны, замершие навсегда в своем яростном величии. Снова рельеф отличался множеством провалов, ям, карнизов. Тут и разбили лагерь, в ожидании сложного перехода через царство ледяных торосов, преградивших нам путь. А за этим царством, по нашим расчетам, был уже недалеко и базовый лагерь.

— Саша, снова привязываться не будем? — без особой надежды спросил я.

— Не, не будем! Нужно торопиться! И так больше десяти дней идем!

— Так тут же очевидно, что опасно? Смотри, какие провалы! И какой глубины, непонятно! На вид метра три-пять, а что там под снегом, не очевидно. Вдруг глубокая трещина?

— Ничего, ерунда, прорвемся! Аккуратно пройдем с холма на холм, — а многочисленные трещины, гигантскими морщинами исполосовавшие ледник, а также ледяные глыбы, крутыми холмами торчащие из бездны были покрыты толстым слоем снега. — в трещины постараемся по возможности, не спускаться.

— Снова повторюсь! Ты же понимаешь, что я из вас самый тяжелый, и рискую больше всех?

— Ну и? Я тоже повторю! Что же делать, если ты самый большой и больше всех весишь?

— Да ничего не нужно делать! Если ты снова считаешь, что сейчас можно идти не привязываясь друг к другу, тогда все нормально. Просто ты как командир отвечаешь, чтобы все вернулись домой живыми и здоровыми! Я только об этом. Об ответственности!

— Да чего ты снова начинаешь? В прошлый раз нормально прорвались, ну и сейчас, Бог даст, выберемся! Если привяжемся, то много времени потеряем.

— Хорошо. Договорились. Тогда больше и говорить не о чем. Я же говорил тебе, что все не случайно на ледник самолетом летят. Что тут, по дороге к леднику будет полная задница. Поэтому и времени, вполне логично, много потеряли. Ну да, как говорится, «Снявши голову, по волосам не плачут!».

— Я пойду первым, буду дорогу разведывать, ты в середине, самое безопасное место, а Эрик замыкающий. — изложил Саша нехитрый план перехода. — Так что я снова рискую больше всех!

— Да я знаю, что ты герой, речь не об этом! Просто я бы постарался риски минимизировать. Но решение за тобой. Не проблема!

— Тогда пошли!

— Ну, пойдем! Хотя предчувствия у меня какие-то нехорошие! А меня они редко обманывают!

— Не нагнетай! В путь! — закончил наши пререкания Саша.

Полдня мы переходили с одной огромной снежной кочки на другую. Самым слабым местом были ледяные мостки, соединяющие один холм с другим. Они висели над трещинами, и в любую минуту могли рухнуть. Поэтому их переходили по очереди. Если один упадет вниз, чтобы остальные могли помочь выбраться. Хотя результат падения, в лучшем случае с трех-четырех метров, трудно предугадать, тем более что внизу был снег, и было непонятно, насколько яма реально глубокая.

Между некоторыми кочками перемычек уже не было, поэтому приходилось аккуратненько спускаться в яму, а затем подниматься на следующий холм. Таким образом мы преодолели значительную часть пути, ровный путь и избавление от громадных волн с бурунами, замершими во льду было уже близко, когда я, совершенно неожиданно, утратил почву под ногами.

Трещина

Я совершенно не успел сообразить, как такое могло произойти. Полминуты назад Саша прошел это место совершенно спокойно, а теперь я беспомощно вишу, неизвестно над чем, схватившись за снег руками. Висеть было почему-то не трудно. Снег успел размокнуть и был довольно глубоким, поэтому цепляться за него было удобно. Я спокойно держался, даже с рюкзаком, и больше всего боялся, что сейчас за мной поедут и саночки, а мосток шел под легким уклоном вниз, провалятся, и потянут меня вниз. Но паники не было!

— Саша! Саша! Стой! — позвал я. — Эрик, а ты не подходи!

— Что опять случилось? — недовольно спросил Саша.

— Я провалился! — просто констатировал я.

— Ну так выбирайся! Чего ты ничего не делаешь? — удивился Саша.

— Это тебе кажется что я ничего не делаю, а я на самом деле очень активно болтаю ногами!

— Ты просто в сугроб провалился! Давай выбирайся! Хватит шутить!

— Саша, давай ты подойдешь, и меня вытащишь, без лишних разговоров. Пока саночки за мной не поехали, и я вместе с ними не провалился в тартарары.

