Пригибая мыслящий тростник. Очерк международных отношений. Ч. 8. Эксклюзив

20.09.2021 0 By NS.Writer

Роман Сергея Войтовича

Предыдущая часть здесь

ns(1)

Я евроинтегрируюсь

Однажды нас пригласило министерство внутренних дел Италии в Рим, с целью ознакомления с организацией футбольных матчей в стране, славящейся своими «тиффози», где футбол является, без преувеличений, самым популярным видом спорта.

Поехали вдвоем, я и Народный депутат Украины от КПУ, председатель подкомитета Верховного Совета Украины по спорту, Константин Сизов.

Лично до поездки я его не знал, и во время первого знакомства вряд ли произвел на него позитивное впечатление. В аэропорт Константин Петрович ехал на служебной «волге», мы договорились что он подберет меня по дороге, возле станции метро по пути в аэропорт. В тот день я был прилично навеселе. Что совсем не удивительно, ведь провожали меня Вася, Юрий Николаевич и два верных часовых одновременно.

Как только сел в автомобиль, пожал руку и тут же сообщил, что некогда был помощником-консультантом народного депутата одной из враждебных, конкурирующих с коммунистами фракций. Приличный амбре и принадлежность к противоположному идеологическому лагерю сразу заставили Константина Петровича насторожиться. После того как утратили власть, коммунисты почему-то отовсюду ждут подвоха, сразу ощетиниваются, уходят в глухую оборону и готовы заплевать тебя штампами и идеологическими клише до смерти.

Но вскоре мы нашли общую почву, я не против был ему подыграть. По сути, Константин Петрович был отличный мужик, а настроение у меня было вполне благодушное. Обсудили обстановку в стране, в парламенте, поругали вороватых демократов, которые довели страну до ручки. Хотя коммунистам грех жаловаться — сами вырастили себе смену! Ведь большинство нуворишей банкиров и новоиспеченных олигархов, а также демократов всех мастей, это бывшие комсомольцы, так сказать, молодой партийный резерв.

Потом перемыли косточки моему бывшему шефу-депутату, харизматичному лидеру украинских христианских демократов, а по сути, редкому проходимцу. В конце ознакомительной беседы Константин Петрович пожаловался, что всю работу в подкомитете приходится делать председателю, то есть ему, самостоятельно.

В спортивном подкомитете поселились одни олигархи, владельцы престижных спортивных клубов, в Верховном Совете практически не появляются, вот и ложится вся законодательная работа на плечи идеологически закаленного коммуниста.

В школе я был старостой класса, и часто имел удовольствие беседовать с классным руководителем, учителем химии, и парторгом по совместительству:

— Ольга Владимировна, ну зачем у вас в подсобке вся книжная полка заставлена красными книжками с материалами съездов коммунистической партии, чуть ли не с момента ее основания? — как-то спросил я. — Времена сильно изменились. Как минимум не актуально это в 1991-м. Кооперативы и разруха кругом! Плановая экономика прахом пошла!

— Знаешь, ты наверное прав, нужно было спрятать их куда-нибудь, от чужих глаз подальше, — ответила парторг, — но иногда так приятно взять эти книги в руки, просмотреть и перечитать! Молодость вспомнить.

Так и Константин Петрович, рассказал, что отлично понимает, что в стране происходит, и что коммунистическое движение не скоро оправится от катастрофы, но как крыса с тонущего корабля бежать не привык. Раз был всю жизнь преданным ученью апологетов коммунистом, то и перекрашиваться незачем. И в церкви, среди бывшей партийной номенклатуры, когда каждый почему-то держит свечку в кулаке, в точности как стакан, его не встретить. В общем — познакомились! По моему недорогому, прилично изношенному костюму он сразу заподозрил меня в пролетарских корнях. Так что возникла основа для общения, и для меня в его глазах оказалось не все потеряно.

Итальянцы очень безалаберный и крайне ненадежный народ. Билеты на самолет у нас были, но вот кто нас должен встретить, куда отвезти, да и вообще, какая программа визита, оставалось для нас тайной до самого момента прилета в Рим.

Константин Петрович полностью полагался на меня. Во-первых, это я его вез, как организатор поездки, а во-вторых, я знал английский язык, а Константин Петрович нет. Учитывая то, что в среднем, итальянцы не очень хорошо говорят на всех других языках, кроме родного, а русский язык для них вообще непостижимая игра слов, то, в крайнем случае, надежды наши были связаны только с моим знанием английского. Нужно сразу отметить, что за имплементацию конвенции в Италии отвечает именно министерство внутренних дел.

