Василий Савин: обмен

Часть четвертая.

Окончание. Предыдущая часть по ссылке.

Продолжались пытки, были избиения. Было и новое, я не хотел бы особо заострять внимание. Урабатывали психологически очень сильно. Но тогда еще не было «Изоляции», не построен был еще этот конслагерь, только он строился. Еще на 97-й колонии не было, отдельного, СИЗО МГБшного, какой есть сейчас, чисто следственный изолятор МГБ. И меня оттуда 22 апреля 2015 года меня поместили в ВИЗО города Донецка, где я и просидел 5 лет. СИЗО находится в г. Донецк, ул. Кобозева 4. Причем поместили, я на тот момент был единственный политзаключенный. Тогда не знали куда меня деть, и там опасались, что меня могут ополченцы… Там много ополченцев арестованных. И меня держали сперва на 12-м посту, это 2-й этаж. А потом, меня в целях изоляции, перевели на закрытый спецпост № 10, та раньше содержались пожизненно осужденные. Там очень маленькие камеры, пять квадратных метров, и это был пост для наказания. Какие-то буйные, какие-то нарушители явные, если их нужно успокоить, их направляли на недельку, на 15 дней на 10-й пост и приводили «в чувства». Я там просидел 5 лет, на 10-м посту. На 12-м посту я просидел порядка 10-ти месяцев. А потом, 2-го марта 2016 года меня бросили в подвал на 10-й пост и все. Там я просидел до 3-го октября 2019 года.

На 12-м посту камера примерно как купе поезда, и расположение, точно такое же. Большое окно, понятно, что это 3 ряда решеток без стекол, оно там чуть повыше. И нары с двух сторон. Вот такие размеры. Только купе до конца, а это дальше, и вот там где тамбур в поезде, вот там был туалет, скажем так. Там же была раковина. Доступ к воде был. Кормили 3 раза. Кормили едой ерундовской. В основном это хлеб и месиво, какая-то каша, в основном перловая. Либо это макароны, но тоже месиво ужасное. Нас сначала содержалось там 2-е, потом 4 человека. Это были уголовники, я же повторяю, я был один, сперва, политзаключенный. Относились уголовники нормально. Уголовники были проукраинского направления, ненавидели ДНР. Даже те, которые блатные, живущие по законам криминальным, они понимали, что это непорядок, когда сявки и петухи брали оружие, и убивали воров, бродяг, это не по понятиям. Силой и оружием поднять свой статус в воровском мире нельзя. Это неправильно. Так что не поддерживали. А те, которые не были блатные, ну просто уголовники, они тоже были противники ДНР. Потому что там у них была какая-то определенная ситуация, срок какой-то, они понимали, что их ждет. А когда пришла война, они вообще все потеряли, сколько сидеть, может вообще сидеть. Как мне рассказывали, те, кто сидел в 2014 году, работников вообще в СИЗО не осталось. И там люди сидели без производства каких-то процессуальных действий. Они сидели год, с ними вообще ничего не происходило. К ним не приезжали ни следователи, ничего. Они просто сидели год. Работников было мало, их никуда не выводили. Им кидали еду, разносили, и все. Ну и понятно, что они были противники того, что их судьбу решают какие-то неизвестные люди. И как они решат, неизвестно.

Якобы был набор, что кто желает воевать на стороне ДНР, то выпустят. Но, согласившихся не нашлось. А того, кто проводил такой набор, потом нашли в Кальмиусе со вспоротым животом. Вот так вот. Во всяком случае, из СИЗО никто воевать не пошел за ДНР.

А потом уже, на 10-м посту, это чисто был политический пост. Туда уже стали кидать политических. Там уже было закрыто, туда уже было попасть нельзя. Естественно никакие средства связи, естественно никакие письма, записки, ту да не проходили.