— Не может быть! Попробуй ногой зацепиться? — начал потихоньку осознавать ситуацию Саша.

— Я пробовал много раз. Не получается! Я на карнизе вешу. Только руками держусь за снег, а они уже прилично замерзли. Еще раз говорю! Подойди, и вытащи меня!

Я действительно пытался дотронуться ногой до какой-нибудь твердой поверхности, однако никак не мог дотянуться, даже в снегоступах. Саша наконец-то мне поверил, снял свой рюкзак, отстегнул саночки, и начал ко мне аккуратно подбираться. Он подошел достаточно близко, чтобы дотянуться хотя бы до моего рюкзака, торчащего сверху. Ухватился за ручку, и выдернул меня из дырки, как морковку из грядки.

Некоторое время я молча лежал на животе, прямо так, как Саша меня выдернул, яростно закусывая свежим снегом, и искренне про себя молился, наверное, в первый раз в жизни. Я пытался доступными словами объяснить Богу, что я сам о себе не очень-то беспокоюсь, и что если в мире станет одним оболтусом меньше, то он от этого явно не пострадает, да вряд ли и заметит мое исчезновение. А вот моя восьмидесятилетняя любимая, ни в чем неповинная бабушка, которая ждет внука с нетерпением в Киеве, вряд ли переживет такой неожиданный удар, и мне ее очень было бы жалко. Поэтому ради несчастной старушки, не нужно допустить, чтобы со мной случилась какая-то неприятность. Она то уж точно не заслужила огорчений!

На лбу выступила испарина, я постепенно начал приходить в себя. Снег был холодный, мокрый и вкусный.

— Я же говорил тебе, что нужно было пристегнуться друг к другу! А если бы я упал? — обратился я к Сане, сидящему неподалеку.

— Хорошо, сейчас привяжемся. Дальше пойдем еще аккуратней. — наконец-то сдался отчаянный упрямец. — Уже недолго осталось. Ну почему же все-таки происшествия только с тобой случаются?

— Я же тебя сразу предупреждал, что я тяжелее всех.

Я обернулся, и увидел за собой дырку, в которой еще недавно болтал ногами. Насколько глубоко было до дна ямы, я не рассматривал. Не рискнул подойти. Я отвязал саночки и потянул за веревку, к которой они были привязаны. Санки лихо перескочили препятствие, оказавшись по эту сторону от дырины. Оставалось переправиться Эрику, со своим багажом. Эрика тоже переправляли частями. Сначала перевезли саночки, потом Эрик перекинул на нашу сторону рюкзак, а затем и сам перепрыгнул препятствие, как заправская горная антилопа.

Когда яма осталась позади, мы привязались, Саша еще раз провел инструктаж, и двинулись дальше. Необходимо было любой ценой дойти до базового лагеря. До конца кочек было не очень далеко, однако Саша оказался прав, на привязи идти оказалось действительно значительно медленнее. И мы больше не практиковали такой способ передвижения до конца экспедиции. Как только холмы остались позади, сразу же отвязались, и каждый в своем личном темпе двинулся к базовому лагерю.

Базовый лагерь

Дальнейший маршрут лежал вдоль ледника вверх, а базовый лагерь расположился в стороне, справа. Поэтому крюк решили не делать, а поставили палатку посреди ледника. Расположились, покушали, а затем Саша с Эриком отправились в лагерь доложить рейнджерам о том, что мы прибыли к началу маршрута, и готовы выдвигаться.

Для большинства, а людей здесь шастало уже довольно много, что вызывало у меня даже некоторую легкую ревность, ведь целых десять дней эти горы принадлежали только нам, а теперь кругом тьма народу шляется туда-сюда, именно отсюда начинался маршрут. Мы же находились уже где-то на середине нашего пути, и вторую часть маршрута, тридцать километров до вершины, шли вместе с другими альпинистами, решившими в этот год покорить Мак-Кинли.

А я отдыхал, и ждал прибытия друзей с новостями из базового лагеря. Остался именно я в палатке не только потому, что кто-то должен был ее охранять. Просто не хотелось выслушивать возможные Сашины намеки, что это мой последний шанс улететь с ледника без боя, и чтобы я хорошенько об этом подумал. Решение мной было принято с самого начала, а я просто ненавижу сворачивать с единожды выбранного пути.

