Молдова: без Unirea и в новых украинских обстоятельствах

Эксклюзив. Румыния всегда видела в Молдове незаконно отторгнутую от нее территорию, а тема Unirea, то есть, объединения Молдовы и Румынии, которое, по мнению одной части населения Молдовы – абсолютно неприемлемо, а по мнению другой – непременно должно наступить в будущем, хотя, возможно, и не в самом ближайшем – одна из самых горячих причин нескончаемых битв в молдавских соцсетях. Что касается лидеров Unirea и анти-Unirea в Молдове, то их противостояние разворачивается исключительно в плоскости межклановой борьбы, как и вся молдавская политика.

В Румынии, отношение к перспективе Unirea сейчас, после бурного всплеска интереса в 90-х и последующих провалов и разочарований более спокойное, и более однозначное. При этом, именно румынский взгляд на Unirea является основой современных молдо-румынских отношений.

Однозначность же состоит в том, что, хотя горячий энтузиазм 90-х, возникший было в Румынии в связи с восстановлением связей спотерянной в ходе русско-турецких войн, счастливо найденной век спустя, снова потерянной в дебрях СССР и вновь нашедшейся через полвека частью румынского народа сильно поостыл, вопрос о том, надо ли возвращать Молдову в состав Румынии не составляет предмета дискуссий: надо, уже потому, что это родня.

К вновь обретенной родне уже пригляделись, и нашли в ней множество недостатков. В массе своей она оказалась малокультурной, отравленной советской/российской пропагандой и разбавленной сверх меры всякой приезжей публикой. Это создает проблемы, но не меняет румынский подход к Unirea в принципе.Примерно так же, в большой и дружной семье могли бы принять твердое решение о возврате под свой кров потерянного в детстве родственника, найденного много лет спустя, снова потерянного, и снова найденного. Пусть он бомжеват, скверно образован, у него другой опыт жизни, и в связи с этим другие взгляды на многие важные вопросы, и жизнь под одной крышей с ним порождает кучу проблем:его нужно лечить, учить, приучать к личной гигиене и прививать приемлемые социальные навыки, но он родня, и этим всё сказано. И, пусть на то, чтобы сделать его частью семьи не формально, а на деле, уйдут десятилетия – всё равно, вопрос о том, возвращать или не возвращать не может стоять в принципе. Тем более, что родственник стал таким не по своей вине, а в силу трагических обстоятельств. И даже в его нынешнем состоянии в нём, приглядевшись, можно найти много доброго и хорошего, что и нужно всячески развивать, хотя руки иной раз опускаются от безнадежности этой затеи.

В то же время сам родич сильно колеблется: стоит ли ему возвращаться? В семье есть обязанности и правила поведения, и, даже при хорошем, в целом, к нему отношении его будут твердо заставлять следовать им. Стоят ли получаемые от возврата преимущества утраченной свободы быть никем? К тому же, его похитители и совратители никуда не делись, и не жалеют сил, побуждая его плюнуть на родню и зажить прежней жизнью. Но родня упорно гнет свою линию, стараясь изменить найденыша в лучшую, как она полагает, сторону.

В то же время ни одному из молдавских политических кланов Unirea просто не нужна. Никто из них не хочет ни разрушать кормящий их проект, ни даже снижать его доходность – к примеру, выводя ПМР из серой зоны. А присоединение к Румынии, в виде группы новых жудецев, с полным уходом в румынское правовое и политическое поле – другие варианты в Бухаресте не рассматриваются, однозначно положит конец золотому веку молдавских кланов.

В Румынии, которая, в отличие от Молдовы, живет и развивается большей частью все-таки на основе гражданского консенсуса, включающего румынский национализм и поддержку румынской государственности, когда и президент-немец, и прокурор – венгр осознают себя именно румынами, молдавские клановые игры немедленно пресекут. Не то, чтобы там совсем не было для них ниш, они тоже есть, но по сравнению с Молдовой их меньше, и они уже плотно заполнены местными кланами, которые не допустят в них бессарабских чужаков.

Как следствие, молдавские эксперты, обслуживающие молдавские клановые интересы, зачастую высказываются об Unirea резко отрицательно, транслируя эту точку зрения в большую часть СМИ. Позитивно об Unirea говорят только те их них, кто находится на зарплате из Румынии. Правда, в зависимости от позиции того или иного клана по отношению к внутренним конкурентам и к внешним игрокам, формы этого отрицания могут варьировать, от агрессивной истерики до внешне сдержанного скептицизма, непременно, со ссылкой на »волю народа». Но в условиях клановой Молдовы общественное мнение – маловлиятельный игрок, чтобы не сказать – эфемерный и ничтожный. Усилия же по демонизации Unirea, очень последовательно и непрерывно предпринимаемые уже почти три десятилетия, и это, ещё не считая советского периода, закономерно дают свой результат: существенная часть населения Молдовы эту идею не поддерживает, впрочем, по мере нарастания экономичесокго краха число сторонников Unirea растет.

