Пригибая мыслящий тростник. Очерк международных отношений. Ч. 10. Эксклюзив

22.09.2021 0 By NS.Writer

Роман Сергея Войтовича

Предыдущая часть здесь

Оттава, небольшой красивый зеленый городок встречал нас ужасной жарой и практически стопроцентной влажностью, так что наши футболки и тенниски промокли уже через несколько минут после приземления. Только мощные кондиционеры, установленные практически в каждом помещении, помогали бороться с превратностями летней переменчивой погоды. Необходимо отметить, что район больших озер отличается резко-континентальным климатом, для которого характерна капризность и крайнее непостоянство. Можно выйти прогуляться навстречу безоблачному небу и яркому приветливому солнцу, а уже через полчаса промокнуть под проливным дождем и бегом спасаться от грозных стрел громовержца.

Знакомого вида комфортабельный автобус довез нашу компанию до общежития Карлтонского университета в Канаде, нашего нового обиталища, родного брата общежития в Торонто. Встречал нас умудренный опытом и сединами восьмидесятидвухлетний профессор факультета государственного управления этого же университета, Майкл Пикс.

Экстравагантный старец подкатил ко входу в наше общежитие на стареньком велосипеде, самом распространенном средстве передвижения в кампусе. Облачен он был в белый мятый костюм в тонкую черную полоску без галстука, такую же мятую светлую однотонную рубашку, и черные кроссовки, резко диссонировавшие с остальной одеждой. За спиной болтался потрепанный рюкзак.

Внешний вид нового знакомого нас слегка озадачил, однако, так как все мы были люди умные и воспитанные, больше интересовало, что собой представляет профессор Пикс непосредственно как человек и ученый.

Как для своего возраста, поджарый дедуля оказался сверхживой, общительный и любопытный. Он персонально руководил нашей дальнейшей стажировкой и отвечал за ее успешное завершение. Быстро представившись, на удивление крепко пожав всем руки своей жилистой рукой, обильно покрытой старческими пигментационными пятнами и продемонстрировав неизменно белоснежные прекрасные вставные зубы, профессор провел небольшую экскурсию по кампусу Карлтонского университета, показал где какое здание, как пройти в столовую, а как к нашему общежитию, где кратчайший путь к факультету государственного управления, осветил некоторые организационные моменты, например, что бесплатно нас будут кормить в студенческой столовой только завтраками, а за обеды и ужины мы должны платить из выданной нам стипендии, якобы для того, чтобы из демократических соображений не ограничивать нас в возможностях оценить по достоинству различную местную кухню. С другой стороны, хорошо хоть завтраки были. Если всю стипендию, например, очень быстро пропить, то с голоду все равно умереть не получится.

План действий был следующим:

В плане первой недели опять несколько приемов, организованных уже местными чиновниками, ведь не даром же мы перебрались в столицу, оплот канадской бюрократии! Здесь тоже хотели с нами познакомиться, и типа убедиться, что деньги налогоплательщиков тратятся с умом.

Снова планировались лекции профессоров уже Карлтонского университета, посвященные их видению анализа политики и подходов к этой проблематике, которые могут быть применены в Украине. Надо отметить, что лекции были интересные, основаны на реальных прецедентах, кейсах, как выражаются за океаном, имеющих поучительную полезную составляющую, слушаешь эти многочисленные кейсы, и невольно возникает ностальгия о том, как бабуля в детстве сказки рассказывала. Это те же самые кейсы, только для детей адаптированные.

Однако во всех лекциях чувствовалась какая-то национальная неполноценность канадцев. В любой лекции докладчик неоднократно подчеркивал отличие канадской государственной политики в той или иной сфере от политики США по аналогичным вопросам.

В незапамятные времена канадцы выиграли какое-то там сражение с американцами, и тем самым остановили экспансию США на север, чем очень гордились, вполне возможно, что и заслуженно. Однако практически любой лектор не преминул упомянуть об этом факте в своем выступлении.

Во время начитки лекций, каждый стажер должен был определить с кем бы из государственных чиновников, представителей негосударственных организаций, научных работников он желал бы встретиться. Помочь в организации этих встреч, непосредственно договориться о теме, возможности и времени должен был персональный руководитель — тьютор, выделенный каждому из нас.