Боинг приземлился вовремя, мы вышли из самолета в рукав, и направили свои стопы к выходу.

— Добрый день! — неожиданно обратился к нам молодой итальянец в стильном блестящем костюме и галстуке, затянутом громадным красивым узлом. — Вы делегация из Украины? Похоже, это я вас встречаю!

— Да, очень приятно! — мы удивленно пожали руки новому знакомому.

Тут и выяснилось, зачем приглашающей стороне нужны были наши фотографии. Но как он сразу узнал нас в толпе прилетевших, половина из которых имела такую же славянскую внешность, как и мы, было просто поразительно?! Хорошая выучка в местном министерстве внутренних дел!

Мы шли пустынным коридором, остальные пассажиры на каком-то этапе свернули в другую сторону, обменивались итало-английскими любезностями, как вдруг я понял, что мы оказались на улице, в городе.

— Печати! — завопил я. — Без печатей пограничников нам больше никогда не дадут визу, да и домой так просто не пустят!

— А, печати! Совсем забыл! — воскликнул улыбчивый легкомысленный итальяшка.

Мы вернулись в аэропорт, наш новый знакомый подошел с паспортами к пограничнику, о чем-то с ним эмоционально поболтал, нам улыбнулись, шлепнули необходимые печати, отдали честь, и снова выпустили на свободу.

Мы вышли из здания римского аэропорта. Погода была хоть и осенняя, но теплая. Небо нахмурило брови, собирался дождь. И тут, когда я увидел перед входом три новеньких блестящих альфа-ромео с мигалками, я сразу понял, что не только у нас, но и в Италии, как говорится, понты дороже денег.

В гостиницу ехали на трех машинах с сиреной и мигалками, как комиссар Котани. Кругом все машины расступались, пешеходы с любопытством оглядывались. Если итальянские менты хотели произвести впечатление, то это им вполне удалось.

Быстро доехали до центра вечного города, где сразу прониклись духом древности, римской беззаботности и эмоциональности. Наш кортеж подъехал ко входу дорогого отеля, обосновавшегося в старинном здании с вензелями и высокими потолками. Сопровождающий помог зарегистрироваться, попрощался и сообщил, что утром следующего дня за нами заедет.

Пятизвездочный отель в историческом центре и замечательные спагетти на ужин под бутылочку рубинового итальянского кьянти только усилили приятное впечатление.

На следующее утро нам был назначен прием у министра внутренних дел Италии. После неплотного завтрака, мы пошли переодеться, в честь такого знаменательного события. Константин Петрович нарядился в обычный унылый наряд госслужащего — серый костюм и невыразительный галстук. Для меня же это было настоящим кошмаром. Очень стыдно, но все мои костюмы давно пришли в плачевное состояние — подозрительные пятна, оттянутые мешки коленей, треснувшие пуговицы, блестящие лоснящиеся рукава в районе локтей, в которые можно смотреться как в зеркало, не позволяли мне гордо предстать перед итальянским министром, выславшем за нами эскорт с мигалками. Духу нацепить обноски не хватило. Вместо костюма я одел брюки и черную флиску, которую когда-то купил в Канаде. Я ее очень любил — во-первых купил дешево, во-вторых, ей сносу не было, а в-третьих, она была черная, пятен особо не видно, и очень мягкая. То, что флиски применяются в основном для катания на лыжах, я тогда еще не подозревал.

Ни министр, ни Константин Петрович, как полагается политикам и чиновникам высокого ранга, не владели никакими иностранными языками, кроме родного. Поэтому наше общение было организованно довольно сложно. Если говорил Константин Петрович, то я переводил этот текст на английский, а миловидная переводчица доносила смысл сказанного до ушей министра по-итальянски. Если же говорил министр, то все повторялось с точностью наоборот.

Мы мило обсудили проблемы насилия болельщиков на стадионах, министр поделился бесценным опытом их страны в этом серьезном вопросе, мы также сообщили, что недавно ратифицировали конвенцию и приводим все, что необходимо, в соответствие с европейскими стандартами.

Министр поведал, как проводится профилактическая работа среди футбольных фанатов, как выявляются и обезвреживаются нарушители порядка, какие меры принимаются для контроля, отслеживания и недопущения самых злобных маньяков-болельщиков на стадион.

