Семь смертей за околицей – 4

Тёмный лес внутри и снаружи

Я идиот. Ещё до войны совершил непростительную глупость: взял Дашу на работу к себе в отдел. Подчинённой. Ощущаете нелепость ситуации? По выходным мы равноправные партнёры, заботящиеся друг о друге. По будням я песочу её за всякую херобору. Идиотизм.

Частично меня оправдывает то, что Даша лучшая в своём деле. Частично оправдывает то, что в компании такое поведение горячо приветствуется. Ты счастливый человек, говорит мне инвестор, ты можешь работать и днём, и ночью, потому что вы с Дашей всегда вместе. Когда я возражаю, что от этого иногда становится невыносимо, он смеётся. Наверное, пока не понимает.

Я тоже раньше не понимал. Сколько себя помню, постоянно на все работы и во все бизнесы тащил друзей и родственников. Мне казалось, это естественным и удобным, хотя жизнь уже несколько раз осаживала. Увы, я не из тех, кто усваивает уроки с первого раза. Даже на этой работе отличился тем, что не только нанял любимую женщину, но ещё и позвал работать на меня хорошую подругу. Сейчас мы уже не работаем и, к сожалению, больше не дружим — прости, Лина, я оказался хреновым начальником и, что более важно, хреновым другом.

Только сейчас, прожив половину жизни, я осознал, что дружба отдельно, любовь отдельно, коллеги — отдельно. Не надо ничего смешивать, нужно уметь наслаждаться разными людьми по-разному, а не слипаться в единый комок, как шогготы в антарктической лаборатории Гитлера.

По-честному, я кайфую от работы с Дашей. Она умна, прекрасно выполняет задачи и смотрит на вещи гораздо глубже меня. Прекрасно ладит с испанцами. Я доверяю ей в работе и знаю, что если она упрётся в какую-то задачу, то обязательно выполнит. Но это кайф поверхностный, не тот, что изначально манил в этой волшебной женщине.

Я хочу приходить домой вечером и видеть её впервые за день. Целовать. Скользить руками по гибкой талии, вдыхать её запах. Прикусывать губами кончик носа. Хватать за жопу. Смотреть в глаза. Хочу жадно слушать, что она видела за день, и о чём думала. Хочу рассказывать о том, что случилось со мной, и в каких облаках я витал.

А если приходит вечером она, и на работе её кто-то расстроил, я хочу слушать истории про начальника-мудака и знать, что это не про меня.

Я долго дозревал до мысли, что близость бывает разной и для разного, и что нельзя получить всё сразу. Очень хочется, конечно. Но нельзя. Скоро я всё исправлю. Я перестану быть начальником, а она — подчинённой. В другой раз расскажу, как это случится, сейчас неважно.

Дальше будет так: я заработаю миллион и куплю моей богической женщине дворец. Даша будет повелевать:

— Несите мне сёмгу! И нори!

И босоногие слуги с золотыми подносами тотчас побегут в кухню!

Дорога до миллиона трудная и долгая. Каждый шаг на этом пути сопровождается риском расплескать чувства к любимой женщине. Я думаю, мы до сих пор не облажались на этом витке только потому что понимаем: мы ходим по минному полю. Поэтому продолжаем раздувать уголёк страсти, бережны друг к другу и внимательны. Мы очень хорошая команда, и не только на работе.

Довлатов задавался вопросом, как рождается человеческая близость. Я знаю: настоящая человеческая близость рождается из принятия. Мы разные, и самый идеальный человек в вашей жизни будет чем-нибудь бесить. Даша, например, чистит зубы в душе, и это сводит меня с ума. Но я принимаю её, как принимаю то, что у Даши есть свои интересы, друзья и подруги, ей нужно время на уединение и больше времени для сна, чем мне. Я признаю эту разность и наслаждаюсь ей. Даша мирится с тем, что я люблю пиво, вместе со мной полюбила рэп и даже мои литературные эксперименты поддерживает. Ещё и как! Оказывается, до меня никто не хотел написать о ней книгу…

Я чувствую, как текст, словно время, утекает сквозь пальцы. Пишу-пишу, и чем больше пишу, тем больше остаётся за бортом в надежде на режиссёрскую версию или полноценный роман. Я бы очень хотел в подробностях рассказать, как сблизился с Агнией, что увидел в этой необычной девочке, и почему мы с ней регулярно противостоим обеим Дашам. Хочу рассказать о работе, где я встретился со своими тараканами в чужих головах. О том, как справлялись с кризисом люди, выброшенные войной на испанский берег. О волнах эмиграции и любимой украинской дисциплине: тотальном сраче всех против всех. О моём единственном друге, который сейчас служит в ВСУ, и по которому я очень сильно скучаю. Именно Игорь стал одной из двух причин возвращения меня в реальность, в настоящее время, в жизнь. Я расскажу обо всём этом в другой раз.