Тьюторами выступали три ассистента профессора Пикса, которые писали диссертации в Карлтонском университете под руководством молодящегося старика, и хотели заработать дополнительные к небольшой стипендии деньги, помогая нам со встречами и написанием финальной работы, непосредственно связанной с тематикой будущего диплома в Академии.

Двое тьюторов были иностранцами — очень разумный парень из Индии, однако, как и большинство индусов, благодаря неисправимо сильному акценту и национальным особенностям характера, навечно обреченный на второстепенные роли, и девочка-китаянка, скромно внимающая замечаниям пожилого профессора с буйным нравом, который держал их на коротком поводке, и все время, с ехидным англо-саксонским юмором намекал, что не мешало бы им отучиться, и сразу отправляться на родину, сеять зерна канадской справедливости и демократии, заботливо вложенные в их головы, сердца и руки щедрым канадским правительством, которое их бесплатно учит и платит стипендию, под руководством заботливого Майкла Пикса. Третьим тьютором был молодой и ужасно комичный канадец — тоже Майкл. Если собаки похожи на своих хозяев, в чем я имел честь убедиться самолично, то и любимые ассистенты также похожи на своих руководителей. По моим представлениям, такой же живой и худощавый, молодой Майкл был молодым клоном старого профессора. Если старый Пикс очень походил на героя популярного диснеевского мультфильма Дональда Дака в старости, то молодой Майкл как будто специально пародировал знаменитую утку. Так же двигался, разговаривал, смеялся.

Самое смешное произошло, когда профессор поручил Майклу сопроводить нас на торжественный прием, который должен был состояться в пентхаусе отеля Шератон — американцы и канадцы очень любят самые грандиозные приемы устраивать в пентхаусах известных отелей — считается высшим классом! Нас предупредили, что надо быть при параде. Когда младший Майкл, любимец и гордость профессора, встретил нас возле общежития, то сразу внимательно оглядел, и остался доволен. Несмотря на безбожную духоту, все мы были в костюмах, галстуках, туфлях, девушки в строгих деловых нарядах.

Сам Майкл тоже был в костюме, правда в кроссовках — мода у них такая что ли, в академической среде?! Мы выдвинулись гуськом по направлению к автобусу, припаркованному неподалеку. Так как я шел рядом с Майклом, он еще раз окинул меня внимательным оценивающим взглядом и одобрительно кивнул.

— Да, галстук это хорошо, правильно! Очень солидный прием! — подкрепил он свой кивок словами.

После этого полез в карман брюк, пошарил там некоторое время и извлек, кто бы мог подумать, галстук! Завязывать его необходимости не было. Удобная конструкция с резинкой значительно упрощала процесс. Когда я посмотрел на Майкла по его просьбе, чтобы убедиться ровно ли сидит узел, я чуть не упал со смеху. На его шее был повязан галстук, сверху до низу покрытый большими рисунками Дональдов Даков.

Каждому из трех ассистентов досталось по три стажера. Так как нас было десять, то мне выпала честь заиметь в тьюторы самого профессора Пикса, ведь моя тема диплома, посвященная религиозным конфликтам в Украине, была сложной и уникальной для Канады, ввиду полного отсутствия таких конфликтов в североамериканской стране. А какой-то опыт все-таки перенять было нужно, и эта задача была под силу только Пиксу лично.

Профессор хоть и отличался стариковской вздорностью и раздражительностью, но в основном проявлял ее по отношению к своим подчиненным — трем ассистентам. В особенности доставалось иностранцам — младшего же Майкла он любил, возможно что и чисто интуитивно, отдавая дань преемственности поколений, к тому же, как я уже упоминал, если человеческие клоны и существуют, то молодой Майкл был бесспорным клоном старого. Ко мне же профессор относился с крайним любопытством и искренне, без прикрас, старался дать возможность ощутить саму суть канадской идеи государственности. Я много лет жил со своей одновременно любимой и не очень бабушкой, поэтому хорошо ориентировался что к чему, и до поры старался не раздражать пожилого Пикса. Профессор был рафинированным англосаксом из почтенного рода — специально повел меня в канадский парламент на экскурсию, и показал среди длинной череды портретов всех спикеров, висящих вдоль бесконечного коридора, своего солидного прапрадеда, некогда принимавшего непосредственное участие в судьбе родины. Судя по градусу любопытства, Пикс явно никогда не имел дело с коллегами и студентами из бывшего Советского Союза, поэтому постоянно насылал на меня рой вопросов на всевозможные темы, от политики, жизнеустройства, и вплоть до личных, некоторые из которых были настолько прямыми и откровенными, что ставили мой славянский менталитет в абсолютный тупик. Такая манера наивно задавать откровенно личные вопросы вообще свойственна всем североамериканцам.

