Понять Эрдогана

10.06.2022 0 By NS.Writer

Как несвятой политик в непростом мире хочет сделать Тюрцию снова великой

Президент Турции Реджеп Эрдоган

На фоне усиления политического веса самого юго-восточного и самого проблемного члена НАТО фигура Реджепа Эрдогана и мотивы, определяющие его политический курс достойны внимательного рассмотрения и исследования.

Всюду тюрки

Но почему вдруг «Тюрция», а не «Турция»? А вот почему: 2 июня ООН удовлетворила запрос Анкары о смене названия Турецкой Республики с Turkey на Türkiye. Идею сменить название страны Эрдоган подал в прошлом году, поскольку Türkiye — правильнее, историчнее, «и более соответствует культуре и ценностям турецкого народа».

А еще «turkey» по-английски — индейка, и, хотя в меморандуме Эрдогана об этом ни слова, это тоже причина. Türkiye вам не Turkey, и уже не даст повода для глупых шуток. Впрочем, это не главное. Главное в другом.

По-украински новое название, вероятно, будет звучать как «Тюреччина», по-русски — как «Тюрция». Логично, что этнос, населяющий эту страну, называется «тюрки». «Тюрки», а никакие не «турки». Собственно, на турецком языке всегда так и было: «türkler». Но в некоторых других языках, не во всех, но во многих, «турки», «turkish people» — этнос, населяющий Турцию, а «тюрки», или «тюркские народы», «turkic peoples» — совокупность этнических групп Европы и Азии, говорящих на тюркских языках.

Смена названия на Türkiye — первый шаг к повсеместному утверждению турецкой точки зрения, где нет никаких «тюрок» и «турок», а есть только türkler, тюрки, как проживающие в Тюрции, так и рассеянные в диаспоре.

Красивый ход, что и говорить, но вместе с тем и непростой. Не удивительно, что его сделал именно Эрдоган — он шел к нему, шаг за шагом, в течение всей политической карьеры. Понятно и то, почему вопрос о смене названия был поднят только сейчас, в конце второго срока его президентства. Серьезное отношение к смене названия страны нужно еще заслужить, чтобы не стать предметом насмешек, а то ведь и индейку переименовать недолго, выведя к примеру, новую породу и назвав ее, например, türkiy. Но с этим у Тюрции (будем привыкат называть ее правильно!) все в полном порядке. Степень ее влияния на события в мире за время президентства Эрдогана существенно возросла. Анкара все увереннее занимает место регионального лидера, причем границы региона ее влияния непрерывно расширяются. Вопрос о смене названия был поставлен своевременно.

От Гази Мустафы Кемаля (Ататюрка) до Реджепа Тайипа Эрдогана

Сопоставление этих двух политиков, как в поиске совпадений, так и для противопоставления друг другу стало общим местом при попытках составить политический портрет Эрдогана. Не обойдемся без него и мы.

Можно ли считать Эрдогана до некоторой степени политическим наследником Ататюрка? Несомненно, да. Несмотря даже на то, что кемалистская Народно-республиканская партия (CHP) оппонирует и ему, и его Партии справедливости и развития (AKP). Можно ли противопоставить политику Эрдогана курсу, проводимому в свое время Ататюрком? Несомненно, да. Как же два противоположных по смыслу «да» могут уживаться друг с другом? Все дело в поправке на разницу эпох.

Гази Кемаль, заслуживший народное прозвище Ататюрк, «отец тюрок» (тюрок, а не турок!) с группой единомышленников слепил из обломков рухнувшей Османской Империи современную Турецкую республику. Среди прочего, ему пришлось придумать для этого и новую самоидентификацию нации, образованная часть которой ранее называлась османами, противопоставляя себя тюркам — «безграмотному мужичью». За «тюрка» в Османской Империи легко можно было схлопотать по феске, поскольку это было прямым и несомненным оскорблением. Понятно, что в республике подобное разделение было уже невозможно, но вчерашние османы не признали бы тех, в ком видели тюрков, равными себе османами. Следовательно, все должны были стать тюрками, а название — сменить смысловую нагрузку.

По ходу дела выяснилось, что даже та часть империи, которую удалось удержать под управлением Анкары (Константинополь, ставший Стамбулом только в 1930 году, до 1923 был оккупирован Антантой), очень лоскутная, и тоже норовит удариться в бега. Держать ее удавалось только при помощи вооруженного насилия, причем, тюрецкое и нетюрецкое население на ее территории было густо перемешано, так что провести этнические границы оказывалось невозможо — за исключением, разве что курдов. С ощущением себя частью единого тюрецкого народа у граждан Турецкой Республики, вчерашних подданных Османской Империи тоже все обстояло не очень хорошо. Иными словами, Ататюрк столкнулся с тем, что выдумать новую нацию мало, ее еще нужно создать.