Времени мало, так что вернёмся к палкам с зелёной мотнёй сверху.

Подозреваю, лес в моей жизни присутствовал всегда. Просто сейчас я оказался готов его увидеть. Во всех моих мыслях о будущем, всех попытках заявить о себе, в желании получить что-то всегда проступал тёмный пугающий лес, в котором таилось нечто ужасное. Настало время попасть туда по-настоящему. Одному.

В одну из ночей, когда все спали, я выскользнул из дома через чёрный ход. Поднялся по соседскому участку, покрытому высокой скользкой травой. Помахал пасущимся коровам, и вскарабкался по склону на шоссе. Пройдя до развилки, отдышался, и свернул на разбитую грунтовку, уходящую в самую чащу. Какое-то время я просто шёл по ней, вдыхая густой эвкалиптовый воздух, затем свернул в чащу.

Наверное, мне стоило бояться кабанов, которых хватало в округе. Но, как я уже успел понять, по ночам все кабаны паслись в городе. Потому что жёлуди — это, конечно, вкусно, но проще перевернуть и распотрошить мусорный бак — и лакомство, и погремушка кабанятам. Днём, кстати, эти дикие животные спокойно приходят на городской пляж, выкупать малышей. Испанцы делают вид, что их не замечают. Кабаны тоже. В общем, кабанов я не боялся и, как оказалось, зря.

Пройдя несколько десятков шагов, я встретился с тенью. Над головой светила Луна, белый свет протекал сквозь шеренги деревьев. А прямо передо мной выросла стена, поглощающая свет. Я отступил на шаг, ещё не понимая, в какую попал в беду. Тьма одним прыжком вполовину сократила дистанцию. Появились детали: шерсть на загривке, острые клыки. Запах! Клянусь, никогда не видел таких огромных зверей раньше. Я попятился назад, оступился, и тут-то кабан врезался в меня. Я почувствовал то, что чувствует человек, когда его сбивает автомобиль. Тело, только что такое прочное, твёрдо стоящее на ногах, превратилось в хрупкую игрушку. Тело больше мне не принадлежало. Я подлетел, упал на спину и несколько секунд пытался заправить обратно в разорванный живот выпадающие кишки. Затем пришла боль, которая парализовала и сузила мир до пульсирующей яркой точки. А дальше кабан закончил то, зачем пришёл. Всё исчезло…

…Под моей ногой хрустнула ветка, и я вздрогнул. Наваждение прошло. Я стоял в лесной чаще, без конца и начала. Одуряюще пахло эвкалиптом. Над головой светила половинка Луны и несколько крупных звёзд. Кабана не было.

— Он нас услышал, — донёсся до меня чей-то шёпот. Следом кто-то матернулся.

Я огляделся, но никого не увидел. Повернулся туда, повернулся сю…

Ночь в левом глазу сменилась яркой вспышкой, и я оказался на земле. Уцелевшим глазом рассмотрел три человеческих фигуры на фоне звёзд. Они наклонились.

— Что, хохляндер, думал, не достанем? Статейки пишешь, не уймёшься никак? Мы вас везде найдём: в Мариуполе, в Киеве, в твоей эуропе тоже нашли. Гыгы.

Я хотел закричать, но получилось выдавить лишь мышиный писк. Фигуры засмеялись, и в этом смехе было так мало человеческого, так мало сострадания и сочувствия, что стало ясно: это приговор. Мелькнуло в свете широкое лезвие, затем опустилась настоящая тьма. Без звёзд.

Я проснулся от удара кулаком по лицу. Опять, подумал я, давясь кровью, стекающей по носоглотке.

— Очухався, падло.

Три фигуры, те же звёзды за спинами.

— Що, не подобається перейменування вулиць?

Ещё удар.