— А у вас в Италии доставляют футбольных фанатов на стадион в электричках без единого стекла в окнах и сидений? — спросил я министра под конец разговора.

Я тоже хотел показаться умным и осведомленным в данном вопросе. Такой способ доставки болельщиков практиковался кое-где у нас, и вполне себя оправдывал. Сначала переводчица, а потом министр долго не могли понять, что я имею в виду, ну а потом все-таки с трудом эта идея проникла в их закрепощенное сознание.

— Нет! У нас так не делают! — почему-то пришел в ужас министр. — Но я вижу, у вас тоже есть интересный опыт, которым вы можете с нами поделиться.

— Да, и у нас работа ведется! — гордо произнес я. — Мы тоже иногда очень эффективно боремся с неадекватным поведением футбольных болельщиков.

В общем, мы обменялись взаимным опытом и остались друг другом вполне довольны.

— Казачок, который мы вам дарим, это не просто скульптура, там внутри находится ценная водка, которую не мешало бы попробовать. — объяснили мы министру напоследок.

— О, большое спасибо! — ответил министр. — Я ее пока не буду откупоривать.

И бутылка очутилась на полке кабинета, наряду с другими экспонатами. Но все-таки министр казачка потрусил, услышал несколько булей, чем и остался вполне удовлетворен.

Мы поблагодарили министра за гостеприимство, теплый прием и встречу. Пожали руки, попрощались и отправились на экскурсию по Риму.

О вечном городе, его красотах и достопримечательностях написано немало замечательных строк, поэтому я ничего добавлять не стану. Одно могу сказать — грандиозно! Раскопанные архитектурные древности, ушедшие на добрый десяток метров под землю, просверленные временем дыры в стенах знаменитого Колизея, сама атмосфера и величие итальянской столицы производят просто неизгладимое впечатление.

Но вечером нас ждало еще одно замечательное событие — посещение центрального матча чемпионата Италии по футболу — «Лацио»: «Милан».

Мы приехали пораньше, на пресловутой альфа-ромео, правда уже без мигалок и эскорта, ознакомиться с системой безопасности на стадионе. Пропустили нас без обыска. А вот публику досматривали внимательно. Что интересно, мужчин досматривали мужчины, а женщин, которых было подозрительно много, трусили женщины. Примечательным моментом было то, что охрана откручивала и отбирала пробки со всех пластиковых бутылок, которые несла с собой публика. У нас я такого не видел.

Как мне казалось, досматривали публику очень тщательно, но судя по тому количеству петард, которые взорвались во время матча, итальянские болельщики знают, куда их правильно нужно засовывать, чтобы не заметили.

Потом мы пошли знакомиться с начальником охраны стадиона. Пожилой худощавый итальянец был на своем месте, рассказал уйму интересных вещей и уверенно руководил многочисленными подчиненными. Основной фишкой центрального римского стадиона были четыре супермощные камеры, незаметно размещенные по углам поля. Эти очень дорогие камеры полностью покрывали наблюдение за всеми трибунами до единой. Получалось, что каждый болельщик находится под контролем. Если произойдет какое-то серьезное нарушение, уйти от ответственности вряд ли получится. Например, бросит болельщик какую-нибудь хрень на поле. Охрана сразу же просмотрит видеозапись, увеличит необходимую трибуну, с которой бросали, определит, кто совершил эту непростительную оплошность, по окончанию игры (во время игры обычно не выводят, пытаются не будоражить публику и не мешать законопослушным болельщикам), попросит виновника пройти куда следует, и сразу предъявит неопровержимые доказательства — видеозапись. А потом как положено — обвинение, суд, приговор. Распространенное наказание — запрет посещения матчей на определенный срок. Во время каждого матча такой наказанный должен сообщить свое местонахождение. А если все-таки попытается прорваться на игру, у охраны есть все фотографии таких потерпевших. Поймают — накажут посерьезней. Сидят самые злостные фанаты в секторах за воротами, как и у нас. Там билеты дешевле.

Но в среднем, билеты на матч довольно дорогие, особенно в центральных секторах, где их стоимость доходит до нескольких сотен долларов. Но наш итальянский благодетель и здесь оказался на высоте. Мы сидели в секторе для VIP гостей в самом сердце центральной трибуны, в мягких удобных креслах. В соседних секторах сидела богатая публика, хорошо одетые мужчины и миллионерского вида дамочки с мягким средиземноморским загаром. Вот им как раз по карману билеты в этих секторах.