Внимания он мне уделял много. Водил на экскурсии по разным государственным органам, музеям, много рассказывал о жизнеустройстве, канадцах, эмигрантах и об их совместном варении в большом канадском котле народов, и о том, чем этот котел отличается от соседнего американского котла.

Как представитель истинно аристократического рода, он просто обязан был пригласить меня на ужин. Но не знаю, стариковская ли скупость, или обыкновенная североамериканская скаредность, очень характерная местная черта, сразу заставили меня усомниться в аристократизме профессора. Перед ужином профессор привез меня к себе домой, выпить по нескольку порций джина или виски, ввиду того, что в ресторане крепкие напитки дорогие, поэтому их целесообразней употребить дома, а качественным стейком насладиться потом, уже в ресторане. Свою мотивировку он и не думал скрывать — сразу изложил свой нехитрый план, и объяснил, почему нужно постараться напиться перед походом в ресторан.

С другой стороны, было интересно посмотреть, где и как обитает пожилой профессор. Ничего вычурного! Небольшой домик с тонкими стенами характерного местного проекта, зеленая лужайка, любящая жена, с красивыми, светлыми, умными глазами. Из слов хозяина, раньше они жили в большом доме, но несколько лет назад сменили жилье на более скромное — легче по хозяйству справляться. На самом деле, думаю стало жалко денег на отопление, и оплату большого налога на собственность.

После трех порций джина, а крепкий восьмидесятидвухлетний дедуля лихо поддерживал темп, мы втроем выдвинулись в ресторан. Истинный канадец знал толк в стейках! Ресторан был дорогой, обслуживание отменное, и даже нескончаемые назойливые расспросы Пикса об украинских традициях, кухне, спиртных напитках не могли испортить впечатление от замечательного стейка с печеной картошкой, под бокал отменного рубинового вина. Страсть к познанию ни на миг не покидала профессора. Он накинулся с вопросами и на официанта, уловив его иностранный акцент. Тот оказался эмигрантом из восточной Европы, переехал в Канаду несколько лет назад, растил двух детей, и потихоньку строил свою маленькую американскую (или канадскую) мечту. Допросом официанта Пикс остался очень доволен, простой незатейливый путь к вершине пришелся ему по душе, и когда тот отошел, с гордостью заявил.

— Его сын сможет стать президентом этой страны!

После ужина решили прогуляться по парку — слегка развеяться. Во время прогулки профессор решил прощупать почву насчет моей стажировки.

Что касается программы стажировки, то нужно было совместно с тьютором определить план встреч, проанализировать добытый материал, и под его руководством написать аналитическую работу.

— Сергей, с кем бы ты хотел встретиться за этот месяц? — спросил Пикс.

— Майкл, ведь я у вас в гостях, в отличие от меня, вы опытный профессионал с огромным жизненным опытом, и лучше знаете, с кем бы лучше встретится у вас в стране. — ответил я, так я уже имел некоторое впечатление об американских политологах и чиновниках, и ни с кем особенно встречаться не хотелось.

— Я уже позволил себе об этом подумать! — самодовольно сообщил Пикс.

— Я вам крайне признателен, Майкл. Вы замечательный тьютор! — попытался польстить я старому профессору.

Он предложил три встречи — женщиной, специалистом по конституционному праву, работающей в каком-то бесполезном государственном органе, я не очень вникал каком, представителем негосударственной организации, занимающейся религиозной проблематикой, и греко-католическим профессором украинского происхождения местного католического университета.

Я тут же с улыбкой одобрил выбор профессора и крепко пожал его жилистую руку. На его вопрос, с кем бы я еще хотел организовать встречи, я вежливо отказал. Уверил, что трех встреч более чем достаточно.

— Лучше больше времени по музеям похожу, это моя страсть, и в Монреаль съезжу! — подумал я.

Профессор все конечно понял, как-то странновато-загадочно на меня посмотрел, но промолчал. Молодец — деликатный человек! Я ему также сообщил, что о финальной работе он может не беспокоиться. Я все напишу правильно и вовремя. Все останутся довольны!