Часа через полтора я услышал знакомый хруст снега, сминаемого снегоступами, и мои друзья очутились в палатке.

— Ну что, какие новости? — спросил я.

— Все нормально, ты спасен! — ответил Саша, протягивая мне пару кошек. — Один из рейнджеров одолжил тебе свои запасные. Нужно будет вернуть на обратном пути.

— Ухты! Вот это да! Хорошо, что у него нашлась вторая пара! Я спасен! — радовался я. — Спасибо вам! Удружили! А то я прямо и не знал, как быть без кошек!

— Это еще не все! — улыбнулся Саша. — Познакомились с большой украинской экспедицией. Их там двенадцать человек. Узнали что из нас один киевлянин, передали тебе презент.

При этом Саша протянул мне бумажный промасленный пакет.

— Сало! Это же настоящее украинское сало? — радовался я как ребенок, поднося открытый сверток, с небольшим куском сала к лицу. — Вкус и запах родины! Класс! Жалко, что я с вами не пошел! Земляков бы с удовольствием повидал! А-а!

— Да, хорошие ребята! Сегодня прилетели, и остаются на день в базовом лагере, с целью акклиматизации. А мы дальше ночью пойдем. Ведь акклиматизировались мы достаточно!

— Определенно акклиматизировались! Я себя уже местным жителем чувствую! А еду нашу нашли?

— Да, молодцы норвежцы! Все закопали, как договаривались. Так что теперь мы при провианте. И при топливе. Купили два баллона горючего для примуса.

— Отлично! Отправляемся к вершине во всеоружии!

— Да, а в лагере зарыли все лишнее: топор, часть одежды, так и не понадобившиеся фонарики. Я тоже со своим земляком познакомился. Мой тезка! Он настоящий зубр, очень опытный альпинист из Узбекистана. На Эверест поднимался. Теперь готовится здесь ко второму восхождению на самую высокую вершину в мире. А по самому простому маршруту идет потому, что в экспедицию кроме жены, которая тоже опытный альпинист, взял свою юную двенадцатилетнюю дочь. Представляешь?

— А не рано девочке на такую-то гору?

— Да нет, она молодец! С детства в горах! Она чемпион Узбекистана по горнолыжному спорту среди юниоров.

— Да, наверняка, действительно молодец.

Восхождение

Ближайшей ночью мы покинули базовый лагерь, раскинувшийся на высоте 2200 метров, и направились по направлению к вершине. Оказалось, что издалека ее гораздо лучше видно, особенно, когда вершина не затянута облаками. А на самой горе вообще сориентироваться и понять, куда нам нужно идти к вершине, совсем не просто. Видны только некоторые склоны, а вершина скрыта где-то далеко, в неизвестности. Хорошо хоть заботливые рейнджеры натыкали вешек с флажками, отмечающими путь. И если погода хорошая, то по ним легко ориентироваться, а вот если вершину затянула тучка, то дело дрянь, лучше и не рыпаться.

Испражняться теперь приходилось исключительно в специальную тару, суперпакеты, и везти это все дерьмо с собой, в саночках. Мы и раньше уже приступили к этому странному ритуалу, как только ступили на ледник, ведь Саша профессиональный эколог, и поэтому внимательно следил, чтобы наша экспедиция не обижала и не оскверняла своими фекалиями дикую природу.

До первой стоянки шли долго, очень долго! Практически все время под гору. Ноги заплетались. Сильно устали. Особенно учитывая то, что в базовом лагере отдыхали не долго, испытывая дефицит времени, быстро решили все вопросы с рейнджерами, и как можно быстрей устремились к вершине.

И наконец-то, заветные две девятьсот! Как я уже сообщал, шли мы, в отличие от большинства остальных альпинистов, только вверх. Они же, как заботливые муравьи шастали с грузом то вверх, то вниз, запасаясь продуктами на черный день, делая продовольственные заклады на разных высотах. Вешками с флажками, отмечающими места закладов, было утыкано все доступное пространство в районе стоянок. Сразу вспомнились школьные уроки физики. Работу они делали ту же самую что и мы, общий груз мы несли наверх вполне сопоставимый, а вот перемещений туда назад и снова вверх они делали гораздо больше. Но при этом им было не так тяжело идти, как нам, ведь нужно было каждый раз тащить только часть груза, а времени, конечно, которого у нас и был дефицит, они тратили гораздо больше. Но они не спешили. Ведь им не нужно было еще бродить дополнительные десять дней по непроходимым джунглям с медведями.