Я сразу понял, что наш гид совсем футболом не интересуется. Чтобы произвести на нас впечатление, он забронировал места в первом ряду. Это очень близко к центру событий, но с первого ряда игру приходится смотреть через заградительную сетку, натянутую по всему периметру стадиона, что несколько портит впечатление. Хотя с другой стороны, когда на поле выходил наш знаменитый соотечественник Андрей Шевченко, который тогда играл за Милан, можно было рассмотреть каждую морщинку на его лице.

Игра была интересная. Андрей забил гол, и мы это событие потом торжественно отпраздновали за ужином, вместе с Константином Петровичем. Итальянцы принимали на широкую ногу. Оплатили не только гостиницу, но и все наши трапезы, включая очень вкусные вина местного разлива, в дегустации которых мы никак не могли себе отказать.

Следующий день был свободный, и мы отправились в Ватикан, посмотреть Папу Римского, и самолично оценить достоинства собора Святого Петра.

Осенний день выдался дождливым, но как только вышли из отеля, нас сразу окружила кучка арабов и впарила два зонтика по пять долларов штука. Видимо, в эту пору года дождь является делом обычным, и помогает неприхотливому бизнесу местных эмигрантов.

Пошли мы пешком, чтобы напоследок еще раз насладиться неповторимым центром Рима. Идти было не очень далеко, но мы все-таки заплутали, и зашли в лабиринт каких-то обветшалых запутанных римских улочек и двориков. Местный колорит бросался в глаза. Громко перекрикивающиеся через балконы экзальтированные итальянки, небритые дедушки в кепках-аэродромах, коротающие время за игрой в домино и стаканчиком вина, черномазенькие детишки, играющие в незамысловатые дворовые игры.

— Да, небогато народ в Риме живет! — довольно отметил Константин Петрович. — Пролетариат, должно быть, силен. Значит, и коммунисты в почете.

— Да уж конечно! Не то что у нас! — подыграл я. — Есть на кого опереться итальянским коммунистам! Вон какие доминошники в кепках козла забивают! Каждый хлопок по столу, как выстрел в сторону мирового империализма.

— Хм! Ну да, еще не организовался полностью пролетариат. Но потенциал большой!

— Да, пока только на красное вино и домино организовался! — подвел я итог.

Из двориков мы в конце концов выбрались, и вскоре добрались до Ватикана. И очень вовремя! Нам повезло. В этот день Иоанн Павел II толкал речь в честь какого-то праздника. На площади перед собором Святого Петра толпилось множество расфуфыренных итальянцев. Площадь была битком набита, все входы были перекрыты полицейскими. Сначала публику видимо пропускали через рамочки металлоискателя, а когда площадь переполнилась, и вовсе доступ прекратили.

Но это же Италия! Мы отошли шагов на пятьдесят, и вместе с несколькими другими желающими перелезли через заграждение. Интересное, наверное, зрелище со стороны, как мы перелазим через забор со степенным народным депутатом Украины, представителем коммунистической партии.

Папа Римский был далеко, но на площади были установлены два больших экрана, на которых все можно было хорошенько разглядеть. Несчастного старца даже в сидячем положении поддерживали два помощника. Он видимо говорил умные и правильные вещи, но при этом дрожал под бременем Божьим, как осиновый лист. Мне было его искренне жаль. Символ человеческой бренности и немощи на фоне одного из самых величественных культовых сооружений в мире.

На этом закончилась наша поездка в Италию. В аэропорту, перед отлетом, я купил Юрию Николаевичу бутылку граппы — крепкого фирменного итальянского напитка. Очень хотелось ему угодить, бутылка была дорогая, но промахнулся. Я позвал шефа и Василия отметить возвращение из Италии. Жюль Верн пришел, увидел граппу, и сразу приуныл. Выпил пару рюмок и пошел заниматься своим привычным делом — водить козу. Виноградный спирт был ему явно не по вкусу. Только водка, напиток, проверенный годами, доставлял шефу истинное удовольствие! Да я и сам, когда попробовал, осознал свою ошибку. Уж очень резкий и своеобразный вкус у этой граппы.

После этого случая я больше не экспериментировал. Покупал водку на родине. Гораздо дешевле и надежней!