В 10-м посту точно такая же камера, как купе, только без двух нар. Где-то полтора на три с небольшим, 5 квадратов. 2 нары одна над другой. Причем так вот сидеть нельзя, надо постоянно лежать. Ты постоянно лежишь. Сесть вот так вот нельзя. Нара достаточно низкая, сесть нельзя, над головой низкая. И если ты встал, то уже все, там стать нельзя. Очень мало места. Там остается от нары проход буквально сантиметров 40. Туалет и все. Вот такая камера. И очень маленькое узенькое окошечко, и потолок вот такой. Плесени по всем стенам. Окна без стекол. Где-то в конце ноября их стеклят на зиму. Ну как стеклят, просто приставляют стекло и подбивают рейкой. И где-то в апреле месяце стекла убирают, вот и все. Толстые стены, влажность чудовищная и достаточно холодно. И вы ж понимаете, подвал, где содержались особо опасные преступники, а теперь политические. Вентиляция — окна без стекол, а когда вставляли стекло, то там вода текла по стенам, принудительной вентиляции нет. Освещение — маленькая лампочка. Мне приносила мама лампочки побольше, их, как правило, не пропускали. Потому что лампочка 100 Вт.крутит, это же расходы тюрьмы, как правило 60Вт. Бывало, что иногда пропускали, тогда это был праздник. Вот поэтому и упало зрение. Кормежка в том же режиме. Прогулка раз в день, час. Выводили нас на 4-й этаж, на крышах там были прогулочные дворики, тоже они маленькие. И вот это единственное, что я быстро ходил по периметру вот этого прогулочного дворика. Но бывало, урабатывали тем, что загоняли в очень узкий дворик, и ходить было там просто негде. Вот это, по сути, единственная активность, когда ты час ходишь. И опять же, он и сверху зарешечен, видно только немного небо, но больше не видно ничего.

Дали возможность с родственниками связаться, потому что приехал адвокат в СИЗО, уже нужно было дать видимость какого-то правового процесса. Приехал адвокат. Адвокат приступил 6-го мая. До 6-го мая все это были абсолютно незаконные действия, даже по УПК ДНР. Приехал адвокат, ну и тогда конечно, родственники узнали, где я.

Передачи для уголовников пропускают любые, абсолютно любые. Я имею ввиду не то, что там какие-то специфические вещи, сырое мясо, сырую картошку, крупу — это все запрещено. Потому что нельзя готовить. К нам применялось строго по закону. А по закону мало что можно пропускать. Передачи передавали. Скоропортящиеся продукты — нет.

Встречи с ночевкой, безусловно, никогда. Встречи можно было организовать с подачи следователя. Если следователь, который ведет твое дело, он мог дать разрешение на 1 час свидания, на его усмотрение. Или, например, если уже суды в отношении тебя, то суд принимает решение дать тебе или не дать. Пока я был под следствием, следователь никогда не давал разрешение на мою встречу ни с мамой, ни с кем. Потом я уже имел 3 свидания. Это когда уже у меня заканчивались суды, вот тогда мама добилась разрешения на свидание в суде. Это уже был 2018 год. До этого телефоны и письма запрещены. Связь была только через адвоката. Можно было через него передать записку, вот и все.

11 августа 2017 года приговором суда мне дали 23 года по статье 323 ст УК ДНР — это подготовка восстания, насильственный захват власти, 233 часть первая — это создание террористического сообщества, это батальон «Макеевка», и 232 статья — это обучение терроризму. Генеральная прокуратура требовала для меня пожизненного заключения. Суд приговорил к 23 годам строго режима. Полтора года поражения в правах, 500 тысяч штрафа. Генеральная прокуратура обжаловала, как мягкий приговор. Судью — Федоренко Сергей Николаевич, который этот приговор вынес, сняли с работы, потому что он судил 3-х человек, еще Радулова и Попова, и тоже дал им мягкий приговор. Радулову дал 14, а Попову 15. Потом их пересудили и дали, соответственно 19. За мягкий приговор его сняли вообще с работы. И мне подали на пожизненное.

Я в СИЗО вел себя, таким образом, я написал и передал, на волю вышло, обращение к Президенту Порошенко… Я выступал, удалось несколько раз провести митинг в СИЗО. Прогулка осуществляется таким образом: камеру открывают, ведут двух человек, вторую открывают и ведут. Ну и зачастую их не ведут и сопровождают, а просто вот стоят вначале и в конце, и вы идете. А как я уже сказал, прогулка на 4-м этаже. И вот мы с подвала, если подниматься, то вот на 4-й этаж. Мы несколько раз, первый раз я помню, что на День Конституции, 28 июня 2018 года, мы, поднявшись вверх, там не пошли на прогулочные дворики, а задержались и подождали, пока поднялись другие заключенные. Я поздравил с Днем Конституции Украины. Порядка 30 человек участвовало и даже мы немножко спели Гимн. Естественно, сразу застучали, у меня забрали телевизор после этого. Потом точно так же на День независимости, 24 августа.

А 1-го августа, получилось так, что вышло как раз мое… Вообще август 2018 года был самый счастливый месяц за все 5 лет. Я 2 раза сидел в карцере, но все равно был самый счастливый. Причем с 1-го по 31-е.

