Американо-китайские отношения на фоне войны в Украине: закрыто на переучет, но скоро откроется снова

Большая война в Европе, развязанная Россией, обвалила систему старых стратегий и приоритетов, и запустила выработку новых. Не стали исключением и отношения между КНР и США.

Пересмотр глобальной роли России

Хотя речь в статье пойдет об отношениях США и Китая, логично начать с разговор с России, как с главного фактора, вызвавшего их подвижку. А главная новость о России звучит так: её настоящая роль в глобальном раскладе сил, не вполне осознаваемая до 24.02.22, и маскируемая Москвой, вышла из тени и стала осознаваться большинством политиков первого ряда.

Не все здесь просто с датами, поскольку 24 февраля прошлого года, Россия, по сути, не совершила ничего нового. Войну с Украиной она начала в 2014 году, вторглась в Сирию в 2011, напала на Грузию в 2008, начала геноцид чеченцев в 1994. Попытки удержать бывшие республики СССР в зоне влияния Москвы стали предприниматься сразу же после того, как Ельцин вырвал власть из слабых рук Горбачева. Эти попытки включали и серию малых войн по общему сценарию, в рамках «плана Лукьянова». Интересно, что упоминания об этом плане тотальной дестабилизации постсоветского пространства в интересах РФ, повсеместно встречавшиеся в Сети, за последний год были основательно зачищены.

Но та же логика уведет нас дальше, к советской истории, где, двигаясь по событийной оси, мы упремся в 1917 год. Тогда большевики провозгласили идею Мировой революции, то есть, тотальной дестабилизации Запада, которую пытались реализовать сначала через Коминтерн, а, затем, через глобальную террористическую сеть, уже лишенную явной идеологии. Эта эволюция от жестко индоктринированного Коминтерна до прагматичной поддержки любого антизападного движения привела к тому, что к моменту распада СССР координировал и финансировал уже весь глобальный анти-Запад, за вычетом Китая, и нескольких малозначимых стран, не заморачиваясь идеями ситуативных союзников. Качеством, определявшим пригодность для российских игр тех или иных радикалов, не обязательно только террористов, была заточенность на разрушение западной системы, притом, в самом широком смысле: основополагающих принципов международных отношений, экономики, морали, ценностей и господствующих идей.

Но СССР и его сателлиты априори не могли опрокинуть и разрушить Запад. А если бы у них хватило для этого ресурса, они стали бы первыми жертвами его обрушения, поскольку зависели от экономики, технологии, финансов и идей Запада, полностью и во всех областях, как зависит от них и современная РФ. Ни СССР, ни РФ не могли стать альтернативой западной цивилизации. Они могли только ослабить Запад в некоторых местах, чтобы, используя эти уязвимости, паразитировать на нем более успешно.

Сделав еще шаг по временной шкале, уже в Российскую Империю, мы увидим ту же картину. Идеологическое оформление могло меняться, но суть оставалась прежней.

Это постоянное поведение России в привязке к каждой эпохе и каждой ситуации получало псевдорациональные объяснения, содержавшие две ошибки. Россия рассматривалась как «суверенное», то есть, способное к самостоятельному, а не зависимо-паразитическому существованию, государство. А ситуация вырывалась из контекста цепочки противостояний с Западом в прошлом, и рассматривалась отдельно от них.

Между тем, паразитический симбиоз с Западом, включающий и стремление к его ослаблению для более успешного паразитирования, был и остается основой российской политики во все времена и эпохи. Если же мы перейдем от биологических сравнений к социальным, то увидим типичное поведение уголовного преступника. Уголовный мир не создает социума, способного жить самостоятельно, а паразитирует на обществе, живущем в рамках закона.

Почему же конфликт России неизменно происходит с Западом?

Во-первых, не только с ним. Но не-западные страны, или народы не достигшие уровня государственности, в силу их технологической отсталости, оказывались слабее, и проигрывали: Россия оккупировала и аннексировала, их, либо превращала в зависимых сателлитов. Этому способствовала ее встроенность в экономику Запада, дававшая доступ к передовым технологиями в обмен на сырье. Развитые соседи, слабевшие ситуативно, также становились жертвами русского грабежа — Китай, к слову, был одним из них. И только Запад, и как целое, связанное культурой с общим корнем, династическими связями, религией и т.п., и даже в лице отдельных стран, мог с постоянным успехом российскому уголовному напору. Победы России на Западе случались лишь тогда, когда одни западные страны использовали Россию в своих разборках против других, как наемного громилу, никогда не считая ее ровней себе.

