Усредненность Украины – проклятие или счастье?

Какой глобальный рейтинг не возьмешь – может, вы замечали – Украина ровно посередине, иногда чуть выше, иногда чуть ниже, что по «демократии и правопорядку», что по свободе слова, что по ВВП на душу населения, что по легкости ведения бизнеса. Интересно, а почему так?

Ученому – не обидно, он поддевает такое явление и кладёт его под микроскоп, а гражданам и политикам, особенно тем, кто уверен, что Украина – пуп Земли, думаю, такое наблюдать неудобно. Можно утешиться местом в иерархии и ликвидностью наших паспортов, но, во-первых, этот скачок сделан, преимущественно, благодаря безвизовому режиму с ЕС, к которому Украина на практике шла около шести лет. А во-вторых, на гребне волны упрощения правил передвижения граждан, причём сразу в нескольких регионах мира, это и Ближний Восток, и Латинская Америка, и Юго-Восточная Азия. Так что гордиться можно, но осторожно – в подавляющем большинстве рейтингов Украина ровно посередине.

Правда, есть два исключения.

Первое – доступность Интернета, и другие похожие по узкой сетевой тематике показатели, в этом мы впереди планеты всей (уже не первый год от первой десятки до первой четверти стран мира).

Второе – это, как ни странно, терпимость к проявлениям коррупции – в последние годы Украина вышла вперед в позитив по сравнению с большинством бывших советских республик, но…на воробьиный скок.

Кстати, связь между двумя этими крайними показателями существует – тоненькая, но, вполне себе правдивая и практическая, однако, избирательная хищность наших правоохранительных органов прямо-таки не позволяет ее здесь более детально раскрыть. Намек, впрочем, сделать можно – это особенности, в частности, функционирования старого «Укртелекома» и тех  компаний, в которых он выступал крупным акционером – до своей и их приватизации. В любом случае, несмотря на все те поросшие уже сединой шахер-махеры, в том числе и они позволили в месячном эквиваленте сделать доступ в Сеть в Украине едва ли не дешевле месячных расходов на хлеб.

Это одно крыло взаимосвязи, а другое – динамика изменений толерантности к коррупции. Не факт, конечно, что «индекс восприятия» адекватно отображает ситуацию, как в минус, так и в плюс, потому что нередко при анализе таких исследований возникает впечатление, что нашему бизнесу мешают вообще любые законы безотносительно их глупости или навязчивости. Кстати говоря, у такого отношения к законам в нашем обществе – глубокие исторические корни (сильно упрощая – сечевые, а также хаос в периоды падения, как по исторической вертикали, а также географической горизонтали сразу нескольких империй и их правопорядка).

Это, конечно, отдельная проблема, которую как-то, опять-таки, «посерединке», избегая резких движений, пытается решить каждая новая украинская власть. Резкие движения причиняют украинскому обществу боль и оно, обиженное, бежит голосовать за популистов. Чем сильно напоминает общества латиноамериканские – ту же Аргентину или Перу иногда в самых мельчайших деталях. Вот, надо сказать, и решает власть – посерединке, в зависимости от доходов казны и мировой конъюнктуры на наше зерно, сталь, оружие, кур и яйца.

И так у нас все – кроме, пожалуй, третьего угла этого треугольника «большой украинской проблемы», а именно высшего образования, ведь, как известно, наши самые лучшие вузы не подбираются ныне и к первым пятистам, пусть и в «общем зачете».

 

Почему так?

 

Есть философское, и, наверное, обидное для украинской интеллигенции, объяснение: мы есть страна победивших мещан. Именно этого мы добились – хотя или нехотя – всеми своими тремя (с «гранита» начиная) революциями.

Как бы ни было противно сознавать это разнообразным борцам с коммунизмом, мы сегодня находимся, по-видимому, в конце того процесса, который был начат Никитой Хрущевым с его отказом от жесткой модели «мобилизационной экономики». Этот процесс был продолжен Леонидом Брежневым с распространением некой «мягкой» версии коррупции, базой для которой стали новые нефтегазовые месторождения севера и «разрядка» с Америкой Ричарда Никсона. И завершен был этот путь на своём советском этапе при Михаиле Горбачеве – открытием границ для импорта, капитуляцией пусть и ставшей к тому времени уже во многом фасадной экономической автаркии (насильственной самодостаточности – которая, впрочем, в своей крайней форме, доктрины чучхэ, исчезает даже в КНДР).

Конец процесса потребительской эмансипации – уже только нашей отдельной страны, Украины, наступает после трех экономических кризисов (1991-98, 2008-09, 2014-15) и трех политических потрясений. Последнее из этих потрясений было самым масштабным (а вот самым крупным кризисом был всё же второй, сопряжённый с глобальной рецессией нового типа). Возможно, именно поэтому баланс показателей Украины настолько усреднен. К 28-ой годовщине независимости мы подходим таким социальным массивом, который от силы лет десять, но в разные периоды, хоть немного «хорошо пожил». Однако в целом, причём, справедливо и закономерно, наше общество «всего боится». Оно опасается верить в лучшее, потому что такая вера рискованна, и стоит дорого.

Конечно, рейтинги развития далеко не всегда объективны, но даже как грубый срез, они все равно что-то да, и говорят о нас. Лично я считаю эти обижающие романтиков «средние» параметры скорее удачей. А также,  неким запасом, при наличии соответствующей политической воли, на перспективу. А вовсе не приговором. Приговор – это Венесуэла, Сирия, Ливия или Россия, которым, в своей недавней или нынешней форме, уже не восстановиться при жизни нынешних поколений.

Тем не менее, очень важно, чтобы хотя бы образованная часть общества осознавала, где именно и в какой точке пространственно-временного «бытия» находится именно наша страна, и переставала общаться между собой и с внешним миром с помощью штампов и мифологии. Часто – мифов довольно устаревших, как вечная история с чернозёмом, конкурентоспособность нашего нынешнего высшего образования, или вера в «правильных людей», которые уничтожат коррупцию.

Патриотизм состоит вовсе не в этом.

 

Максим Михайленко