1-го августа я был на суде, меня привезли, не вывели со всеми из воронка, а одного завели в отдельную комнату и там уже меня допрашивали, избивали, а оказалось, что в это время вышло мое обращение к Порошенко. И оно прошло по интернету, оно прошло по ряду российских сайтов и получились звиздюлей из России. Меня сразу в карцер, потом я вышел из карцера. И в августе День независимости, я провел митинг, таким же образом пели мы песню «Лента за лентою». Меня в карцер, выхожу я из карцера 30-го августа и не пойму в чем дело. По телевизору соседей слышу только про Кобзона. А потом мне сказали, Кобзон умер. А я с Кабзоном лично знаком. Я приглашал Кабзона к нам на праздник «222 года Макеевке». Он приезжал к нам в Макеевку на День города, я вручал ему вышиванку.

А 31-го августа, у нас же телевизора нет, и там время трудно, часы запрещены, время трудно отследить, в подвале все время темно, не поймешь какое время. И мы сидим в подвале, и слышим гул, а когда зеки бунтуют, уголовники, они не орут, они бьют в миски. Когда бунт, оно звенит. А это именно рев и вся тюрьма, там порядка трех тысяч. Дикий рев. Потом слышим, подох Захарченко и рев. И вот это август месяц самый счастливый. Потому что карцер лучше, чем та камера, в которой я сидел. Карцер лучше, чем та камера. И за это ж. я подбивал ребят, писал 2 статьи, рукописные, они ходили по камерам. Я подбивал ребят создать наше братство политзаключенных. И уже там, за это, на меня завели второе уголовное дело. По статье 325 — это пропаганда, агитация, разжигание ненависти, и за вот это вот братство — статья 327 — создание незаконного формирования. И уже за это дали еще 12 лет.

11 ноября 2018 года, были у нас выборы, избирали Пушилина главой. Было очень строго. Прошли мусора по всем камерам, сказали — «Не дай Бог вы что-то…», — а комиссия гражданская, избирательная. Приходили выборы в СИЗО. И прямо, комиссия, была у нас в подвале. Только не в самом подвале, а в этом, коридоре на 2 подвала — и тот, и тот, политический, 6-й пост, и наш 10-й.

Я как был арестован в костюме, вот в этом же костюме, он и сейчас у меня один, у меня больше вещей нет. Я в нем ходил в СИЗО. Вы понимаете, на сколько, раздражало мусоров, вот этот вид. Я ходил в рубашке, ну там рубашек было несколько, просто они за 5 лет пришли в негодность, эта живая, и в костюме. И вот, день голосования. Согнали, голосует только один пост. Только голосует наш подвал, потом все перешли, другой подвал, эта ж комиссия. Согнали полный подвал мусоров. Не открывают камеру. Вот камеры, допустим, ваша голосует, в 2 ряда живой коридор, прямо к столику для голосования. Все перекрыто везде, работники СИЗО. И вот это — «Быстрой, все, давай», — напряг, специально, ажиотаж. Что, если мы голосуем, значит мы признаем, «За» голосуем, «Против», роли не имеет, мы признаем выбор, мы признаем легитимность республик, и легитимность вот этого урода (Приметка: Пушилина). А я Пушилина хорошо знаю, потому, что я был председателем Исполкома, и в 1998 году, когда он заканчивал школу, он наш Макеевский, я приезжал его поздравлять с окончанием школы. Напутствовал, его, собаку, в большой путь. А дед его, работал у меня в Исполкоме, в пенсионном фонде.

И вот мусора стоят, выходят по 2 человека, открывают двери нашей камеры, и я выхожу в костюме, в белой рубашке, прохожу туда и заявляю — «Я, гражданин Украины, отказываюсь голосовать. Не признаю ни выборы, ни эту республику». Комиссия взялась за голову, и мусора — «Быстрее, назад его в камеру», — меня затолкали в камеру, а потом опять в карцер.

Получил 12 лет. А 1-го октября, была перепись населения, акт. 1-го октября 2019 года была перепись населения. Как бы гражданский акт, нормальной страны, и если перепись проходит, как бы, страна нормальная. Мы подбивали ребят… Мы ж наше братство создали, еще там в СИЗО. И создали партийную организацию «Слуга народа», в СИЗО еще создали, после победы Зеленского. Я написал к нему обращение, оно вышло в интернете, было тоже по нему разбирательство.

1-го октября проходит перепись населения. Точно так же приходят ко мне, я, вот в этом костюме, в котором до сих пор хожу, говорю, что не признаю республику и не участвую в никакой переписи. И, через день, 3-го числа, меня в колонию. В Макеевскую колонию строгого режима № 32. И сразу в штрафной изолятор на 2 недели.