С Пиксом мы гуляли еще несколько раз. Он был настоящим кладезем, просто ходячей энциклопедией канадской жизни, искренне любил местный жизненный уклад и широко его рекламировал, всегда готов был поделиться информацией, например, о местной архитектуре, домах, ценах на них, о том какая социальная группа где предпочитает жить и каким образом проводить время, какие идеи сидят в умах местных жителей, что они думают о все пребывающих эмигрантах, и что те думают о местных снобах англосаксах. Как-то профессор развил идею, что мечтает, чтобы его ассистенты иностранного происхождения доучились, и отправились на родину, нести недоразвитым демократиям новые идеи и канадский образ мыслей, которым они уже успели тут заразиться за годы учебы. Но пока ассистенты только разочаровывали профессора тем, что всеми правдами и неправдами старались зацепиться в богатой обеспеченной Канаде, вместо того, чтобы отправиться на свою нищую родину. За это, в основном, он их и тиранил.

На мое замечание о принципах политики мультикультурализма, уникальному западному изобретению, которому были посвящены практически все лекции во время стажировки, которые явно шли вразрез с несколько шовинистическими идеями Пикса о том, что в Канаде надо только готовить кадры, а потом всеми силами выпирать их на родину распространять англосаксонскую либеральную заразу, Пикс сильно возбудился, раздражился, и сообщил, что это к делу не относится.

— Майкл! — с примирительной улыбкой успокаивал его я. — Далеко не все такие, как ваши предатели родины ассистенты. Вот я, например, пробыл в Канаде всего ничего, но полностью впитал доминирующую канадскую идеологию, и уже не знаю, как бы побыстрей вернуться домой в Киев.

— Неужели правда?! — оценивающе уставился на меня старик.

— Абсолютная! Не нужна мне ваша Канада! За эти пару недель я ужасно соскучился за своими друзьями и родственниками, и никогда не променяю любимый цветущий город, где жили еще мои прапрабабушки и прапрадедушки ни на какой Новый Свет!

Пикс глядел на меня как-то странно, с недоверием. Видимо подозревал какой-то подвох. Не понимал, что кому-то может все-таки хотеться побыстрее покинуть канадский рай. Однако комментировать не стал.

Все было замечательно, но начали сильно тупить сокурсницы. Ну прямо прониклись англосаксонским стилем мышления! Умудрились серьезно напрячь своих неопытных тьюторов, и поназначали примерно по две встречи в день. Я, со своими тремя встречами за три недели, по сравнению с усердными коллегами, выглядел просто каким-то фатальным лузером! Насколько это для мужчины возможно, изучив женский темперамент, я догадывался, чем это все закончится.

— Дамы! Я вас искренне, по-христиански предупреждаю, что излишнее усердие еще никого до добра не доводило! — пророчествовал я.

— Ты просто лентяй! А мы приехали опыт бесценный перенимать! — кудахтали мне в ответ.

— Какой опыт! Побойтесь Бога! Опомнитесь! Не смешите! История нашей страны длиннее раз в пять, чем Канады! Потом же сами меня благодарить будете за добрый совет! Ну зачем вам столько встреч, не пойми с кем? — вразумлял я неразумное стадо.

— А зачем ты сюда приехал? — вопрошали злюки.

— Как это зачем? Интересно ведь посмотреть, как за океаном люди живут. И музеи здесь просто прекрасные! — отвечал я.

— Развлекайся! А мы приехали работать! — стыдили меня.

— Сами же потом прибежите каяться!

После первой недели моего позора, на второй общей встрече по окончание первой недели стажировки в Оттаве, все коллеги дружно докладывали о каком-то неимоверном количестве встреч, которые все прошли с несомненной пользой для развития украинской науки, результат которых найдет яркое отражение в финальной работе, а затем даст полезные практические результаты. Я же, со своей единственной встречей за первую неделю, выглядел просто каким-то изгоем, но стоически ожидал реванша.

И вот, начиная со второй недели, блудные дети начали каяться. Теряя драгоценное время на бесполезную болтовню с малоинтересными канадскими дурнями, девчата наконец-то осознали, что их излишнее рвение становится серьезной помехой успешной стажировке, например, походам по магазинам. И тут же начали массово отказываться от уже назначенных встреч, аргументируя изменением своих планов стажировки. Профессор Пикс и молодые тьюторы были в состоянии безмолвной ярости, которая пожирает человека изнутри. Возник серьезный скандал, в тени которого я уже был просто невинным агнцем.