Нельзя сказать, чтобы в Бухаресте не понимали этой ситуации, хотя её понимание и было достигнуто не сразу, а за довольно длительный период, и в несколько этапов. Это, однако, не привело к отказу от планов Unirea, да и не могло бы к ним привести, поскольку идея возврата Молдовы-Бессарабии является частью национального консенсуса современной Румынии. В частности, потому, что вся современная юго-восточная Румыния – и есть историческая Молдова.

В целом, Румыния прагматично принимает Молдову такой, какова она есть, ведя с ней business as usual. Не обходит она вниманием и непризнанное Приднестровье – естественно, строго через Кишинев, предоставляющий ПМР свою таможенную и банковскую крышу – но, тем не менее, не обходит.

В Бухаресте понимают бесполезность резких движений и бесперспективность переговоров с нынешними молдавскими элитами, как об объединении, так и о реальных демократических и европейских реформах в Молдове. Там делают ставку на постепенную раздачу гражданства и просветительскую работу, пытаясь способствовать созданию в Молдове новых элит, которые опирались бы на гражданский консенсус, включающий в себя идею Unirea.

Такая позиция Румынии определяет и структуру румынской помощи – кстати, совсем немалой, и разнообразной, но призванной, в первую очередь, продвигать идею Unirea в глазах населения, а, вовторую, создавать для неё экономические предпосылки. И то, и другое, идет трудно и очень, очень медленно.

Точное число розданных паспортов установить сложно – Румыния таких данных, естественно, не предоставляет. Но можно, по всей вероятности, говорить о примерно 600 тысячах жителей правобережной Молдовы и 60-80 тысячах жителей Приднестровья, приобретших румынское гражданство, а с ним и право беспрепятственно жить и работать в ЕС (которое прилагалось к румынскому паспорту далеко не сразу).

Казалось бы, это серьезная заявка на будущее воссоединение. Но где все эти люди? В подавляющем большинстве – где угодно, только не в Молдове. И, в большинстве случаев, даже не в Румынии. Они осели в Португалии, Италии, Норвегии, Великобритании, Ирландии. Сначала туда поехали главы семейств, потом мало-помалу за ними последовали семьи, потом начался процесс натурализации в избранной для проживания стране – в большинстве случаев, повторяю, не в Румынии. Да хотя бы и в Румынии, это мало что меняет. Важно другое: раздача румынского гражданства, задуманная как инструмент румынизации Молдовы дает обратный эффект, приводя к её дерумынизации.

С независимыми политиками, не скупленными местными кланами, а затем и Россией тоже все не складывается. Им просто не на кого опереться – а, следовательно, они и не реализуются как политики. Их просто не существует! Проевропейская и прорумынская составляющая из Молдовы постоянно вымывается. Соответственно, концентрация ностальгирующих по СССР, в том числе и молдаван, растет. То, что часть из них недолюбливает русскоязычных, предпочитает в быту румынский язык, смотрит не только молдавское, но и румынское телевидение и даже читает иногда румынские СМИ ровным счетом ничего не меняет. По обе стороны межобщинной неприязни в Молдове оказалась одна ностальгически-советская масса.

Как следствие, независимые политики уже на старте провисают в воздухе и, ища точку опоры, быстро оказываются в орбите одного из кланов, повторяя путь своих предшественников. За бортом остаются только самые бестолковые и плотно обложенные западными кураторами, вроде Майи Санду, но и ими успешно манипулируют при помощи их окружения. Остальной «проевропейский» фланг давно замечен в прочных связях с Москвой (включая часть окружения Санду), либо ушел в прагматично-аполитичный идиотизм, в изначальном смысле этого слова.

Принципиальные изменения ситуации начиная с 2014 года, и особенно от 24.02.22 до настоящего времени.

Начало российской агрессии против Украины в 2014 году резко повысило значимость Молдовы в глазах как России так и ЕС, и тандема Великобритания-США, по сути, повторяющего ядро антигитлеровской коалиции времен 2МВ. Это активизировало как действия Запада по побуждению Молдовы к реальному развороту на Европу, так России – по противодействию уводу Молдовы из сферы российского влияния. При этом, западные струкрутры, в особенности те, где заправляют США, стали действовать намного энергичнее и жестче. На практике это привело к низвержению Плахотнюка, затем к приводу к власти сначала Санду на пост президента, а затем и ее партии PAS – в качестве парламентского монобольшинства, утверждающего правительство.