Я хорошо знаю тех ребят, которые были обменяны в декабре 2017 года. Я подробно расскажу, кто остался в СИЗО. Потому что вот разыскивают человека, а я его видел, он живой, а думали, что его нет. Так же нашел я моего друга Олега Сугирей, его искали, а он сидел на соседнем посту, на этом посту, что напротив нашего 10-го. И понятно, что ребята, которые остались в колонии, я прекрасно всех знаю. Там (Приметка: в колонии) осталась наша партийная организация «Слуга народа». Вместо меня остался человек, я доложил про это Президенту. Это я подготовлю, даже могу вам потом передать фамилии.

Перевели в 97-ю колонию, там я пробыл с 3-го октября, но до 17-го октября я сидел в штрафном изоляторе, ну и до 29-го декабря я сидел там (Приметка: в колонии). Я вам скажу так, я попал после подвала как в санаторий. В колонии я сидел как в санатории. Я месяц ходил, я светился от счастья. То, что людям трудно понять, там ценится очень высоко. Например, в бане горячая вода, для СИЗО это непонятно. Можно не лежать, можно ходить, можно выходить на улицу. Правда, там тоже для нас оборудовали. Это не простой барак, там барак и локалка, и зеки ходят, когда хотят. У нас, во-первых, был самый маленький барак, самая маленькая локалка, и то, она была полностью зашита, и спереди, и сверху сеткой. Вырубили специально деревья, чтобы не мешали перед нашим. Естественно нас не водили ни в столовую, ни водили нас никуда кроме санчасти. Потом только, добились, буквально последний месяц, чтобы стали водить в церковь и библиотеку. Но тоже там довольно проблематично, надо было записываться. Но в колонии это был как санаторий для меня. Причем, в чем нюанс, и ирония судьбы, колония находится на территории района, которым я раньше руководил. И был в тесном сотрудничестве с руководством колонии, когда в 90-х годах не было работы, на 1700 мест, положенных в колонии, сидело 3500 зеков, голодали, я, как председатель исполкома, искал им еду, икал им заказы, искал оплату этих заказов. Я заботился. И сам оказался в этой колонии. Меня в Макеевке хорошо знают, и работники колонии многие помнили меня. В Макеевке отношение было нормальное. И там я ходил в этом костюме. Вот даже уголовники мне сделали бирку. Там бирка просто картонная, мне сделали деревянную. Это выжжено на дереве — Савин В.К., отряд номер 9. Номер 9 — это политический отряд. И тоже я ходил в этом костюме. В обычном костюме, на нем просто… Вот он пиджак, так я ходил. Вся одежда только с биркой.

И уже в колонии, еще сидя на ШИЗО, у нас была связь с другими камерами. Мы там провели учредительное собрание партийной организации «Слуга народа», уже в колонии. И сейчас там остался вместо меня руководитель. А 12-го ноября, уже в бараке, мы провели учредительное собрание нашей общественной организации «Всеукраинское братство политзаключенных „Несломленные в Донбассе“». Это впервые, в новейшей истории Украины, общественная организация политзаключенных создалась прямо в тюрьме. Про это тоже было в интернете. И нас поддержали даже уголовники, те, которые там сидят, и которые проукраински настроены и хотят отбывать наказание в Украине, и таких много.

Это требует определенного мужества, чтобы в тюрьме проводить такие вещи. Вы понимаете, что они не приветствуются руководством. А, средств уработать зека, у администрации, огромное количество, всяких методов. Но мы не побоялись. И, конечно, я назову вам всех, кто там остался. Осталось там сейчас 23 человека в колонии.

Обмен состоялся в воскресенье. В четверг к нам пришли, мы не знали ничего. В субботу, за 8 дней до обмена, была Морозова, пришла, к встречи не готова. Хотела поговорить только с тремя военнослужащими — Глондарь, Кореньков, Жемилинский (Жемилицкий?). Мы настояли, в частности я, может быть позволил немножко требования, что — «Как ты позволяешь себе показывать, что есть какие-то неподтвержденные, вот они стоят перед тобой. Ты же их видишь». Корреспонденты телеканала «Россия1», фамилия его Сергей Зенин, он это все дело снимал, задавал каверзные вопросы. А потом получилось так, что, когда нас вывезли туда обмен, еще, когда мы стояли в колонии, и нас эти автоматчики ДНРовские, а сзади ФСБшники в своей одежде. И журналистов, как бы, не подпускают российских. А я, когда с Морозовой разговаривал, у меня голос громкий, и она — «Что вы на меня кричите?»,- я говорю: «Я не кричу, голос командирский». И этот Сергей Зенин вот это заметил, ему эта фраза осталась в памяти. И, когда нас вывели, до обмена еще, сказали с вещами стоять возле туалета, мы там стояли просто толпой. А автоматчики стоят. И журналистов российских не пускают. И там оказался этот Сергей Зенин — «Россия1», увидел меня, и орет — «Ну так что, скажите пару слов», — спровоцировал меня. Ну, я ему говорю — «Так подходите, скажу», — а эти ж не пускают. Он — «Так вы так скажите, голос командирский», — как бы меня подколол.

Вы понимаете, 5 лет в подвале, нервная система, я вышел, в интернете видели, я в порыве, может быть несколько эмоционально и в чем-то неправильно, но я выдал то, что считал нужным. И Зенину, и всем прочим. Процесс обмена прекрасный, но напоследок тоже решили нас уработать, ДНР. Нам подписано уже было помилование, мы уже были, еще со вчерашнего дня, 28-м числом, мы уже были, по сути, свободные люди, юридически. Нас подняли в 4 часа, специально, в 4 часа, чтобы матрасы, подушки… Выгнали к штабу, шмонали. У меня отшмонали все, что можно. Я писал книгу в СИЗО, у меня в СИЗОО отшмонали 2 блокнота, полностью, и уже здесь. Спрятал не очень. Уже здесь 2 блокнота отшмонали, все документы, все документы с печатями, все забрали. Поэтому у меня нет ни приговора… Есть только документ, я потом покажу.

И, значит, долго грузили, и грузили нас снова в воронки. Воронок, чтобы вы понимали, 3 квадратных метра — 10 человек с вещами. Нельзя было там даже привстать. Мы в нем просидели 7 часов. Это, когда на линию разграничения привезли. С украинской стороны приехали как люди, в автобусах, выйти, покурить, в туалет. Мы просидели 7 часов, напоследок. Но, потом, когда уже вывели, когда уже попали на украинскую, это, конечно, счастье. Конечно, вот это я не сдержался в разговоре с журналистами. Конечно, я был очень рад встрече, вспомнил молодость, пролетел я туда на А-26, на десантном самолете. А в Киев вообще летели на ИЛ-76. У меня 8 прыжков с Ила. Сразу оттуда, с аэродрома, привезли в Феофанию.

После мест заключения у меня полностью упало зрение, обострились ряд моментов. У меня давление, у меня и так оно было. У меня давление в подвале достигало 240. Во время допросов, когда… Тоже, нюанс такой, та же в МГБ есть штат врачей, которые оформляют арест и перевод в СИЗО, на ИВС. И вот, после допроса, меня привели к врачу, уже оформляли на СИЗО, у меня ноги были отбиты на столько, что нельзя было поднять штанину, опухшие. И давление было 240. И врач пишет — «Здоров». И, конечно, медицинского никакого нет обслуживания там. Стоматолог только рвет зубы, и то, он приходит. Там записываешься, в течении пол года он приходит, ну и только рвет. Терапии нет. Рвет как бы с анестезией, но вы понимаете с какой. Офтальмолога вообще не предусмотрено даже. Флюорография предусмотрена, но мне не делали года, хотя положено раз в полгода.

И что, самое интересное, будет у меня операция, впоследствии пыток в СИЗО Ростовского КГБ 1991 года, это я только сегодня узнал. В 1991 году я был депутат Ростовского городского совета и одновременно депутат Кировского районного совета города Ростова. Я учился в Ростовском университете, занимался комсомольской деятельностью. И, когда грянул августовский путч, мы полностью поддержали. Мы были против Горбачева. Мы выступали, мы ездили по Никленовскому району, Таганрог, поднимали людей, нам это удавалось. Меня арестовали, я попал в следственный изолятор Ростовского КГБ, не в общий, а именно КГБ. Мне выбили 2 зуба, сломали 2 ребра, и просто так получилось, что тогда мне клеили измену родине, но я был прописан в Макеевке. При Советском Союзе это роли не играло. А тут получилось, что формально, я гражданин другой страны, и по сути, привязать меня к измене России, нельзя. Мне выбили 2 зуба — 8-ка полностью раскрошилась, а вторая срубила. И тогда еще удивлялись, при выбитых 2 зуба, нет рассечений внешних.

И вот сегодня я только узнал, что вот тогда рассечение было внутреннее, и вот эти осколки зубов забили там какие-то каналы. И у меня новообразование, с той поры, если пальцем потрогаете, вот оно болит. Вот эта опухоль у меня осталась на память от следственного изолятора Ростовского КГБ с 91-го года. И здесь ее удалят наконец-то…

Василий Савин, бывший политзаключенный

Записал Алексей Бида — координатор Центра документирования Хельсинского союза по правам человека. Киев, больница «Феофания», 10 января 2020 года