Евротусовки

Хоть я и ездил в заграничные командировки чуть ли не ежемесячно и, казалось бы, суточные должны органично дополнять нищенскую зарплату, но все почему-то получалось не совсем так, как ожидалось. Каждый раз приходилось отмечать приезд и отъезд, всем купить сувениров — от родственников, и вплоть до бухгалтера, чтобы отчеты принимала и не артачилась, да и от того, чтобы хоть чуть-чуть попробовать местного вина, пива и другой вкуснятины, удержаться было просто невозможно.

Поэтому об откладывании денег из суточных речь не велась. В угоду своему сибаритству, я жертвовал приобретением нового костюма, ремонтом в квартире и всеми другими стратегическими инвестициями.

Несомненно, достойна внимания конференция в Бухаресте, опять же, по безопасности на стадионах. На заседание, организованное профильным комитетом Совета Европы, в Румынии собрались в основном директора и начальники службы безопасности центральных стадионов столиц стран-участниц Совета Европы, ну и ваш покорный слуга от Украины — тренер-администратор сборной команды Украины по гребле на байдарках и каноэ.

Моментально попережав руки всем представителям делегаций стран СНГ, сближение ускорил первый же вечерний банкет. Как и на большинстве подобных дипломатических банкетов, после первого знакомства и взаимного представления участники быстро распались на две основные группы — проклятые капиталисты в одном конце банкетного зала и народы бывшего Советского Союза в другом.

Взаимное отчуждение, как у полюсов магнита, чувствовалось в каждом взгляде, улыбке, движении. Особенно, когда наши мужички подвыпили, раскраснелись, начали громко болтать и смеяться. Евросоюзовцам явно казалось, что смеются над ними. Но это было далеко от истины, слишком много чести для постных, неинтересных, глупых, чванливых европейских чиновников. В общем — весело было! Особенно, когда ко мне подошел главный организатор, чопорный бородатый англичанин, и с плохо скрываемым разочарованием сообщил, что он был уверен, что после уничтожения Советского Союза народы новообразовавшихся стран очень не любят друг друга, а здесь наблюдается прямо противоположная картина. Я ответил, что конечно очень жаль его разочаровывать, но наша славянская душа явно не лежит к западноевропейскому скучному пониманию банкета, поэтому и наблюдается столь неприятная его британскому взору картина. Я не стал, конечно, его обижать и добавлять, что считаю западноевропейцев и их сатанинское порождение, американцев, полнейшими идиотами.

Но на банкете была еще одна группа, которая постоянно мигрировала от одного полюса к другому. Это были в своем большинстве представители неполноценных славянских стран, незадолго до описываемых событий влившиеся в так называемую семью европейских народов.

Бывшие югославы, успешно пустившие свою большую многонациональную страну под откос, и вечные предатели поляки, должны были и своим новым хозяевам поклониться — продемонстрировать приверженность европейским ценностям в виде скучных бессмысленных разговоров, двусмысленных улыбок и надувания щек на банкете в кругу европейцев, под одобрительным взглядом организатора-британца, но и выпить им конечно хотелось в веселой славянской компании, что с неизбежностью тянуло и к нашему полюсу. Так и метались они весь вечер, как неприкаянные души, из одной крайности в другую.

После банкета механизм разгула был бесповоротно запущен, и мы продолжили воссоединение братских народов в номере у белорусов. Мужики были опытные, поэтому каждый россиянин и белорус взяли с собой на двухдневную конференцию по две дозволенных таможней бутылки водки. Однако белорусы, бывший КГБшник, а ныне начальник охраны, а также директор центрального минского стадиона, вообще меня посрамили, как украинца, выращенного в стране, славящейся своим салом. Они привезли сало такой толщины и белизны, какого я никогда еще в своей жизни не видел. Жалко фотоаппарата не было запечатлеть этот шедевр свиноводства! Россиянин, начальник службы безопасности стадиона, бывший мент с грозной фамилией Ястреб, тоже оказался правильным собутыльником. Три братских народа братались почти до утра!

Но на следующий день планировался очередной банкет на корабле, мило курсирующем по Дунаю, с одновременным видом на Румынию и Болгарию.

Настоящий солдат, когда не воюет и не занимается боевой подготовкой, обычно пьет. А так как войны случаются не так уж часто, а боевая подготовка к вечеру обычно заканчивается, то почти каждый вечер вполне можно посвятить пьянству. Приобретя такую закалку, даже когда служба в конце концов заканчивается вполне закономерной отставкой, многолетняя традиция скрашивать вечер рюмкой-другой закаляет настоящего солдата до конца его дней.