Создавать же тюрецкую нацию Ататюрку пришлось совсем не в белых перчатках. Впрочем, сходные проблемы были во всех национальных государствах, возникших на обломках рухнувших феодальных империй. И итоге, гражданство было законодательно отождествлено с этничностью, все жители страны объявлены тюрками, а все языки, кроме тюрецкого, запрещены в системе образования, в СМИ, книгопечатании и официальной переписке. Реализовывать этот план пришлось очень грубо, ломая несогласных силой, и это вызывало множество протестов, породив длинный ряд проблем, включая курдскую. Но иного способа удержать Тюрцию от распада, кроме строительства моноэтнического государства, включавшего, по необходимости, дискриминацию тех, кто отстаивал свою самобытность, в распоряжении Ататюрка просто не было.

Понятно, что и с демократией в таком государстве все обстояло, как минимум, небезупречно. С одной стороны, она вроде бы и была, и мало-помалу расширялась и институализировалась. С 1949 года в стране стали проходить многопартийные выборы, причем, CHP на них иной раз и проигрывала. Сама CHP по идеологии тоже была, да и сегодня остается социал-демократической, в настоящее время состоит в Социнтерне, в Прогрессивном альянсе и в Партии европейских левых. Но в число шести принципов ее построения, «шести стрел» нашедших отражение на партийном гербе, официально входил и национализм, понимаемый как идеология политической нации в границах Турецкой республики. Вовсе не тюркского этноса, как это было у пантюркистов, да и панисламский компонент, свойственный младотуркам, кемалистами отвергался.

Нация рассматривалась ими как гражданский союз, но этот союз был организован на основе тюрецкого этнического самосознания, в рамках которого не-тюрки подлежали ассимиляции. И, если в отношении большинства этнических групп это, в конце концов, сработало, хотя и ценой жесткого принуждения, то с курдами, составлявшими порядка 12-15% населения Тюрции на момент ее образования, жившими достаточно компактно, да еще в окружении районов компактного проживания курдов за пределами Турецкой Республики, такой номер уже не прошел. Платой за консолидацию тюрецкой нации стала неурегулируемая проблема курдского сепаратизма.

Для лучшего понимания ситуации нужно перечислить и остальные пять «стрел» CHP: народность, как борьба против сословных привилегий почившей империи; секуляризм, как светский характер государства, включая отмену шариатского права и запрет на среднее религиозное образование, с подчинением всех школ министерству просвещения; государственное регулирование в виде значительного сектора государственной экономики, доминировавшей в наиболее значимых отраслях, и, наконец, курс на вестернизацию и борьбу с пережитками традиционного общества. Включая, среди прочего, предоставление женщинам избирательного права и перевод турецкого языка на латиницу.

Нельзя сказать, что кемалистский проект потерпел неудачу. Напротив, он, по сути, создал современную Тюрцию — такую, какая она есть. Но, к началу 90-х, кемализм как программа модернизации и развития исчерпал себя. Целый ряд проблем, притом, не только курдская, априори не решались с его помощью.

Большой госсектор оказался не очень эффективен экономически; демонстративно-светская позиция турецких властей в сочетании с вестернизацией породила парадоксальную изоляцию Тюрции, оказавшейся слишком светской для исламского мира, и излишне мусульманской для Запада; наконец, светская тюрецкая идентичность стала размываться под напором мировой глобализации. Иными словами, в тюрецком обществе — по крайней мере, в значительной его части, и именно той, которая сложилась под влиянием кемализма, воспринимая тюрецкую идентичность как высшую ценность, созрел запрос на модернизацию как самой этой идентичности, так и программы дальнейшего развития страны.

На этот запрос и ответила партия Эрдогана.

Иллюстративное фото

Кемализм-лайт

Историю создания AKP, к которой был причастен не один только Эрдоган, и причины того, что именно он стал ее лидером, мы отставим за пределами этой статьи. Мы также не будем сейчас рассматривать политическую эволюцию Эрдогана, протекавшую отнюдь не в вакууме, а под влиянием многих ярких фигур, включая Фетхуллаха Гюлена, которого Эрдоган обвинил в причастности организации провалившегося военного переворота в 2016 году, историю переворота и его провала, и то, насколько обвинения в адрес Гюлена и его движения «Хизмет», которые сам Гюлен категорически отрицает, могут быть обоснованы. Мы состредоточимся только на разнице между AKP и оппонирующей ей CHP, старейшей турецкой партии, созданной еще Ататюрком.

Сравнение программ и политических практик рисует очень простую картину: AKP продвигает тот же кемализм, но существенно отредактированный в местах, ставших уязвимыми. Такой, рационально-компромиссный кемализм XXI века урезает государственное регулирование — в пользу экономического либерализма, повышает роль ислама в обществе — хотя и без перекройки Конституции, сохраняя светский характер государства, и допускает некоторое небольшое размывание бескомпромиссной позиции Ататюрка «все мы тюрки» путем расширения понятия тюрок и использования исламского фактора как дополнительного инструмента гражданского объединения. Такое размывание создает, в перспективе, возможность понемногу уладить курдскую проблему.