Вообще нет, прошепелявил я, сплёвывая зуб. Губы онемели. Не нравится. И раз уж спросили, ещё мне не нравится, что моя страна истерично отказывается от прошлого, вместо того, чтобы это прошлое принять, отрефлексировать, успокоиться и жить дальше. Мы не построим нормальное будущее на отрицании того, кем были и что делали. Тем более, мы не можем бороться с языком — половина наших защитников говорят на русском, и где была бы Украина, если бы не они?

— Нє можєм бороцця с язіком — передразнил меня один из говорящих в новомодной «патриотической» манере. Чем дальше от линии фронта, тем больше в людях проявляется вот такого мелкого шакальства под маской заботы о стране или поиске справедливости.

Я не знал, что можно ещё добавить к этому диалогу, поэтому просто плюнул куда-то вверх. Надеюсь, попал. Потом меня били. В конце всё залила вспышка, и стало невозможно дышать. По ушам ударил опаздывающий хлопок. Удушливый запах гари заполнил мир, потеснив фигуры, небо позади них, деревья… Даже эвкалипт и тот куда-то пропал.

Очнулся я от пощёчины. Я не понимал, где нахожусь, почему голый и привязан к холодному камню.

— Сколько мухоморов он съел? — голос оказался знаком. В голове шумело, поэтому я не сразу узнал нашего финансиста.

— Я говорила, не надо грибы в пиццу класть. Он как услышал, что пицца бесплатная, всю сожрал.

— Он не сдохнет до начала?

— Не должен.

Я попытался вырвать, но желудок уже опустел. Сердце колотилось шаманским бубном. Надо мной нависали коллеги в бурых плащах с капюшонами. Все начальники отделов здесь. Мир расплывался перед глазами. Тук-тук-тук — считало время сердце. Пахло эвкалиптом и раскалённым подсолнечным маслом.

Моя непосредственная руководительница продекламировала:

— О, великий Мамона, взываем к тебе! Прими жертву во исполнение квартального плана!

Остальные читали мантры на незнакомом языке, похожем на крики ночных птиц. К своему ужасу, среди голосов я услышал и собственный.

— Прими сердце и душу нашего молодого руководителя, которые он добровольно отдаёт в твои руки.

Нет, хотел закричать я, нет-нет-нет, меня опоили, но мои губы в этот момент произнесли «да».

— Он готов отказаться от прежней жизни, и прежних убеждений ради общего командного дела и целей нашей команды.

Мне развязали руки и протянули нож. Я взял, хотя брать не хотел.

Я не хочу отдавать Мамоне ни сердце, ни душу. Я хочу быть писателем, актёром, хочу попробовать написать рэп, пожалуйста, только не Мамоне, я живой человек, а не финансовый робот, я живой, живой, жи…

Мои руки воткнули нож в мою же грудь, после чего бессильно обвисли. Коллеги буднично разделали меня, как курицу в супермаркете. Мясо отложили себе, а требуху бросили в жертвенник. Зашипело. Я остывал на древнем каменному столе, над которым тысячи лет назад колдовали кельтские друиды. Со мной всё было кончено, и дальше я…

… всё-таки вернулся в Украину. Пошёл в военкомат. Хотел быть полезен где-то в тыловых частях, но увлёкся и как-то незаметно оказался на «нуле». Поймал осколочно-фугасный. Что нашли, собрали в пакет…

…Забухал и свалился с обрыва. Переломал ноги и с изумлением смотрел на белые косточки, торчащие из красного мяса. Долго орал, потом затих. Нашли по весне…

…Снова в лесу. Бродил меж тонких стволов. Вдыхал эвкалипт. Выдыхал пар бессмысленных грёз. Неподалёку хрустели ветки — из Кариньо возвращались сытые безразличные кабаны. Вдалеке рокотал Бискайский залив. Прилив. Вскрикнула ночная птица. И разом всё загорелось! Выкипел океан. Лес полыхнул, как коробка спичек. Горы расплавились. Я превратился в огромную свечу, оплыл до костей, а затем и кости обратились в пепел. Взрыва я не услышал. Гриб не увидел. Всё случилось слишком быстро, так что я даже испугаться не успел.

Я вернулся под утро. Мокрый, измотанный, живой. Зарылся в постель, и впервые за долгое время заснул спокойно. Утром ворочал обыденными делами, и даже не сразу заметил, что в сломанном стуле вижу только сломанный стул, и никаких проекций. Когда мама прислала фотографии моей одесской квартиры, сквозь советский кафель не проступили очертания душевой кабинки. Просто ужасная ванная, вот ведь люди как-то жили в таком раньше… Невод вероятностей, накинутый на ближайшее будущее, истлел и наконец-то дал мне свободу. Куда пойдут дети учиться в следующем году, где мы будем и какими — я узнаю, когда доживу. Это не сделало меня ближе к испанцам, или даже просто счастливее. Но прожив все свои страхи и отказавшись от будущего, я хотя бы сделал свою жизнь менее болезненной.