К тому же, такой режим периодической смены высот позволял лучше и быстрее акклиматизироваться. А нас гнал вперед цейтнот! И дело было скорее даже не в количестве дней, которые нам оставались до обратного вылета, а в наличии достаточного количества еды, которая таяла с какой-то поразительной быстротой. Тут было не до акклиматизации!

Особенно вопрос обострился, когда очень уставшие, мы на первой же стоянке после базового лагеря забрались в палатку, а рюкзаки на некоторое время оставили снаружи.

— Катастрофа! — заорал Саша, который первый высунул нос из палатки, собираясь готовить еду.

— Что случилось? — выкатились мы с Эриком кубарем из палатки.

— На рюкзаки смотрите! — указательный перст Саши укоризненно тыкал в наш скудный крам.

Мы приблизились к нашим пожиткам, и тоже воскликнули:

— Катастрофа! — вокруг рюкзаков были разбросаны разорванные пустые пакетики из-под «мивины».

— Как же это случилось?! — воскликнул Эрик.

— А рейнджеры нас предупреждали во время инструктажа, что тут на леднике живности нет, однако на краже пищи туристов специализируется банда воронов. — назидательно сообщил Саша. — А мы не верили!

— Да кто же мог предположить?! Это не вороны, а ниндзя какие-то! Посмотрите, все кармашки рюкзаков, в которых «мивина» лежала, разорваны! — просветил я друзей, когда осмотрел место происшествия.

— Это же надо, какие умные птицы! — продолжал я удивляться. — Ведь продукты в кармашках лежали, их видно не было. А они догадались, что там могут быть продукты и ткань расклевали.

— «Жить захочешь, не так раскорячишься!» — выразил свое мнение по этому поводу небезызвестной фразой Саша. — Мастерство не пропьешь! Есть тут больше ничего, кроме припасов туристов, не найдешь, поэтому вороны и достигли вершины мастерства в своем черном грязном деле.

— Ну и ладно, мне все равно от этой каждодневной «мивины» уже тошнило! — сказал я.

— Погоди, если из-за погоды придется задержаться на несколько дней, ты еще будешь вспоминать о ней как о самом желанном деликатесе! — ответил Саша.

— Это вряд ли, конечно! Я кажется за эти дни уже съел свой лимит «мивины» на всю жизнь. А что, с продуктами совсем беда? — поинтересовался я.

— Да, совсем впритык осталось. Но я думаю, все обойдется! — ответил неунывающий оптимист Саша. — Нужно просто быстрей вперед двигаться.

И снова ночь, снова снегоступы, рюкзак, саночки и минус двадцать пять! Опять подъем за подъемом, испытание за испытанием организма на прочность.

На выходе из лагеря, Саша показал мне две палатки, укрывшиеся в снегу.

— Это и есть палатки украинцев. — сказал он.

— Понятно. Жаль, снова не судьба познакомиться! — ответил я.

Видимо земляки догнали нас днем, а теперь, ночью, мы снова отрывались от них вперед. Я не стал их тормошить, ведь была ночь, хотя за сало, которое мы растянули на несколько дней, поблагодарить и хотелось. Но мы, не задерживаясь, молча двинулись дальше.

Перед началом экспедиции я прочитал всевозможные рекомендации относительно подъема на Мак-Кинли. Конечно, там рекомендовалось подольше останавливаться на различных высотах с целью акклиматизации, да и заклады не помешают. Но у нас действительно было мало еды, и этот факт подгонял нас вперед. Погода пока нас не подводила, днем было солнечно и ясно, температура была практически летняя, по ощущениям не менее двадцати градусов. Как это ни странно, высота никак пока не сказывалась на самочувствии, несмотря на то, что уже несколько лет меня осаждала гипертония.

Переход к следующей стоянке дался нам почему-то поразительно легко. Шли мы долго, однако к страшной, по моим представлением высоте в 3350 м. подошли совершенно не измотанными, оставалась еще изрядная порция сил в резерве

Впереди предстоял тяжелый переход через так называемый Windy Corner (Ветреный угол (англ.) — прим. авт.). Это довольно опасное место, которое необходимо проходить транзитом, как можно быстрее, ввиду практически постоянного сильного пронизывающего ветра, который может налететь совершенно неожиданно. К тому же снега на этом переходе, ввиду сильных ветров, немного, на поверхность часто выходит лед, поэтому с этого момента необходимо сменять снегоступы или лыжи на кошки, которые, вгрызаясь в лед, позволяют двигаться вперед без проскальзывания. После преодоления Windy Corner, нас ждал на высоте 4330 м. большой оборудованный лагерь, в котором находился последний перед вершиной пост рейнджеров.