Я хоть и не служил в армии, но был еще довольно юн, крепок и высок, чтобы выдержать небольшой алкогольный марафон, а вот представителям братских народов было за пятьдесят, но длительная служба в органах закалила их тренированные организмы, и к моменту начала второго банкета на корабле, они были уже как огурцы.

Вот мы и взялись с новыми силами за корабельные запасы спиртного. Видимо, румыны все-таки не рассчитывали на аппетиты славянских братьев, потому что через пару часов все запланированные запасы алкоголя иссякли.

Чтобы не ударить в грязь лицом, были использованы личные резервы капитана. В ход пошла самодельная «паленка» в полуторалитровых пластиковых бутылках. Напиток был мятным и жестким, но на тот момент что пить, было уже не так важно.

Западноевропейские делегаты были просто шокированы, что возможно употреблять вовнутрь такую странную мутную жидкость из пластиковых бутылок, а вот пожилой поляк пал жертвой профессиональных навыков бывшего белорусского КГБэшника. Он его так накачал, что поляк тут же предал своих благодетелей, стал привселюдно клясться в любви к России, стенать, с неподдельной на тот момент жалостью, о трагической судьбе Советского Союза, безвременно почившего, а в конце стал плясать, и противным голосом неожиданно затянул:

— Подмосковные вечера…

Европейцы смотрели на поляка-предателя с неприкрытой злобой, белорусы и россиянин с презрением, а мне поляка было жалко, особенно после того, как ко мне подошел второй, молодой член польской делегации нового поколения, евроинтегрированный, и доверительно сообщил:

— Старый дурак сильно набрался. Больше никуда не поедет. Уж я об этом позабочусь!

— Напрасно! Не стоит судить строго. Ведь у него в молодости явно были неплохие времена. Вот он их и вспомнил. — попытался я уговорить молодого поляка, чтобы он не сдавал коллегу, по возвращении домой.

— Может быть! Однако сейчас времена уже совсем другие. — таков был его приговор всему хорошему в двадцатом веке.

Судьба певца была решена! Конечно, он вряд ли куда-то еще поедет. Судя по подловатому выражению лица молодого поляка, тот сразу же по приезду сдаст с потрохами своего пожилого коллегу, сраженного стрелой ностальгии по Варшавскому договору. А белорусы быстро потеряли интерес к временно вернувшемуся в лоно славян поляку, все отворачивались от неуемного певца, пили паленку и громко смеялись.

Вот так и катилась жизнь. Почти ежедневные праздники перемежались заграничными поездками. Приемам несуществующих делегаций всегда предшествовали плодотворные набеги на склад «Укрспортобеспечения». Вместо армянского коньяку нам стал мил семилетний гаванский ром.

Прозрение

Все шло вроде бы как отлично, вечный послеобеденный праздник царил в нашем управлении, конфликты улеглись, схема откаталась, и даже когда мы начали списывать «Укрспортобеспечению» только двадцать процентов от каждого приема делегации, никто уже не обратил на это внимание. Однако что-то все-таки было не так. Некий червь грыз мой сонный разум, а ангел-хранитель набатом гудел в мозгу:

— Хватит! Опомнись!

Практически каждое утро, после очередного острого приступа похмелья.

Но после памятного утра в беспамятстве у шефа, когда я проснулся на месте несчастного бульдожка, я вдруг осознал, как это поется в известной песне Виктора Цоя, что «болен неизлечимо».

— Ужас! Кошмар! — мысленно корил я себя. — За последние полгода не прочитал ни одной книги, ни разу не сходил в театр, на выходных бессмысленно лежу на диване и смотрю в потолок — алкоголя не пью ни глотка, отдыхаю от трудовой недели. Одежда износилась, пиджак в несмываемых пятнах, ну и пусть — все равно на новый денег нет, и не предвидится.

— Фу! В глазах слабой половины нашего управления, визового отдела и серых мышек переводчиц, явно светится какая-то неприятная назойливая жалость.

— Спиваются ребята! А еще такие молодые! — так и сквозит в этих предательских сочувственных женских взглядах.

— По министерству уже легенды ходят о всегда веселых ребятах из управления международных связей. Документы посетителей подписываем не стесняясь, даже бутылки со стола не убираем.

Душу грызли противные сомнения, грусть и ощущение неизбежного бесславного финала.