И всё-таки, я стал немного ближе к испанцам. Потому что в моём стремлении обуздать жизнь скрывалось много недоверия и страхов. А сейчас я радуюсь, что утром солнышко поднимается, а вечером — садится. В Украине, где уже лет сорок живут от кризиса к революции, и через войну обратно к кризису, окружающему пространству и времени не принято доверять. У тебя есть тревожный чемоданчик и деньги на чёрный день. Твои планы включают вероятность катаклизма, войны, чумы, мора… А здесь просто сидишь в десять утра в баре на берегу океана и тебе хорошо. Солнце отражается от волн, дует свежий бриз, чайки дерутся за дохлого краба в полосе отлива. Пиво! Так было пятьдесят лет назад. Так будет через пятьдесят лет.

Бляха-муха, как же я им завидую! Не понимаю, за что Испании перепало такое счастье. Их XIX век это череда междоусобиц и кризисов. В первой половине XX устроили гражданскую войну. Зато потом резко остепенились, успокоились и построили комфортную для себя страну. Теперь мы приезжаем к ним, спасаясь от войны, а им никуда ехать не нужно. Почему у Испании получилось, а осколки СССР тридцать лет болтаются, как говно в проруби? У меня нет ответа.

Но я желаю Украине стать Испанией. Не экономически или политически, а вообще. Перестать мучать себя и других, принять разности, радоваться общностям, научиться win-win взаимодействиям — это было бы прекрасно.

Закончим эту историю так, чтобы путешествие по волнам памяти приобрело хоть какую-то стройность и ритм.

Дорога от нашего дома до офиса занимает семь минут. Однажды мы с Дашей сели в машину и погнали работать. Ехали через горку, с которой океан и горы превращаются в почтовую открытку. Разговаривать не хотелось, поэтому мы сонно молчали, проезжая сельскую пастораль. Наконец Даша спросила: как твой рассказ? Дописал?

— Почти.

Класс, улыбнулась она. Я почитаю. А что потом?

— В смысле?
Ну потом, спросила Даша, поворачивая на набережную. Ехать оставалось две-три минуты. После того, как допишешь.

Я хотел было напомнить, что теперь так далеко не загадываю, но вместо этого брякнул:

— Потом буду читать рэп.

На что Даша совершенно искренне ответила: отлично. Скорей бы.
«Скорей бы». В этот самый момент я ощутил в себе ростки чего-то нового, что прорастало сквозь семикратно потрёпанный скелет: безусловного счастья и веры, что всё будет хорошо.

И всё стало хорошо.

P.S.

Buenas! К вам возвращается старый гном

Котомку на землю — hola старенький дом

Не всё помню, что было; забываю язык.

С виду маленький niño, но по цифрам старик.

Мне казалось, что, выгрузив в буквы дамп,

Выйду в дамки, как будто бы Дональд Трамп

Но в итоге лишь штамп навалился на дифирамб

(Ха, а вот в этом я, правда, как Трамп)

Но плевать на комменты озлобленных мудаков —

Разрешил себе быть, и сразу же был таков.

Я скитался по миру, собирал материал

Прикатился обратно, чтобы дом засиял.

Главный трикстер из Леса — зови меня Колобок

Спёр у Окси неймдроппинг и сразу стал полубог.

Был буржуй, а после стал беженец, гастер, сквоттер,

Но прошёл испытания носатенький Гарри Поттер!

К чёрту шутки. Я с миссией, mis amigos.

Показать, что жизнь кисло-сладка, как польский бигос.

И полнее гораздо, если не скрыта в метафоре

Нарративу не треба ни Эзопа, ни камфары!

Режь по сердцу, на это одно прекрасно

Тратить время, отпущенное на хастл!

Каждый день пиши так, будто бы скоро финиш.

Делай выборы так, чтобы в жизни всегда был кипиш.

Подрывай, что разложилось на мох и мёд

Если небо — сапог, значит ты теперь гололёд

Проживи, чтобы годы не влезли в стих.

Чтоб писали все про тебя, а не ты писал о других.

Денис Скорбилин