Оттуда Саша и планировал штурмовать вершину в альпийском стиле, то есть оставив рюкзак и большинство снаряжения в лагере. Это конечно была авантюра, ведь был еще один, последний, штурмовой лагерь на высоте 5240 м. и подавляющее большинство альпинистов штурмовали вершину именно оттуда. Но у нас подходила к концу еда, и штурмовой лагерь планировали миновать транзитом, таким образом, поднявшись на вершину, 6194 м., прямо с 4330 м.

Рекомендации и советы по покорению Мак-Кинли предусматривали такую возможность, однако настоятельно предлагалось перед штурмом провести не менее девяти дней на высоте 4430 м., чтобы в крови, при дефиците кислорода на высоте, выработалось достаточное количество дополнительных эритроцитов. Оказывается, на серьезных высотах количество эритроцитов в крови за считанные дни увеличивается в разы. И даже после этого необходимо быстренько подниматься на вершину, можно недолго там покрутиться, и срочно спускаться, чтобы не настигла грозная горная болезнь. С высотой не шутят!

Предчувствие

Однако чувствуя прилив сил, Саша решил потренироваться в этом пресловутом альпийском стиле прямо сейчас.

— Пойдем через Windy Corner прямо сейчас! — безапелляционно заявил он.

— Да ты подожди, мы только что преодолели плановый отрезок пути, поэтому должны остаться здесь! — не менее безапелляционно возразил я. — Впереди один из самых сложных и длинных переходов. Перед ним необходимо хорошенько отдохнуть. Да и в инструкциях пишут, что нежелательно на такую большую высоту за один переход подниматься. Организм подвести может.

— Да сколько можно ныть! Ты что, хочешь экспедицию сорвать! — неожиданно заорал Саша свою излюбленную фразу. — К чертям все инструкции! У нас остались силы, и нужно идти вверх!

Видимо избыточная высота все-таки сказывается негативным образом на психической уравновешенности и так не очень-то уравновешенного человека, который испытывает дефицит эритроцитов, компенсирующих нехватку кислорода.

— Ну ты же видишь, все кругом, а большинство из них гораздо более опытные альпинисты чем мы, постепенно идут от одного лагеря к другому, еще и по нескольку раз, предусмотрительно оставляя заклады.

— Да при чем тут другие! Чепуха это все! Есть силы, нужно идти! — в этом была абсолютная основа всей Сашиной жизненной философии: «Есть силы — иди, закончились — значит, такая твоя судьба!».

— Саша, не ори! Я тебя слушал все это время, и не особо возражал. Практически половину пути я прошел сам, потому что вы меня бросали одного, ты экономил заряд в рации не выходил на связь, хоть я тебя об этом просил, мы не привязались, когда это было необходимо, и я чуть в яму не провалился, а теперь ты снова рискуешь, втягивая нас в очередную авантюру. Гора может нас жестоко наказать за такое легкомыслие. Это ведь серьезные вещи!

— Да чепуха это все! Собирайтесь! Выдвигаемся! — зло отрезал Саша, метая грозные молнии в мою сторону.

Наступал момент истины! Хотя я чувствовал себя отлично, погода была хорошая, однако я чувствовал всей душой, что дальше нам сегодня идти не следует. Внутренние ощущения были сродни тем, когда я предлагал предусмотрительно привязаться, а потом все-таки беспомощно завис над ямой.

Эрик молчал, а я все-таки рискнул восстать против бравого диктатора.

— Никуда мы не пойдем! Давайте разбивать лагерь!

— Что? Я лидер экспедиции, и мы идем дальше! Эрик, ты как настроен?

— Да мне все равно. Чувствую я себя нормально. Как вы решите, так и поступим! — наконец-то подал голос и Эрик.

— Вот видишь, Эрик тоже готов идти! Так что собирайся! — обратился Саша снова ко мне.

— Ну что непонятного-то? Мы остаемся здесь, а дальше пойдем завтра! Я не готов идти дальше!