Пока с этим все обстоит крайне сложно, о чем свидетельствуют последние события в Сирии, где турецкая армия планирует выступить против «курдских террористов» (вопрос о том, насколько справедливо обвинение в терроризме мы тоже не будем сейчас рассматривать), а США, видящие в курдах инструмент противодействия ИГИЛ, выступают резко против. Помимо накопившихся взаимных счетов с курдами все сложно еще и потому, что их проблема за век существования структурировалась, и обросла внешними игроками, играющими на ней. Не обязательно даже прямо против Турции, но заинтересованными, по тем или иным причинам, в усилении курдских вооруженных формирований.

Тем не менее, некие намеки на такую возможность уже замаячили где-то в тумане — во многом именно на основе исламской солидарности. В конце концов, в Османской империи, где большинство населения формировалось по религиозному признаку, курдской проблемы таких масштабов никогда не существовало. Мелкие конфликты — да, случались, но куда ж без них?

Есть в этой области и некоторый задел: Демократическая партия народов (HDP), остаивающая интересы меньшинств, включая курдов, имеет 62 места из 600 в действующем парламенте. Правда, она оппонирует AKP, но политика — дело гибкое: сегодня ты противник, а завтра — ситуативный союзник.

Вместе с тем, курс на смягчение кемализма, на кемализм-лайт, поддержала только часть турецкого общества. Да, Эрдогану дважды удавалось победить на президентских выборах, в 2014 и 2018 годах, набрав 51,79% и 52,59 % соотвественно. Но это лишь чуть больше половины. На местном же уровне положение AKP еще сложнее. На последних выборах за ней осталось только 42,87% муниципалитетов, причем, союз из четырех партий, CHP, IYI, SAADET и DP, пошедших на выборы единым блоком, взял 26,34%, включая Стамбул и Анкару.

Иными словами, Эрдоган сталкивается с постоянной и жесткой критикой в свой адрес, притом, со всех сторон сразу. Попытка переворота 2016 года тоже стала неприятным звонком. В новейшей истории Тюрции было уже три успешных военных переворота, в 1960, 1971 и 1980 годах. Это заставило Эрдогана отнестись к произошедшему с предельной серьезностью и начать закручивать гайки — ограничивая демократию, преследуя организаторов и участников переворота, а также и тех, кто мог бы быть к нему причастен или мог оказаться причастен к такой попытке в будущем.

В 2018 году, сразу после принятия присяги, Эрдоган провел через парламент конституционную реформу, изменившую форму правления с парламентской республики на президентскую. Это дало ему бОльшую свободу рук и обнулило счетчик президентских сроков, позволив баллотироваться на третий срок подряд в 2023 году. Что он и намерен сделать.

Но бОльшие полномочия порождают бОльшую отвественность — а, между тем, экономическая обстановка в мире сегодня крайне сложна. Для реформируемой в сторону либерализации национальной экономики она сложна вдвойне и втройне. И на Эрдогана обрушивается еще один шквал критики — в основном, уже в связи с экономическими трудностями.

Обсуждение экономической политики Эрдогана — также отдельная тема. Разумеется, эта политика не лишена просчетов — но кто же их не совершает? Вместе с тем, значительная часть трудностей, испытываемых тюрецкой экономикой имеет внешнее происхождение и вызвана общемировым кризисом. Вот только объяснить это простому избирателю, в особенности тому, которого Эрдоган раздражал и по другим причинам, не всегда возможно. А, значит, победа Эрдогана в 2023 году тоже оказывается в зоне риска.

Конечно, едва ли его победят в первом туре — такого политического тяжеловеса в Тюрции просто нет, и за оставшийся год он не появится. Но, если дело дойдет до второго тура, тут может случиться всякое.

Никаких загадок во внешней политике

Вооружившись пониманием мотивов политики Эрдогана и предшествовавшей ей истории легко понять и его действия в каждом конкретном случае. Все они укладываются в общую схему: осторожное маневрирование между разными силами, с целью усиления позиций Тюрции. В эту схему укладывается и поведение Анкары в карабахском вопросе, и ее отношение к украино-российской войне, и осторожные зигзаги между поддержкой и неподдержкой Израиля, и поведение Эрдогана в НАТО: конфликт с США по поводу приобретения С-400 — как ответ на отказ от ряда политических уступок, а затем и на отказ продать F-35 и MIM-104 Patriot; ссоры с премьером Греции, которого Эрдоган заподозрил в подготовке попытки заблокировать сделку по продаже Тюрции американских F-16 (отношения греков с тюрками тоже тема отдельная, большая и сложная); требования к Швеции и Финляндии в обмен на разблокирование их вступления в НАТО. Во всех случаях Эрдоган железно последователен. Он видит Тюрцию современным центром двух миров, тюркского и исламского, и последовательно ведет ее к этой цели.

Эксклюзив

«Ильченко»Сергей Ильченко, для Newssky


Підтримати проект:

Підписатись на новини:




В тему: