Правые и левые: что есть государство?

Начало здесь

Любое общество исторично: сроки его существования ограничены во времени и привязаны к развитию экономики и технологий. Идеи Фукуямы о достижении финального социального устройства, в рамках которого впредь и будет идти технологическое развитие человечества, не подтвердились на практике. Социальная эволюция продолжается, что признал уже и сам Фукуяма. Но вопрос о том, какими путями идет эта эволюция, и на каком ее этапе мы сегодня находимся, остается сильно запутанным.

Ошибочность деления на «пять формаций», с «социализмом» в виде «переходной формы» от капитализма к «коммунизму», который внезапно оказывался «конечным бесклассовым обществом», то есть, по сути, всё той же фукуямовщиной, только другого вида, явственно вылезла на свет сразу после начала «социалистических» экспериментов, то есть, уже более века назад. Тем не менее, этот факт до сих пор не нашел адекватного отражения ни в массовом сознании, ни в трудах тех, кто называет себя «марксистами».

Причина столь странного умолчания состоит в том, что лозунги «социализма», во всех его видах, включая советский «интернационал-социализм», итальянский «фашизм», немецкий «национал-социализм», китайский маоизм, северокорейское «чучхе», и прочие-разные варианты «народных демократий», как «с человеческим лицом», так и без оного, будучи ложными по сути, эксплуатируют уязвимые области социальной психологии масс на некоторых, притом, довольно длительных, этапах развития общества.

Природу этих этапов и причины появления в обороте социалистических идей мы обсудим чуть ниже. Пока же отметим, что такие идеи оказываются эффективным инструментом для манипуляции массами на протяжении продолжительного исторического периода. Благодаря их притягательности ложность самого посыла о «социализме» уходит в тень, игнорируя очевидные факты, так что адепты этого учения и его противники, нередко ведут дискуссии о заведомо несуществующем варианте развития общества, создавать образы то прекрасного, то ужасного, но при этом совершенно фантастического будущего.

В действительности, подсчет числа формаций лишен смысла, если мы не видим закономерности смены их типов. Типов же формаций всего два. Они не хороши, и не плохи, а нейтральны, в той же мере, в какой нейтральны день и ночь. Их поочередное наступление исторически закономерно и неизбежно. При этом, два типа формаций чередуются, но разговор о причинах такой этой цикличности — отдельная тема (но мы запомним ее, и вернемся к ней в будущей статье о посткапитализме).

В обществах первого типа вся собственность, и все законодательные полномочия принадлежат узкой группе лиц, в пределе — одному лицу, которое раздает их в пользование, по частям, по длинной нисходящей цепочке, и, по этой же цепочке, может их отозвать и перераспределить. По сути, это лицо и его воля и есть основа государства.

В обществах второго типа каждый член — равноправный собственник, взаимодействующий с другими собственниками по правилам, обновляемым в ходе поиска консенсуса, идущего в режиме нон-стоп. Этот консенсус основой государства в таких обществах и является.

Все прочее — армия, полиция, суд, гражданская администрация — в обоих случаях лишь передаточные механизмы, подчиненные одному из двух основополагающих принципов, и сконструированные под него, из расчета на его наиболее эффективную реализацию.

Но оба принципа не абсолютны, а ограничены некоторыми рамками. Любая власть существует только с согласия большей части общества, это называется”легитимностью”. Согласие может быть явным, выражаемым на выборах, или молчаливым, держащимся на традиции и привычке, но без него власть мгновенно сносят. Далее, персона, олицетворяющая верховную власть в обществе первого типа, должна считаться со своим окружением, чтобы не быть им свергнутой. А в здоровом консенсусном обществе второго типа существуют, в явном или неявном виде, цензы на допуск к участию в консенсусе, которые устанавливает уже сложившаяся консенсусная группа. Расширение цензов случается только по очень серьезной причине, чаще всего, когда альтернативой выступает зримый риск революции, то есть, слома всей существующей системы социальных отношений. Впрочем, и радикальный отказ от цензов, как показывает опыт, тоже приводит общество второго типа к катастрофе.

Иными словами, описание двух типов формаций нуждается в привлечении математического понятия предела, limit, или lim, к которому их параметры лишь стремятся, но никогда не достигают. В первом случае пределом является сосредоточение всей власти и собственности в руках одной персоны. Во втором — включение в консенсусное обсуждение всех членов общества, как собственников, по меньшей мере, самих себя — ресурса, потенциально способного к производительному труду. Очевидно, что в этом случае пределов будет целых два: величина собственности и степень ее пригодности к социально-экономической интеграции.

Пример: власть в Российской Империи, Советской России, СССР и РФ по факту неизменно была сосредоточена в руках одного человека с узким кругом лиц, непосредственно влиявших на его решения. Команды у власти могли меняться, и даже меняться радикально, как это случалось в феврале 1917 года и в 1991-92 годах в связи с делегитимизацией царизма и советской системы. Узкий круг приближенных мог немного раширяться, или, напротив, сужаться. Но формация оставалась одного типа, а, значит, в силу сказанного выше о чередовании типов — просто одной и той же. Иными словами, в социальном плане Россия не претерпела никаких содержательных изменений со времен Ивана III Васильевича и до Путина включительно. Это вызывает удивительное сходство форм и методов управления, общественной морали, преемственность в культуре и множество других интересных явлений.

Эксклюзив

Продолжение следует

Сергей Ильченко, для Newssky