Во-вторых, проследив историю системного противостояния Запада и России, мы увидим ее корреляцию с развитием либерально-капиталистических отношений. При всем их многообразии, эти отношения похожи на перевернутую пирамиду: они стоят на единственном принципе равенства перед законом любой законно нажитой собственности. Но этот принцип враждебен уголовной психологии, основанной на беззаконном присвоении. И чем прочнее на Западе укреплялся либеральный капитализм, тем холоднее становились его отношения с Россией.

Итак, Россия являет собой специфическое явление: это антигосударство, антисистемное и преступное по самой сути, паразитирующее на либерально-капиталистическом устройстве мира. В том числе, с использованием его либеральных законов для защиты награбленного, которое выдает за законно приобретенное. Здесь также видна принципиальная разница между другими государствами и антигосударством. Государства руководствуются законом, который устанавливают сами, либо по соглашению с другими государствами. Закон может быть плохим или хорошим, справедливым или нетно принцип dura Lex, sed Lex соблюдается всегда, а отступления пресекаются. В то же время антигосударство Россияне руководствуется законами, а только манипулирует ими. Примеров такой концептуальной разницы в российской истории насчитываются сотни, а демагогические конструкции об особом русском пути, русской соборности и русской общине, на которые клюнул в свое время и Маркс, лишь маскируют этот факт.

Само по себе такое общественное устройство хорошо известно: это неофеодализм, многократно и подробно описанный. Исторически он вовсе не уникален, но уникальна его российская реализация. Она, в основных своих чертах, сложилось вокруг Москвы уже в конце XV века, при Иване III, и с тех пор не претерпела принципиальных изменений. Все изменения носили лишь вторичный, адаптационный характер, с тем, чтобы обеспечить успешное паразитирование на меняющемся Западе. Эта уголовно-антисоциальная стабильность породила и специфический тип «русской» личности, который, не раз, поражаясь и ужасаясь, описывали иностранцы.

«Русские» не являются «народом», при всей широте и неоднозначности термина. Нет «русского» этноса, есть смесь разных этносов и их частей, захваченных и покоренных Московией, и обученных созданному в Орде славянско-татарскому пиджину (русский язык и после всех реформ, сохраняет много признаков именно пиджина, к примеру, примитивные временные формы). Нет и русского гражданского общества, а попытки сформировать его неизменно терпели крах.

Есть только атомизированная популяция-резерват, созданная криминальным антигосударством, которое черпает из него людской ресурс. Внутри этой популяции есть, конечно, разные течения, и эрзацы культуры, иной раз довольно затейливые; там циркулируют привнесенные извне идеи, искаженные до противоположного смысла. Но эти явления не имеют практического значения.

Россия — глобальная ОПГ, Великая Криминальная Антидержава, АУЕ РФ. Ее, в этом качестве, можно признать и одним из мировых полюсов. Сейчас, после длившегося веками периода заблуждений, мир начинает приходить к пониманию реальной роли России в глобальных раскладах. Действительно, уникальной — с этим трудно спорить. Но почему сейчас?

Преступность, вечный оппонент законности, держит ее в форме, укрепляя связь законов с изменяющейся реальностью. В этом качестве она необходима и неизбежна. Но, в кризисные времена, когда, накопив противоречия, система ветшает, а затем пластично перетекает в новую форму (в нашем случае это посткапитализм, с не вполне понятным пока устройством), запреты размываются и позиции криминала усиливаются. Иу его лидеров возникает соблазн предложить миру свой, альтернативный путь развития. Разумеется, они не способны на это, но, прорвавшись к власти, ввергают мир, или часть его, в кровавый хаос, отбрасывая в развитии назад.

Путин и его окружение — просто мафиози, выросшие до ненормальных размеров в слишком благоприятных для них условиях. Это давно уже понятно большинству адекватных наблюдателей. Но то, что Путин и его окружение одновременно являются и концентрированным выражением России: ее духа, культуры, традиций, социального устройства, и ничего другого, кроме следующей генерации криминальной власти, Россия, оставленная в целости, и предоставленная самой себе, породить не сможет, начинает осознаваться только сейчас.

Стало ясно и то, что и нормальной экономики, пусть даже основанной на торговле сырьем, в России нет. Российская официальная экономика является частью криминальных схем: коррупции, шантажа, шпионажа, разного рода незаконного бизнеса. Вне этих схем она, по причине технологической отсталости, зачастую просто нерентабельна.

Эксклюзив

Сергей Ильченко, обозреватель Newssky