Правобережная Молдова – основная часть страны со столицей в Кишинёве

Эксклюзив. Первоначальное дороссийское население (молдаване) было в несколько волн, едва ли не на 50-60%, разбавлено переселенцами из России, представлявшими собой пестрый набор русифицированных осколков различных этносов. Это породило массу промежуточных вариантов самоидентификации.

После отмены советской практики выездных виз Румыния выступила в роли пылесоса, увлекая к себе всех, кто сохранил румынскую идентичность, в которую преломлялась в новых условиях идентичность коренных молдаван (а не ее советский вариант, искусственно сконструированный в СССР). По тем же причинам, Израиль, Украина и Россия высосали активное население, тяготевшее к ним этнически и культурно. А поскольку, образованный слой был в Молдове на тот момент по большей части привозной, не-молдавский, это стало, по сути, очередной зачисткой образованного населения.

В Молдове остался только постсоветский шлак: эти люди, возможно, уехали бы в СССР, но его больше нет, а с ним нет и центра притяжения, который объединил бы их. Лозунги, несущие, хотя в замаскированной форме, смысл «назад в СССР», оказывают на молдавский шлак мобилизующее действие и в наши дни. При этом, в отсуствии видимых перспектив, при постоянно тупиковой социально-экономической ситуации, этот шлак успешно воспроизводится в новых поколениях.

В таком атомизированном, антигражданском обществе единственной прочной формой объединения оказывается только родство, кровное и некровное, а всеобщее осуждение неисполнения родственных обязательств — единственной основой для общепринятой морали, и, вследствии этого, гарантией при ведении совместных дел. Как следствие, родоплеменные ценности имеют в Молдове первостепенное значение, а родственная мафия — единственная структура, способная выживать в этой среде. Она берет под контроль любые политические и общественные организации, без каких-либо исключений. Мафиозные кланы попросту выедают их, натягивая на себя опустевшие шкуры.

Это дало на старте независимости некоторые преимущества «коренным», то есть, тем, чьи предки жили в Молдове до 1940 года, и сохранили неразрушенной сложившуюся сеть родственных связей, перед «понаехавшими» позднее, хотя за прошедшие 30 лет независимости этот барьер уже сильно размыт. Но было бы несправедливо воспринимать его как этнократию. Это более архаичное явление — родоплеменной строй, спроецированный из первого века нашей эры в двадцать первый.

Поскольку родство в таком обществе решает всё, «порядочные» семьи, притом, во всех слоях, но особенно в верхах, стремятся расширять влияние, роднясь друг с другом. Иного способа организации долговременных союзов в Молдове нет. Это порождает полноразмерный институт делового родства, в котором браку, а также обряду крещения и традиции посаженных родителей на свадьбе придается огромное значение.

Такой подход ставит крест на любой публичной политике в её современном понимании. Она вырождается в сложную и многостороннюю внутри- и межклановую борьбу, со страстями и интригами, далеко превосходящими по сложности и коварству борьбу в советском или китайском Политбюро. Это лишает смысла всякие рассуждения о стратегии или геополитике, относимые к Молдове на государственном уровне.

Клановая структура, в целом, сложилась еще в советский период, хотя за тридцать лет независимости и претерпела, конечно, изменения. Но устройство Молдовы «в целом и в принципе» осталось тем же: гражданское общество в ней отсутствует, есть лишь его робкие зачатки, возникшие буквально за последнее десятилетие. Всё что находится вне кланов — атомизированная и в силу этого легко манипулируемая масса, лишенная даже намека на субъектность.

Вооружившись этими знаниями, взглянем на развитие политической ситуации.

Сергей Ильченко, политический обозреватель Newssky

Продолжение

Начало