— Снова ты не готов идти дальше? Почему именно ты являешься слабым звеном, не задумывался? — снова взвился Саша, громко ругаясь и яростно жестикулируя. — Потому что ты не веришь! Идти боишься!

— Иди на х…! — неожиданно вырвалось у меня.

— Что? Что ты сказал? — удивился Саша бунту на корабле.

— Ты отлично слышал что я сказал!

— Да нет, ты повтори! За такие слова я тебя сейчас…. — воскликнул Саша и высоко замахнулся на меня лопатой. При этом он стоял, а я сидел на своем рюкзаке рядом.

Я не двинулся с места и смотрел перед собой, краем глаза внимательно следя, не опускается ли лопата на мою бедную голову. Саша не видел, он стоял со своей чертовой лопатой слева от меня, что в правой руке я крепко сжимал ледоруб и готов был ответить в случае покушения. Испуганный Эрик при этом замер в ужасе и молча хлопал глазами. И правильно делал. В этот момент ему было лучше молчать, и не вмешиваться.

Немая сцена длилась несколько секунд. Затем я медленно повернул голову в сторону Саши, посмотрел ему в глаза, и чеканя слова, сказал:

— Давайте разбивать лагерь!

Дискуссия была окончена. Саша опустил лопату, Эрик ожил, и мы принялись молча устанавливать палатку и распаковывать рюкзаки. А через какой-то час началась снежная буря, которая продолжалась целых три дня. Не знаю что бы было если бы пурга с морозом застали нас в пути, однако явно ничего хорошего. На Windy Corner тяжело найти место для палатки, особенно во время снежной бури.

Испытание бурей

Следующие три дня стали практически невыносимым испытанием! Оказалось, что ничто так не деморализует как вынужденное длительное безделье в засыпанной снегом палатке. Ты отдохнувший, полон сил, готов двигаться дальше, ан нет, лежи в сугробе и жди. Ожидание кажется бесконечным. Секунды, минуты и часы растягиваются в разы, как гармошка. Вся бессмысленная жизнь вертится вокруг примуса, котелка, еды, арахисового масла и чая. Больше нечем заняться, силы организма никак не задействованы. И только с ужасом наблюдаешь, что вперед ты три дне не продвинулся ни на шаг, цель как была еще очень далеко, так и осталась, а запас последних продуктов тает и тает. Наши трапезы проходили вообще уникально. Для экономии на весе, мы взяли с собой исключительно пластмассовые ложки, которые полностью вышли из строя уже на пятый день. И нам пришлось бы кушать руками, если бы я все-таки не прихватил единственную металлическую чайную ложку. Вот мы ее и передавали из рук в руки друг другу как трубку мира, вместе с котелком.

Хотя и на мне избыточная высота все-таки как-то сказалась. У меня полностью пропал аппетит. Хоть я себя и заставлял проглотить несколько кусков для поддержания сил, однако есть совсем не хотелось. Да это, наверное, и к лучшему. Все равно еда была на исходе. А так хоть чувство голода меня не мучило.

После первого, самого интенсивного дня снежной бури, ко входу нашей палатки подобрался какой-то прохожий, и сквозь слой снега мы услышали далекий голос:

— Ребята, вас прилично похоронило!

Мы открыли вход, и увидели перед собой снежную стену. Нашу палатку засыпало практически под самую крышу. Так что хоть какое-то развлечение появилось — раскапывать периодически палатку под порывами снежного шторма.

Однако большую часть времени все-таки проводишь в горизонтальном положении, наедине со своими невеселыми мыслями. От пытки бездельем, когда идти вперед невозможно, а на месте стоянки улучшать и усовершенствовать уже нечего, ощущаешь свою беспомощность, слабость, лежишь как в могиле и хочешь домой, к цивилизации, к родным, близким и друзьям, за которыми соскучился, и эти чувства удесятеряются во время ожидания в замкнутом пространстве. Хоть вой, хоть на стену лезь, однако ничего не изменится. Жди своей очереди откапывать палатку, готовить еду, и радуйся хоть этим мелким радостям.

Windy Corner

Но все когда-то проходит, время движется вперед несмотря ни на что, и эти тягучие как жевательная резинка три дня наконец-то переместились в прошлое. Погода стояла хорошая, снега не было, хотя солнце также все еще пряталось за тучами.