Девочки вообще вели себя плохо, начиная с самого первого момента прибытия в Оттаву. Их было семь, а я один! Все уже далеко не невинного возраста, они за год совместной учебы сильно ослабили мою бдительность. Я был абсолютно уверен, что это мужики в юбках, ни о чем кроме своей карьеры не помышляющие — серые мыши, в строгих деловых костюмах. Отсутствие у них собственных детей, казалось бы, только подтверждало мое мнение. Но, видимо, женский материнский инстинкт не может подавить даже непомерное женское честолюбие. Они как будто осатанели, и все дружно на меня набросились. Я ощутил себя перенесшимся в неприятные моменты детства, когда я был таким же умным как сейчас, но абсолютно беспомощным, ввиду незавидного подневольного социального статуса ребенка. Все мечтал вырасти и отомстить взрослым за их ничем незаслуженное превосходство и самоуверенность. А тут какое-то дежа-вю! На меня обрушилась целая лавина претензий и замечаний, подгоняемая волной пробудившихся материнских инстинктов моих сокурсниц. Мне представлялось, что у коллег даже соски возбуждались под одеждой, когда они начинали меня воспитывать и поучать, как малое дитя.

Я оказывался виноват во всем, и делал все неправильно. В ответ на канадское «How are you?» (Как твои дела? (англ.) — прим. ред.), отвечал по-русски «Привет!». Девчонки считали это неуважением к хозяевам, а я просто не понимал, как таким странным вопросом можно здороваться. Ну какая им разница, как у меня дела?!

По их мнению, я несерьезно относился к стажировке, и вместо того, чтобы назначить встречи на каждый день, отлынивал от учебы. Эти замечания меня прилично бесили — ведь не следует искать соринку в чужом глазу, не заглянув в собственный, об этом даже книги священные предупреждают.

Также они сильно фыркали по поводу моих предположений о специфике канадского менталитета, да и вообще всех англосаксов.

— Вы я вижу за считанные дни тут освоились! — стыдил я женскую половину. — Так и берете пример с местного населения. Только недостатки в ближнем и выискиваете, когда в первую очередь следует за собой смотреть.

— А ты как приехал сюда «совком», так никакая передовая Канада тебя не исправит! — возражали коллеги.

— Да где уж нам уж! — отбивался я. — Лишь бы вы приобщились к лидирующему мировому менталитету глобального наушничества!

И тут же пали жертвой этого самого передового менталитета!

Программа оплачивала нам только завтраки в университетской столовой. Обеды и ужины за свой счет. Но наши девочки решили приберечь доллары со стипендии, и с завтрака, который был организован в виде шведского стола, набирали продукты с собой, что похвально, не тратили время на рестораны и забегаловки, а обедали и ужинали остатками от завтраков в комнатах, не отрываясь от учебы. Я с полной уверенностью предсказывал им развязку, но ощущал себя в теле небезызвестной Кассандры, троянской предсказательницы, к которой никто не хотел прислушиваться.

Прошло дня три-четыре. Кто-то, а я даже уверен что выстроилась целая очередь благожелателей, доложил поварам, те декану, декан Пиксу, а уже Пикс поручил одному из тьюторов всем написать на электронную почту, что ничего с завтрака, кроме разве что одного апельсина, брать нельзя. Такой вот симбиоз деликатности, граничащей с трусостью. Лично я и так ничего не брал из столовки, чувствуя со всех углов и сторон неусыпный социальный контроль за своим ближним, а после этого предупреждения решил, что и апельсина ни одного не возьму — пускай подавятся своими апельсинами!

А вот именно те, кто активно меня поучал вести себя правильно, продолжили пагубную практику. Только теперь незаметно припрятывали еду с завтрака в кулечки под столом, а потом с уверенным видом покидали харчевню. Чего не сделаешь, чтобы не отвлекаться надолго от учебы.

Один раз мы очень прилично надегустировались местного пива в баре, и когда покидали заведение, я зачем-то ушел вместе с недопитым бокалом в руке, из которого периодически отхлебывал. По мнению девочек, это было страшное преступление, в наказание за которое положен как минимум расстрел. Как это часто бывает, выпитое пиво начало совершенно неожиданно сильно давить на мой мочевой пузырь. На просьбу подержать бокал, от меня отшатнулись, как от прокаженного. Пришлось поставить бокал на крышу припаркованного рядом автомобиля, и зайти в ближайшую подворотню.