Но никаких заметных изменений не произошло. Молдавская клановая система оказалась крайне заинтересованной в сохранении удобного для себя статус-кво, и по этой причине нереформируемой.

Тем временем Россия, обеспокоенная снижением прямого влияния Москвы на новую власть Санду-PAS, начала перебор вариантов, ища эффективный проект контр-PAS. Выбор в итоге пал на Илана Шора, которого сейчас и используют для раскачки Молдовы.

Кроме того, с 24.02 произошла актуализация приднестровского конфликта. Россия использует свою группировку в украинском тылу для создания постоянной угрозы удара по Одесской области, вынуждая украину держать там силы, необходимые для его отражения. Кроме того, наличие ПМР мешает организации логистики через Молдову, в дополнение к польскому маршруту, крайне перегруженному в настоящее время.

Но ни молдавские элиты, ни молдавское общество не выработали линию поведения в новую эпоху, да и не стремятся что-либо менять, отчего в Молдове повсеместно царит стремление сохранить старые компромиссные схемы. На фоне этих устремлений замахи на решительные действия, вроде антисепаратистских поправок в УК, принятых в Молдове, или не очень удачного, но все-таки случившегося закрытия пророссийских телеканалов, смотрятся скорее как пиар-акции, совершенные в связи с необходимостью оправдывать ожидания Запада.

Почему именно Запада — по крайней мере, Запада в первую очередь? Это, во-первых, диктует география: у Молдовы нет общей границы с Россией. Конечно, похожий эффект достигался наличием ПМР с размещенным там российским воинским контингентом, и тем, что Москва запугивала Кишинев перспективой выхода своих войск на границу Украины с ПМР. Но сейчас московские угрозы звучат все менее убедительно. А неспособность России быть партнером, а не агрессором, явным или гибридным, а то и просто деструктивной силой, иной раз и без ясно выраженной цели, все более очевидна.

И, поскольку Россия становится все более токсичным и ненадежным партнером, победители, в лице PAS, стремятся замкнуть на себя, в первую очередь, именно европейские и западные связи. Но любые победители в молдавских реалиях крайне коррумпированы и тащат за собой длинный хвост старых криминально-российских связей, если не прямых, то, по меньшей мере, опосредованных через ПМР. Это делает их прозападность очень условной и непоследовательной. Да и Европа, и, в частности, Румыния, небезупречны, там тоже остается много факторов российского влияния.

Лишенная в этой дихотомии выбора, оппозиция делает ставку на Россию. Ниша прозападной оппозиции в политическом пейзаже Молдовы только-только начинает складываться, и, как уже было сказано, активно вытаптывается как PAS, так и российскими ставленниками, видящими в таких силах нежелательных конкурентов. О том, как обстоят дела в молдавском обществе, уже было сказано выше: его засоренность неосоветским социальным шлаком, тяготеющим к России очень велика, а прозападные элементы системно из него вымываются. Всем этим и объясняется та картина, которую мы сегодня и наблюдаем в Молдове.

Вынужденная ставка на Россию, с которой уже имеются наработанные связи, рождает в среде пророссийской молдавской оппозиции ситуативный союз между оппозицией в самой Молдове, где сейчас основная ставка сделана на партию «Шор» (Илан Шор), а проект ПСРМ (Игорь Додон) вошел в состояние полураспада; руководством признанной Гагаузской автономии и ПМР, формально непризнанной, но экономически связанной с любой молдавской властью. Но в данном случае власть это PAS,и, круг, таким образом, замыкается.

Перспективы

Сейчас на слуху «план Кремля» по установлению контроля над Молдовой к 2030 году, «полученный из-за кулис кремлевской администрации». Несмотря на помпезную подачу, план не производит ни малейшего впечатления. Это не более чем очередной «план взять Киев за три дня». Все действительно серьезные проблемы Молдовы находятся внутри нее и подробно описаны выше.

Единственной реальной перспективой в этих обстоятельствах видится очень постепенная, растянутая еще на десятилетия, бытовая европеизация Молдовы, и это медленный путь, вероятно, единственно возможный. Правда без закрытия серой зоны ПМР и пресечения российского газового финансирования он может привести к перерождению Молдовы не в еще одну европейскую страну в составе ЕС, а в инструмент криминального взлома Евросоюза, управляемый либо напрямую из России, либо при помощи аффилированных с Кремлем европейских структур.

Сергей Ильченко, политический обозреватель Newssky

Предыдущая часть