Крутой подъем, который начинался сразу за лагерем все еще оставался девственным после бури. Ни одной борозды первопроходцев, хотя на нашей стоянке было довольно много палаток, в которых ютились экспедиции, застигнутые бурей на этом месте.

— Ха, видите, никто не рискует первыми стартовать! — обрадовался неизвестно чему Саша.

— Конечно, зарылись и ждут, кто первый по пояс в снегу дорогу проложит. Надеются, что у кого-то нервы сдадут! Да и солнце еще не вышло. Вдруг буря опять вернется? — прокомментировал я.

— Да, боягузы! Вот мы первые и пойдем! Мы трудностей не боимся! Правда? — обрадовался Саша.

— Правда! Давайте выбираться отсюда! — подтвердил я без возражений. Все-таки не хотелось получить по башке лопатой. Если бы я сейчас хоть что-то возразил, Саша наверняка и без лопаты бы обошелся. Просто перегрыз бы мне горло, на глазах у малахольного Эрика.

Снег действительно оказался очень глубоким, и даже в снегоступах мы проваливались выше колен. Но первопроходцам всегда трудно, и мы были к этому готовы. Подъем был откровенной пыткой! Сугробы упорно не хотели пускать нас выше. А мы, как упорные ломовые коняги тянули свой груз к вершине, оставляя за собой глубокую борозду, по которой уже скоро потянутся вереницей и другие группы, не такие смелые и глупые, как мы. Большинство групп шли с профессиональными гидами-инструкторами, специализирующимися на этой горе и зашибающими неплохие деньги на неуверенных в своих силах альпинистах. А у нас был свой собственный гид, который все как будто намеренно делал наперекор инструкциям, советам и рекомендациям.

Через некоторое время идти стало легче. Снег здесь быстро разметал сильный ветер, и из-под него начал показываться лед. Мы были вынуждены сменить снегоступы на кошки, и продолжили свой путь к Windy Corner. Снегоступы закопали тут же. Вот и пригодилась вторая вешка!

Однако тут у меня, и, как назло, опять только у меня, возникла серьезная проблема. Мне снова стало очень тяжело продвигаться вперед. Я опять как рыба заглатывал воздух, а до цели он почему-то не достигал. Сильная одышка, которая возникала буквально каждые несколько шагов, заставляла останавливаться и делать частые привалы. Саша и Эрик убежали вперед, и я снова остался один.

Это был очень тяжелый переход! Было отчаянно холодно, яростный ветер просто сдувал с ног. Не зря же это место называется «ветряным углом»! Так что вскоре, кроме задачи восстановления дыхания я также пытался согреть руки, активно вертя и размахивая ими во все стороны.

Особенно сложным оказался сам этот угол. Слева возвышаются высокие утесы, а справа бездонная яма, уходящая в неизвестные черные глубины. Дорога между этой Сциллой и Харибдой шла очень узкая, покрытая остатками лавин, сошедших с утеса, находящегося по левую руку. По следам недавно сошедших лавин было идти стремно. Ведь если даже лавина небольшая, она вполне способна столкнуть тебя в бездонную пропасть справа. И поминай, как звали!

Я, профессиональный бюрократ и практически такой же раб инструкций, как и американцы, из-за чего у нас с прирожденным революционером Сашей и возникало периодически недопонимание, в этот раз ослушался рекомендаций, и пошел в этот переход с саночками. Вначале, когда мы шли по колено в снегу, они действительно облегчали путь, однако теперь, когда положение стало критическим, в жуткий мороз, обдуваемый ледяными ветрами я, преданный собственным сердцем, яростно стучащим в груди и без толку раздувающимися легкими, очень медленно шел по узкой ледяной тропе, а саночки все время заваливались вправо, и упорно норовили утянуть меня в безвестность. Часто они просто висели над пропастью справа, и я держал и тащил их правой рукой, над самой пропастью.

Было страшно, холодно, одиноко! Самочувствие преотвратное. Однако я упорно шел вперед и приговаривал про себя:

— Ничего! Ничего! Бог даст, дойду!

И дошел! Когда наконец-то прибыл в лагерь на высоте 4330 м., мне навстречу уже выдвигалась поисковая группа. Обе наши рации остались у Саши и Эрика, так что связи не было. Ведь никто уже не предполагал, что я снова неожиданно начну отставать.

Продолжение здесь.