Когда мы таки загрузились в автобус, я просто оглох от вала необоснованных упреков. Можно подумать, что я раньше никогда не выносил пиво в стакане из бара и не оправлялся в подворотне. Больше всех усердствовала моя ближайшая подруга — Илона. Возродив свой опыт организации предвыборных кампаний, я ее в старосты факультета в свое время пропихивал, а она оказалась обладательницей такой куриной памяти. При этом женская солидарность и порыв не знают меры. Терпишь их, терпишь, и тут — бац! Я вышел из автобуса на следующей остановке и пошел в кампус пешком.

Дошел до общаги часа через два, разделся и уже собирался мыться, когда услышал через тонкую дверь тихие крадущиеся шаги, которые замерли как раз под самым моим дверным проемом. Я ждал, молчал и прислушивался. Минуты через две шаги начали удаляться. Когда я шел к двери я уже знал, кого увижу. Выглянул наружу, и не ошибся. По коридору удалялась знакомая грузная высокая фигура Илоны:

— Илона! — окликнул я. От неожиданности она вздрогнула и испуганно обернулась.

— Иди на х…! — ругнулся я и закрыл дверь, не дожидаясь комментариев.

А на следующий день решил мириться. Ведь по сути она была неплохая тетка. Это Канада ее чуть подпортила.

Поутру боролся с последствиями абстинентного синдрома, и ни с кем не хотел видеться. Однако вечером был запланирован важный прием у организаторов стажировки из Оттавы, в одном из престижных ресторанов. Я прибыл на прием самостоятельно, но вовремя. Все уже были в сборе. Как это у них обычно бывает, в зале ресторана нас всех приветствовали словами и широкими, ничего не означающими улыбками, организаторы. Я с опаской, но другого выхода все-таки не было, подошел к Илоне, и начал, как ни в чем не бывало.

— Привет! — сказал я, примирительно улыбаясь.

— Ты помнишь, что вчера сказал? — со скрытой обидой ответила на мое приветствие Ивана, смешно дуясь в ответ.

— Конечно помню! Прости! Ну, погорячился! Долго домой добирался. — и я неожиданно даже для самого себя встал на колени и прижал к груди руки прямо посреди зала ресторана, наполненного стажерами и чиновниками, которые тут же на нас с любопытством уставились.

— Немедленно встань! — испуганно завопила Илона, в то время как обильный румянец заливал ее пухлые щечки.

— Ну, извини! Давай дружить! — не унимался я, и не думая так быстро сдаваться и вставать с коленей.

— Быстро вставай! Это просто ужасно!

— Я тебя сейчас еще и за ноги начну обнимать! Давай прощай! — гнул я свою линию.

— Хорошо! Хорошо! Забыли! Поднимайся! — под раздевающими прожекторами множества взглядов начала сдаваться жертва.

— Значит мир! Ну и замечательно! — сказал я вставая. — Так бы и сразу! Пойдем лучше выпьем по пятьдесят грамм за восстановление дружбы.

Мне было абсолютно наплевать, что думают серые канадские личности, окружающие нас, а вот девочкам по всей видимости нет. Отношения с ними так и не наладились полностью. Пребывая с ними в дальнейшем в состоянии полу-бойкота, я оставил дальнейшее наведение мостов до Киева, и решил во время пребывания в Канаде больше общаться с харьковчанином, который оказался бывшим военным летчиком, а также докторантом-политологом, еще двумя представителями мужского меньшинства.

Докторанта было жалко. Прирожденный ученый, холостяк, положивший всю свою жизнь на алтарь науки, изгрызший большую часть зубов о гранит этого алтаря, занимался абсолютно бессмысленным делом, еще никому пользы не принесшим — политологией. Он плохо знал английский, поэтому просил меня помочь с переводом финальной работы по результатам стажировки, которую он обязан был написать, наравне с менее титулованными стажерами. Я искренне пытался ему помочь, но фразы Боря строил так вычурно, длинно и заумно, что я не всегда мог их понять даже по-русски. Каждое, практически бесконечное предложение требовало устных разъяснений автора, но с горем пополам мне все-таки удалось изложить мысли гения на бумаге по-английски, и некоторые из них даже стали доступны пониманию менее изощренных, чем Боря, политологов. Хотя на общих еженедельных собраниях, судя по растерянному выражению лица Пикса и остальных перепуганных тьюторов, постоянно ожидающих взбучки от строгого профессора, политологическая галиматья Бориса, хоть и в моей, более-менее доступной пониманию интерпретации, явно оставалась за гранью восприятия англосаксов, индусов и китайцев. Но Боря упорно посвящал практически все свое время написанию великой работы, и углублялся в такие политологические глубины, что нам с Юношевым, еще одним представителем мужского меньшинства стажеров, становилось страшно, и мы серьезно переживали за душевное равновесие автора.