— Если Юрий Николаевич бузил по жизни и был надежно защищен удостоверением полковника СБУ — например, однажды он при мне мочился в подворотне, и когда подоспел из засады на таких вот писунов наряд (и правда — не ловить же им настоящих преступников — это опасно), то шеф ни капли не удивился. Не прекращая процесса, он развернулся, и предъявил удостоверение. Наряд отдал честь и нырнул обратно в засаду, сделав вид что не заметили, что их ботинки оросились, за время общения с высокопоставленным писуном. У меня же такой козырной корочки, которая могла бы защитить в сходных обстоятельствах, не было.

Слом

Не ведаю за какие заслуги, но моя судьба снова сделала крутой вираж! И основным орудием проведения был вновь избран Марк Михайлович.

Происходил заурядный послеобеденный междусобойчик — решили раздавить пузырек коньяку с Василием и одним из верных часовых Юрия Николаевича с польскими фамилиями, а теперь начальником команды по гребле, который за очередной электрочайник сбегал за бутылкой в магазин, а теперь травил пьяные байки, благо к этому у него был врожденный талант, рот никогда не закрывался, извергая целыми потоками трели спортивных сплетен.

Вот за этим, таким обыденным занятием и застало нас орудие провидения — в дверь несколько раз легонько, как бы с опаской, постучали. Но стучали настойчиво, и было понятно, кто-то из своих — знал, что мы заперлись изнутри и пытаемся отморозиться. Выхода не было — пришлось на всякий случай спрятать пузырь и открыть. В кабинет тут же тихо проскользнул Марк Михайлович, в руках он держал какие-то бумаги. Мы тут же предложили младшему шефу выпить по рюмочке, но он как всегда застеснялся и наотрез отказался — ввиду классовой нетерпимости к спортсменам, не позволял себе пить в присутствии верных часовых с польскими фамилиями. Да и застенчивость взяла свое.

— Я к вам по делу зашел, — укоризненно произнес Марк Михайлович, молча порицая высокую степень разложения коллектива. — Тут нам на днях документы пришли, с предложением поучаствовать в конкурсе, связанном с обучением в США. Сергей, посмотрите пожалуйста, может вас заинтересует?

— Спасибо вам, Марк Михайлович! — ответил я, крепко пожимая его вялую ручонку.

— Хоть американцев я и не очень жалую, однако документы обязательно посмотрю. — добавил я, принимая из рук шефа конверт с американским рекламным письмом, увесистой анкетой и условиями программы, собираясь тут же по отбытии шефа забыть о конверте и продолжить приятное застолье, так как я искренне любил родину, и никуда ее более чем на две отпускных недели покидать не собирался.

— До окончания подачи документов осталось два дня, так что не откладывайте в долгий ящик, — предупредил Марк Михайлович. — кроме заполненной на английском языке довольно объемной анкеты, необходимы нотариально заверенные копии ваших дипломов на английском языке, а также рекомендации. Поэтому, времени в обрез. Если вы решитесь, я договорюсь, вы сами составите рекомендации на английском, а их подпишет действующий министр и бывший, вернее бывшая, которая теперь возглавляет крупный благотворительный фонд — американцы любят благотворительность. Также, если память мне не изменяет, вы говорили, что до учебы в Академии были помощником-консультантом народного депутата Украины, который одновременно является председателем христианско-демократической партии? Можете у него также взять рекомендацию?

— Конечно, не вопрос, возьму! У нас с ним хорошие отношения. — ответил я, неожиданно прозрев и протрезвев.

— Ведь это и есть шанс! — вдруг осенило меня. — А чем черт не шутит! Может это провидение, о котором я размышлял, и на которое рассчитывал в последнее время. Интересно будет поучаствовать. Конкурс, конечно, сумасшедший и шансов никаких, но отбор проводят американцы, и возможно, что коррупционная составляющая не так зашкаливает, как в отечественных ВУЗах?!

К тому же сам факт того, что Марк Михайлович принес бумаги чуть ли не в последний момент, за два дня до окончания срока подачи, что верит в меня и готов помочь с рекомендациями, что пришел в самый важный момент, вдохнул в меня определенную уверенность и пробудил уснувшую было веру в свои силы.

— Если успею все перевести, заполнить, подписать и сдать, — подумал я, — то это явно знак свыше, и все должно получиться.

Продолжение следует здесь


Підтримати проект:

Підписатись на новини:




В тему: