Новый мировой порядок: каким ему быть?

Острота противоречий, принципиально неразрешимых в рамках существующего мироустройства, сегодня достигла критического уровня. Это делает пересмотр сложившихся правил неизбежным. В мире соперничают два варианта такого пересмотра: глобалистский и неоялтинский.

Суть противоречий

Главных противоречий современного мироустройства, по сути, всего два:

– Между глобальностью экономики и технологических процессов – и территориальным суверенитетом государств. Пример: глобальные последствия локальных военных авантюр Москвы.

– Между социальной безответственностью отсталых стран, причем, как их элит, управляющих государством, так и масс населения – и утекающими в эти страны технологиями развитых стран, с их большими, но при этом опасными возможностями. Типичный, хотя и не единственный пример такого рода – ядерный шантаж развитых стран, осуществляемый слаборазвитыми, такими, как Россия и КНДР.

Эти фундаментальные противоречия имеют множество сложных, связанных друг с другом, следствий.

Причины и следствия

По мере того, как технологии усложняются, расширяется номенклатура сырья и готовых изделий. Между ними растет длина цепочки полуфабрикатов и комплектующих, а также число таких цепочек. Растет разнообразие и сложность необходимого оборудования, которое тоже надо произвести в других производственных циклах. Такое усложнение на несколько порядков порождает большую специализацию производств, и появление промышленных и инвестиционных конгломератов, выходящих за пределы государств. Конгломераты институализируются в ТНК, все более крупные и ресурсные.

Сейчас финансовая и производственная мощь ТНК вышла уровень государств. Паритета нет, и не может быть, поскольку территориальные государства и ТНК – разные явления. В одних вопросах государства по-прежнему превосходят ТНК, в других – безоговорочно им уступили, но, в целом, их мощь уже сопоставима. И в мире возник двойной набор несовпадающих границ: территориальных, между государствами, и, менее очевидных, между зонами контроля ТНК. Последние проходят не столько по физическим, сколько по правовым пространствам: рынкам сбыта, сырья, энергоресурсов, инвестиций, а также зонам действия разных юрисдикций. В экономическом и социальном плане эти границы бывают даже более значимы, чем границы между государствами.

Двойной набор границ между в равной степени ресурсными, но по-разному устроенными игроками, создает постоянные конфликты законов и интересов. Их разрешение требует общих правил игры, но установить такие правила сложно. Во-первых, технологии продолжают развиваться, мир – усложняться, а, значит, усложняются и требования к общим правилам. Во-вторых, и государства неоднородны. В относительно небольшой территориально, но мощной технологически и инвестиционно группе развитых стран более или менее верховенствует закон, основанный на примате частной собственности. В менее развитых странах господствует авторитарный или тоталитарный произвол, который является для них нормой. Именно под него сформировано их административное устройство, ему же соответствует социальная психология населения. Причем, менее развитых стран численно больше, они занимают большую площадь, и в них проживает большая часть населения Земли. Степень технологического развития и уровень демократии любой страны, в силу феномена социально-технологического барьера, тесно взаимосвязаны.

Может показаться, что резкой границы между двумя типами стран нет, но это нет так. При подробном изучении любой страны всегда можно обнаружить основу ее устройства: горизонтальную демократию собственников, либо вертикальную автократию. Это устройство всегда несколько размывают элементы другого, противоположного по смыслу. В автократиях элементы демократии служат для налаживания экономических связей с развитыми демократическими странами. В демократических странах элементы автократии случат для предотвращения скатывания в безответственную охлократию, и поддержания приемлемой обороноспособности, поскольку демократии, в которых высока цена человеческой жизни, чувствительнее к военным угрозам, чем автократии. Будучи психологически мобилизованы и мотивированы для ведения войны демократии умеют воевать лучше автократий, и, как правило, побеждают их по причине морального, экономического и технологического превосходства – но сам по себе период военной мобилизации и мотивации к ведению войны для них крайне сложен. Этим и пользуются автократии для военного шантажа демократий, крайним проявлением которого стал ядерный шантаж.

Кроме того, будучи включены в глобальные технологические цепочки, автократии успешно используют это для экономического шантажа демократических стран, более чувствительных к падению уровня жизни населения, поскольку власть в этих странах критически зависит от коротких электоральных циклов. Такой шантаж со стороны России мы и наблюдаем сегодня. Исключение страны-шантажиста из мировой технологической цепочки – крайне сложное и дорогое мероприятие, против которого, к тому же, всегда возражают ТНК, оттягивая этот шаг до последнего.

Отдельную проблему составляет непризнание ТНК субъектами глобальной политики, наравне с государствами. Это создает ситуацию теневого влияния ТНК, разрушительно действующего на международное право. При этом, экономическое влияние ТНК огромно: в силу большей мобильности, связанной с отсутствием угрозы замещения демократии манипулятивной охлократией, и относительно вертикальной структуры оперативного управления производствами, они оказываются основными инвесторами современного мира.

Но ТНК могут существовать только в правовом поле, основанном на верховенстве права собственности. Иными словами, они могут делать ставку на сотрудничество с авторитарными антидемократическими режимами тактически, но никогда – стратегически. В силу их территориальной размытости усиление авторитарных режимов в мире для них даже опаснее, чем для демократических государств. Вместе с тем, ТНК до некоторой степени противостоят любым государствам претендуя на первые роли, в которых они могли бы использовать государства как свои инструменты. Относительно слабых государств это так и происходит, в крупных демократических странах, в силу их устройства, складывается динамичный консенсус интересов различных ТНК и государственной бюрократии, воздействующих на экономику и электоральное мнение, а крупные авторитарные режимы, такие как Россия и Китай, неизбежно выходят на конфликт с крупнейшими мировыми ТНК.

Природа такого конфликта – в желании архаичных режимов замкнуться от перемен в своем суверенитете, рудименте феодальных времен – и в глобальности мировой экономики, в которую такие страны, в силу хотя бы своих размеров, плотно включены. А, поскольку, ТНК, из-за отсутствия официального признания в роли политических игроков, действуют опосредованно, через развитые страны, это ведет к конфликту крупных авторитарных режимов и демократий. Впрочем, для конфликта авторитарных и демократических режимов есть и ряд прямых причин.

Список возможных реакций авторитарных режимов довольно ограничен. Они могут пытаться повысить свое влияние на мировую экономику, ставя под контроль, разными способами, от экономических до криминально-коррупционных и военных, возможно большее число стран, имеющих на своей территории критически важные ресурсы, либо, в силу расположения, важных с точки зрения логистики. Это и есть неоялтинская составляющая их плана: выделение и суверенизация сфер влияния, как можно больших и ресурсных, в которых такие режимы были бы полновластными хозяевами.

Здесь надо отметить, что Ялтинские договоренности были, во-первых, в значительной степени вынужденным шагом со стороны Запада, а, во-вторых, шагом крайне неудачным, приведшим мир к затяжной Холодной войне и к ее последствиям, которые мы ощущаем до сих пор.

Далее, обладая ядерным оружием, авториатристы могут шантажировать демократические страны ядерным ударом – под предлогом “превентивной обороны”, “угрозы государственности” и т.п. Пропагандистские фантики здесь не имеют значения, не влияя на суть вопроса. При этом, чем крупнее и авторитарнее страна, тем большим будет градус ее конфликта с глобальным миром.

В какой-то момент этот конфликт достигает критического уровня, когда само существование такой страны становится опасным для мира в целом. Именно эту черту и перешла сейчас Россия.

Противоречивый Китай

Китай технологически более развит чем Россия, и менее авторитарен. Здесь надо заметить, что авторитарность – суммарный фактор, который зависит не только от уровня произвола верховной власти, но и от произвола чиновников на местах. С учетом этого факта, современная КНР все еще менее авторитарна чем РФ. Вместе с тем, в КНР при Си Цзиньпине усилился уровень авторитаризма верховной власти, в сочетании с неизменно сопутствующими этому провалами в управлении.

Сейчас КНР переживает серьезный экономический кризис, который руководство КПК пытается удержать в тени. Но удержать его в тени можно только повысив уровень авторитаризма – а это способствует усугублению кризиса. Реальные же антикризисные меры возможны только в случае признания проблемы, и проведения антикризисных реформ. Но такие реформы в Китае, значительно более высокотехнологичном чем Россия – правда, не столько на государственном уровне, сколько за счет производств, приведенных на его территорию ТНК, – неизбежно сопряжены с ослаблением монополии на власть, которую КПК удерживает за собой с момента образования КНР. А коллективный Си Цзиньпин, имеющий сегодня наибольший вес в руководстве КПК, решительно не готов к такому развороту, по множеству причин.

Как следствие, Китай дрейфует в сторону тоталитаризма – и, как следствие, в сторону конфликта с глобальным миром в лице наиболее крупных ТНК и группы развито-демократических стран. Дефис здесь поставлен для того, чтобы подчеркнуть неразрывную связь этих свойств. В дальнейшем, для кратости, и по сложившейся традиции, мы будем называть эту группу “Западом”.

Но Пекин еще не дошел до российского состояния. Кроме того, в силу своей ресурсности, в том числе и технологической, он пока может избегать прямого конфликта, выстраивая перед собой группу антизападных прокси, часть которых уже имеет или может получить в обозримом будущем ядерное оружие. В число ядерных прокси Китая входит КНДР, и вот-вот войдет Россия. На подходе к ядерному клубу – Иран. Единственной болезненной для КНР точкой сейчас является Тайвань, где в силу объективных причин Пекин вышел на прямой конфликт с Западом, но и этот конфликт пока развивается очень вяло.

Прокси, разумеется, еще не означает прямое внешнее управление. Но, с помощью различных манипуляций, Пекин вполне способен обострять и приглушать конфликт зависимых от него стран с Западом. А очевидные тенденции, существующие в развитии КНР, явно дрейфующей в сторону тоталитаризма, грозят в обозримом будущем превратить ее в РФ №2.

Вероятность такого исхода резко вырастет в том случае, если путинская Россия останется безнаказанной. В Китае сейчас очень внимательно следят за тем, как развивается конфликт Запада и Москвы, примеряя каждый его поворот на себя.

Чем это чревато

Разрушение технологических цепочек, вызванное вынужденными санкциями прямо угрожает не только мировой экономике в целом, но и развито-демократиям как таковым. Но иных способов обуздать расходившийся авторитарный режим, не прибегая к прямой военной силе просто существует.

Поскольку санкции всегда до некоторой степени обходимы, а за спиной России маячит Китай, имеющий доступ к большинству технологий второго-третьего ряда, Москва может создавать ситуации, когда лояльные к ней страны смогут получать экономические преимущества за счет дешевого сырья. На фоне неизбежного снижения уровня жизни в демократических странах поддержавших санкции, и вынужденных приобретать сырье на неоптимальных условиях и по неоптимальным ценам, это чревато эрозией последовательно-демократических режимов и усилением режимов со значительной авторитарной составляющей. А усиление элементов авторитаризма внутри демократии создает риск ее полного авторитарного перерождения.

Ядерный шантаж на фоне внутренней политической нестабильности чреват реальным ядерным ударом. Разумеется, ядерный шантажист первой генерации, будь то Путин, или Ын, не хочет наносить ядерный удар – и получать в ответ возмездие. Он рассчитывает, что жертва шантажа спасует, и постоянно поднимает ставки. Но ядерный шантаж актуализуется в условиях проигрыша, это последнее средство, к которому прибегает такой режим. Актуализация шантажа вызывает и актуализацию ядерных сил – приведение их в максимальную готовность, а сползание режима в проигрыш усиливает его внутреннюю нестабильность.

Ни Москва, ни Пхеньян политически не монолитны, они кажутся таковыми только неосведомленному наблюдателю, из-за нехватки информации о реальных процессах, как во властной верхушке, таки в обществе в целом. В действительности, оба режима нестабильны, но если они обрушатся, то к власти с наибольшей вероятностью придут не их противники, а сторонники курса на радикализацию противостояния – продукты многолетней официальной пропаганды. Конечно, и Путин, и Ын тоже до некоторой степени подпадают под влияние своей пропагандистской машины. Абсолютно устойчивых к пропаганде Огненосных творцов – выродков, описанных у Стругацких в “Обитаемом острове” в природе не бывает. Но они подвержены такому влиянию лишь до некоторой степени, а им на смену могут прийти – и, вероятнее всего, придут, уже полные отморозки, способные от угроз ядерным ударом перейти к их исполнению.

Обе угрозы, и ресурсная, и ядерная, неприемлемы для Запада, имеющего сегодня решающее влияние на мироустройство. Обе они неустранимы в рамках современных правил игры. Какие же ответные шаги по изменению этих правил могут быть эффективны?

Что может быть предпринято, а, отчасти, уже предпринимается

Первый, и самый очевидный шаг – вывод из-под примата святости и неприкосновенности частной собственности тех, кто является инструментом антизападного влияния. Это уже проделывается, но пока несистемно, в рамках санкций, которые, при каких-то условиях, могут быть отменены. Очевидно, что такой практике должен быть придан необратимый характер, с ясным указанием причины. Ясность тут необходима: собственность и ее неприкосновенность – основа западного мироустройства, и ее конфискация должна быть безупречно и точно обоснована юридически. Такой шаг назрел, и, весьма, вероятно, будет сделан уже в обозримом будущем.

Второй шаг, вполне логичный – официально признаваемая концепция “двух суверенитетов”. Незыблемого суверенитета развито-демократических стран и необязательного суверенитета стран слаборазвито-авторитарных. Здесь возникает вопрос о том, кто будет судьей – и мы к нему вернемся.

По сути, такая концепция означает возврат к европейской колониальной политике, но на новом витке развития. Ничего страшного в этом нет: мир вообще развивается по восходящей спирали, к тому же эта концепция не предполагает каких-либо расовых либо этнических ограничений. Речь идет лишь о базовых принципах, на которых построено то или иное государство и общество. Естественно, что такая концепция должна быть связана с действиями о признании/непризнании собственности.

Третий шаг – признание политической субъектности транснациональных ТНК, наравне с территориальными государствами. Это сложный во всех смыслах шаг, но он назрел. Влияние ТНК, не институализированное явно, провоцирует нарушения любого международного законодательства. Не имея возможности воспрепятствовать чему-либо, его разумнее всего легализовать, вывести из тени и ввести в законные рамки.

Четвертый шаг, вытекающий из третьего – создание новых международных структур, “посткапиталистической ООН” и “посткапиталистического НАТО” в которые войдут члены клуба высоких технологий, как ТНК, так и территориальные государства – и не войдут социальные и технологические аутсайдеры, будь то страны или корпорации. Наличие высоких технологий собственной разработки оградит такой клуб от проникновения недостойных, поскольку способность любых сообществ генерировать новые технологии, а не покупать или воровать их, коррелирует с правовым и демократическим, в изначальном смысле этого слова, а не охлократическим, выдаваемым за демократию, их устройством.

Пятый шаг – снятие всех возражений, как юридических, так и моральных, относительно принципа коллективной отвественности всего населения страны/ членов ТНК за действия ее руководства. Юридически этот вопрос решается на уровне экспертов, исполняющих политическое решение. С моральной точки зрения такой подход полностью оправдан относительно любой территориальной страны, поскольку власть, включая самую свирепую внешне диктатуру, существует только на основе молчаливого согласия большинства населения воспринимать ее как легитимную. Если общественный договор рушится – власть мгновенно сносят. С ТНК пока нет ясности, поскольку принципы их институализации еще не выработаны, но непреодолимых трудностей не видно.

В сумме это даст возможность жестко отвечать на попытки вооруженного шантажа, включая ядерный, обессмысливая их, и добивать авторитарный режим, противопоставивший себя развитой части человечества, в лице коллективного Запада, уже экономически, в том числе и опираясь на принцип “двух суверенитетов”.

Слаборазвитая часть человечества как единое сообщество не существует вовсе. Следовательно, право Запада говорить от имени всего человечества, выступая в роли демократического меньшинства, оспаривать некому. Напомню, что демократия –не власть арифметического большинства. Власть арифметического большинства может быть только манипулируемой охлократией, что и демонстрирует ООН, где слаборазвитые страны составляют такое большинство. А демократия – власть большинства демоса, информированных и образованных граждан, ответственных за судьбу всего сообщества, в данном случае – всего человечества, и способных навязать свою волю аморфоному и безответственному большинству.

Что касается ядерного шантажа, осуществляемого против развито-демократических стран, то он завязан на два фактора: территориальную определенность страны, или группы стран, подвергаемой такому шантажу, и зависимость ее руководства от мнения граждан в пределах короткого электорального цикла. Создание пост-НАТО с участием ТНК в качестве членов такого альянса снимает обе проблемы. Оно позволяет делегировать право на вооруженный ответ структурам, не имеющим определенной территориальной принадлежности, и выведенным из уязвимого избирательного цикла демократических стран и создать нелокализованную или слабо локализованную территориально систему обороны, как ядерной, так и неядерной – мобильного, в глобальном масштабе, базирования.

Точная оценка уровня ядерной угрозы может и должна быть поручена ИИ высокого уровня, поскольку требует анализа многих факторов, недоступных для совместного восприятия ни отдельным человеком, ни даже группой экспертов-людей. В случае превышения критического уровня угрозы ИИ просто выдаст рекомендацию на точечный удар по ядерным силам опасной автократии, без каких-либо предупреждений. Если же точечно действовать будет невозможно, то принцип коллективной отвественности, признаваемый юридически и морально, позволит зачистить такую автократию целиком, не заморачиваясь судьбой ее населения, и, применяя любое необходимое оружие, включая ядерное. Единственного прецедента будет достаточно для того, чтобы опасность попасть под удар только потому, что ИИ счел риск удара с их стороны слишком большим, стала фактором, способствующим добровольному ядерному разоружению таких режимов, после чего их добьют уже экономическими методами, конфисковав необходимые миру ресурсы.

Правда, хотя бы один реальный прецедент здесь совершенно необходим, иначе схема не сработает. Но есть ведь и подходящие кандидаты, вполне достойные таким примером стать.

Все сказанное может показаться нереализуемым воздушным замком.

Действительно, сегодня сложно сказать, будет ли такая программа реализована на практике. Но можно сказать совершенно точно, что, если Запад не сумеет сплотиться, и реализовать ее, нас ждут века неоялтинской нестабильности: бесконечные локальные войны разного типа -классические, прокси, экономические, коррупционно-криминальные, и над всем этим –вечный кошмар глобального ядерного конфликта, довлеющий над миром.

Эксклюзив

Сергей Ильченко, для Newssky