Лучшее что мы могли для него сделать, так это оставить наедине со своим гениальным трудом, и весело и насыщенно проводить время, изучая канадский быт, кухню, культуру в оттавских кварталах, музеях, ресторанах, парках.

Музеи в Канаде классные! Сразу видно, что денег не экономят. С восторгом вспоминается грандиозный по замыслу и реализации очень современный по оснащению музей цивилизаций, из названия которого сразу понятно, чему он посвящен. Традиционные картинные галереи также радовали разнообразием и наполнением. Однако Юношеву, в прошлом военному летчику, а теперь скромному муниципальному служащему города Харькова, направленному в Академию повышать свою новую квалификацию профессионального бюрократа, намного больше других пришелся по душе музей авиации.

Когда он увидел в качестве экспонатов американские истребители Харриеры, его глаза засияли, а ноги сами понесли к невиданной новой игрушке.

— Харриер! Я всю жизнь учился тебя сбивать на тренажерах, а вживую никогда не видел. А вот здесь-таки довелось! — бурно радовался летчик, с любовью поглаживая металлическую кожу отслужившего свой боевой век самолета. — Сколько часов тренировок! А теперь, такая встреча!

— Да, вижу, самолеты ты любишь? — вставил я и свои пять копеек. — А чего авиацию бросил?

— Смысла не было продолжать. В девяностые всю украинскую авиацию разрушили, летать совсем перестали, топлива не было. Так, на тренажерах все время убивали. А настоящему пилоту небо нужно. Без неба ты уже не пилот! — с горечью в голосе ответил пилот-бюрократ.

Его долго невозможно было оторвать от крылатой мужской игрушки. И только когда были сделаны фотографии со всех возможных ракурсов, Юношев сдался, и мы двинулись к выходу.

— Видишь коробки со сборными моделями самолетов? — спросил он, когда мы подошли к сувенирной лавке у выхода.

— Да, интересные модельки. Кажется, снова Харриеры? Купить на память не хочешь?

— Неа! Фотографий вполне достаточно. Но вот что интересно, на коробках наших моделей истребителей обычно Су—27 летит, а горящий Харриер падает в шлейфе огня и черного дыма, а тут все совсем наоборот, грозные Харриеры безжалостно сбивают рои Су—27! — засмеялся пилот-теоретик.

— Что бы на коробках не рисовали, однако я думаю, что это хорошо, что спор между Харриерами и Су-27 о том, кому лететь, а кому со свистом и дымом пикировать к земле так и не был разрешен на практике.

— О чем ты?! Харриер это отстой по сравнению с Су-27! Ни в какое сравнение не идет! Наши бы их в пух и прах расколошматили! — возмутился милитарист-неудачник.

С профессионалом спорить не стану. Наши, несомненно, намного лучше! — вынужден был согласиться я, чтобы не обидеть товарища.

Шла последняя неделя стажировки. Все мои три встречи остались в прошлом и уже начали отходить на второй план. На них мне надарили целую гору всевозможной религиозной и юридической литературы, кроме того, по программе можно было накупить тематической литературы на двести долларов, чем я не преминул воспользоваться.

— Зачем ты купил более чем за сто долларов учебник по канадскому конституционному праву? — несколько раз интересовался Пикс.

— Канадское конституционное право очень поможет мне при написании аналитического отчета по стажировке и магистерской работы. — абсолютно невозмутимо, без лишних комментариев каждый раз отвечал я.

На самом деле, просто нужно было на что-нибудь потратить положенные мне капиталистами двести долларов, а особо полезного ничего не нашлось. А толстенную книгу по конституционному праву мне настойчиво рекомендовала правовед, встречу с которой мне организовал сам Пикс. Еще при встрече с ней он утверждал, что мне эта книга не нужна. И был очень настойчив. Поэтому и пришлось книгу таки купить за канадские денежки. Чтобы знал меру!

Продолжение следует


Підтримати проект:

Підписатись на новини:




В тему: