Не прощение грехов: что на самом деле означает индульгенция
26.05.2025Эксклюзив. Вновь и вновь приходится с грустью наблюдать: в среде, именующей себя «православной», продолжают циркулировать представления о Католической Церкви, почерпнутые будто бы из «Словаря атеиста» 1930-х годов или из агиток времён Союза воинствующих безбожников. Особенно ярко это проявляется в разговорах так называемой «интеллигенции» об индульгенции — термине, который за последние столетия оброс таким количеством невежественных фантазий, что разобрать истину от мифов стало почти невозможным.
Что особенно прискорбно — подобные мифы воспроизводят не только горячие головы с интернет-форумов и околохрамовые активисты в ватниках, но даже лица с формальными богословскими степенями. Например, поп Максим Козлов — человек, представляющийся профессором духовной академии в Мордоре, — продолжает на голубом глазу повторять те же самые нелепости, что и доморощенные «миссионеры», для которых католик — это автоматически еретик, а индульгенция — продажа грехов за деньги. Разница между псевдоучёным и уличным пропагандистом в данном случае не концептуальна. Один цитирует брошюры, другой читает их лекционно — но содержание то же: богословски несостоятельная, антиисторичная, карикатурная ложь.
Эта подмена понятий вредна не только для католиков, которых оклеветали, но и для самих православных, ибо искажённая картина чужой веры отравляет способность к различению истины и в своей. Вот почему необходимо — твёрдо, на русском языке, с ясностью и прямотой — ещё раз заявить: индульгенция — это не прощение грехов и не торговля спасением.Это слово принадлежит к самой сердцевине христианской экклесиологии и эсхатологии. Оно связано с опытом единства Церкви — земной и небесной, с таинством милосердия, с реальностью духовной взаимопомощи в Теле Христовом.
Именно поэтому, несмотря на все злоупотребления прошлого и все глупости настоящего, индульгенция требует внимательного, зрелого и честного рассмотрения. Именно об этом — данный текст.
Любой греховный поступок человека имеет два вида последствий. Вред для вечной участи человека, и вред для временного состояния человека.
Вечное наказание за грехи, – вечная разлука с Богом, – ад, символически описывается как вечное сгорание, вечное разрушение. В Библии ад описан в виде горящей свалки. Геенна Огненная, это конкретно долина Хинном около Иерусалима, где был мусорный полигон, который перманентно вонял и горел. Символ ясный и понятный.
Временное наказание за грехи, – исцеление природы. Оно созидательно, но…болезненно по мере приближения к Богу, источнику бытия и созидания. Поскольку природа человека через совершение зла соединяется со злом, и уже не может без него быть (по крайней мере, так себя ощущает), то исцеление от этого зла человеку будет болезненно. Это страдание и есть временное наказание за грех. Через это состояние проходят все спасенные, поскольку абсолютно совершенных людей не было, нет и никогда не будет. И вот боль временного наказания может быть облегчена участием Церкви, или даже вовсе отменена.
Вот провозглашение этого облегчения и называется «индульгенция».
Чтобы получить это освобождение нужно исполнить «условия индульгенции», это: 1. покаяние в грехах (!!!) 2. участие в Евхаристии, и 3. исполнение условий, дел благочестие и так далее.
В Средние века была порочная практика принимать денежные пожертвования за третье условие, эта практика фактически превратилась в торговлю. Денежные пожертвования за третье условие были запрещены Тридентским собором.
Человек живет в состоянии морального выбора между добром и злом. Каждый конкретный случай выбора оставляет след на природе каждого конкретного человека. Сделал разок выбор в пользу зла, стал чуть-чуть злее. Даже очень маленький выбор. Например, солидаризировался с палачами-чекистами/рашистами, раз, другой, третий и не заметил,– как сам стал палачом-садистом. Пускай только тираном для жены и детей. А потом люди удивляются, откуда берутся чекисты, гестаповцы и фанатики-рашисты, а они к этому идут мелкими шажочками.
Добро так же влияет на человека. сделал даже маленькое добро, даже, совсем мелкое добрецо, и стал сам чуть-чуть добрее.
Не существует людей чисто злых и чисто добрых. Как не существует в материальном мире ни «химически чистого» зла, ни абсолютного добра.
Абсолютно благой – только Господь. Злодейство может открыть в мир двери добру, добро может иметь вредные последствия, способствующие злу. В общем – «все сложно».
И каждый человек сложен, сложно-составен и много-образен. И какая его часть личности более злая и более добрая, трудно разобраться и самому человеку.
И де факто, может случиться, что некое зло, которое человек в себе считал простительной мелочью, а это уже огромное преступление. Большинство сотрудников концлагерей не в силах были понять, за что их судят, они же вроде ничего злого не делали. Ну подумаешь открывал банки с «циклон Б» и из банки пересыпал синие гранулы в какую-то дырку. А стал убийцей, причем еще и массовым, пострашнее маньяка. То же повторится и на процессах над рашистами. Можно только представить, что они будут нести там в свое оправдание.
Равно и наоборот.
А вот в эсхатологической перспективе, когда человек должен будет пережить одну Встречу, вся эта сложно-составность человека имеет огромное значение. Отделить внутри человека “зерна от плевел (сорняков)” вне его выхода в вечность невозможно.Встреча, которая предстоит каждому человеку, это встреча с Богом, и …с Самим Собой.
Пока человек сам от себя скрыт. И чекистская/рашистская мразь, пытающая людей током, может не чувствовать дискомфорта от своего бытия, его собственная рожа ему неведома, но придет день, когда встреча с собой неизбежна. И никакие слова оправдания не сработают, если оно – чудовищно, то быть тебе чудовищем.
Одна верующая украинка, сосланная в Сибирь, роптала, что чекисты не получают должного воздаяния на земле, тогда Господь удостоил ее видения. Ангел пронес ее над карьерами в аду, которые были заполнены горячей лавой и …чекистами. Тогда эта женщина сказала им: «Мало вам, гады, Бог слишком добрый для вас». И ангел вернул ее на землю. Бог царствует над всеми мирами. А мы про это забываем.
Но есть еще одно «но», и про него потом. В своей эсхатологической перспективе человек будет тем, кем он является. Но, пока жив – не поздно все изменить. Что вызывает шквал критики в адрес христианства, так это учение о покаянии. Что можно взять и объявить бывшее не бывшим. То есть получается, что человек может стать другим.
Именно стать, а не просто переменить своё мнение о событии. Полно людей сделавших какую-то гадость, не прочь вернуться в прошлое, чтобы не совершить эту гадость. Но, увы, вернуться в прошлое нельзя, не совершить гадость, уже невозможно, можно только перестать быть гадом.
И тут собственно христианство «имеет что сказать». Человек может получить прощение за свои гадости. Но только от той инстанции, которой подвластно и прошлое и будущее, то есть только от Бога. Принять дар Прощения. (Вот в чем лажа фильма «Остров» с Мамоновым. Его Персонаж, лже-старец, мазохист, всю жизнь кается за одно преступление, и прощенным себя чувствует только когда узнает, что преступления не совершал. То есть, никакого дара Прощения там и нет)
Бог в силе исправить последствия совершенной гадости. Но человек должен этого захотеть. Не интеллектуально согласиться с «это было плохо», а активно пожалеть и приложить усилия к тому, что бы это более не повторялось. Человек должен именно перестать быть гадом. Тут в мире всего временного и материального. А это сложно. Может всей жизни не хватить, даже длинной.
Очень важно еще раз повторить. Покаяние – это исправление, а не просто интеллектуальное согласие со своей «плохостью». И если с простыми злодействами все просто, последствия можно исправить без труда, то с крупными злодействами сложнее.
Продолжим наши рассуждения. Так, по христианской литературе гуляет рассказ про коменданта концлагеря Аушвиц-Биркенау Хёсса, который был приговорен к смерти, и вот ради казни его привезли в тот самый лагерь, чтобы повесить на той самой виселице, на которой он вешал своих жертв. В ночь перед казнью к нему допустили священника, чтобы он мог исповедоваться, а священник принес Причастие. Все, типа и Хёсс – покаялся, Бог простил? Но люди то им убитые не воскресли, зло которое он творил, никуда не делось. И этого монстра Бог принял в рай? А каково его жертвам там будет его встретить? Это все законные упреки. Кажется, что в христианской теологии тут логическая дыра. Кажется, что в христианском учении о прощении если не дыра, то подлость.
Скажем некий человек, доведший себя грехами и пороками до монструозного состояния, за пару часов до смерти покаялся и вошел в Вечность праведником. В ответ на это замечание некоторые проповедники христианства разводят богомерзкую демагогию на тему, «мои пути не ваши пути» и т. д.
Но на самом деле дыры нет, и подлости нет. Монстр не будет принят в рай. Несмотря на предсмертные исповедь и причастие, еще монстр должен перестать быть монстром. То есть должно проследовать исцеление его человеческой природы, обезображенной до состояния монстра. Вот это исцеление и называется «посмертным очищением» или «временным наказанием» (кому что ближе, юридизм или онтологизм, или они вместе, в любом случае наши умозаключения относительны).
Не относительно только умение Бога сочетать милосердие и прощение со справедливостью. Умение переделать монстра обратно в человека, при неком содействии этого самого человека, а точнее всего того добра (может и вовсе мелкого добреца) человеческого что еще осталось в монстре. «А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор. 10:15)
Тут надо сразу указать, что нельзя пытаться высчитать время этого очищения. Оно субъективно. Для нас секунды, а там века или еще какие-то другие единицы. Неведомо. И вообще время субъективно. «Тысяча лет как день и день как тысяча лет» было сказано за 1900 лет до Эйнштейна, или даже раньше. Это состояние теологически грамотно описывается термином «состояние посмертного очищения», или Чистилище. Сам пациент на свое состояние никак повлиять не может. Может только терпеть это состояние.
Но вот Церковь может влиять. Кто имел опыт лежания по больницам, знает, что все больничные гадости переносятся лучше, если знаешь, что есть те, кто тебя любят. Церковь как духовная семья верующего не оставляет его и в этом состоянии.
Верующие на земле способны влиять на это состояние, и это влияние и называется «освобождением» – индульгенцией. Это возможно только содействием Бога, а никак иначе.
Как обычно пишут в разных учебниках по богословию, в возможность изменения загробной участи усопших нас убеждает вера в то, что помимо частного суда (на котором определяется участь души до Страшного Суда) будет Суд Всеобщий. Если бы изменение состояния душ после смерти было невозможным, то он был бы излишним. Совершаемые нами молитвы и подвиги могут привлечь Божественную милость на душу усопшего человека и изменить его состояние. Есть такое святоотеческое выражение: «После смерти нет покаяния». Это совершенно верно, если понимать под покаянием (как определяет его, например, преп. Иоанн Лествичник) «завет с Богом об исправлении жизни». Однако даже в аду у человека сохраняется способность направлять свою волю на тот или иной объект, свобода выбирать между различными возможностями, в том числе между добром и злом. Хотя грешники не могут изменить своего состояния, не могут сделать никакого добра, тем не менее, они могут возжелать освободиться от зла и обратиться к добру. Безусловно, человек переступает порог вечности с определенным жизненным багажом. Если человек всю жизнь жил во грехе, если грех стал его внутренним содержанием, то ему очень трудно возжелать освободиться от зла и обратиться к Богу.
По словам преподобного Паисия, только десять процентов осужденных усопших находятся в состоянии демоническом и, будучи в аду, хулят Бога, подобно тому как это делают демоны. Бог хочет помочь усопшим, так как Ему больно за них, однако Он не делает этого, потому что у Него есть благородство. Он не хочет дать диаволу права сказать: «Как же Ты спасаешь этого грешника, ведь он совсем не трудился?». Однако, молясь за усопших, мы даём Богу «право» на вмешательство. Заупокойные службы обладают такой силой, что могут даже вывести душу из ада.
Наши молитвы и подвиги, молитвы Церкви, призывающие благодать на душу усопшего, помогают ему в этом обращении от зла к добру, потому что Бог не хочет смерти грешников, а желает спасения всех людей. И по мере того как это обращение совершается, возможно очищение души человека Богом от греха и, следовательно, изменение его посмертного состояния.
Другое дело, что есть и в этой бочке меда красивой теологической концепции своя ложка гадостного вещества человеческого несовершенства. Ложкой дегтя явилось стремление человека все упрощать и примитивизировать,а еще ставить на коммерческие рельсы ради извлечения прибыли. Концепция того, что можно человеку, переживающему посмертное очищение «подставить плечо» и помочь пережить это состояние, как можно менее дискомфортно, – слишком сложна.
В период моральной деградации Церкви это «освобождение» понималось как «прощение грехов» что не так, и выдавалось «за пожертвование». Народ очень быстро забыл теологические тонкости, и «обратил дом молитвы в вертеп разбойников», стал понимать индульгенцию как «отпущение грехов за деньги», а саму грамотку с текстом типа «благодарим за пожертвование да помилует вас Бог», стали называть «индульгенцией».
Таким образом, торговля бумажками «благодарим за пожертвование» обратилась в прибыльный бизнес, с промо-акциями, рекламными кампаниями и промоушеном. Позорная рекламная кампания бумажек в Виттенберге в 1517 г. стала формальной причиной начала Реформации. Только в 1567 г. Папа Римский св.Пий V, запретил торговлю бумажками.
Еще одна деталь. Индульгенция использовалась также для отпущения епитимьи, церковного дисциплинарного наказания. Например, участие в охоте ради развлечения, а не для пропитания каралось двумя годами покаяния, а супружеская измена одним годом. Обычно это были отлучения от причастия или дни поста, которые суммировались, в итоге были верующие, имевшие несколько тысяч лет епитимьи. В итоге появились бумажки с конкретными сроками. В народе быстро решили, что это сроки пребывания в состоянии посмертного очищения.
Как в любом прибыльном бизнесе, появился огромный рынок «контрафактных» индульгенций, где уже за фиксированную таксу обещались прощения грехов и прошлых, и будущих и вообще «заранее заказанный пропуск в рай». Продавцов таких бумажек преследовали и государство, и Церковь, но «спрос рождает предложение», их было никак не меньше чем сейчас продавцов контрафактных DVD с фильмами. (Кстати, формально их тоже должны преследовать, штрафовать и тд)
На фоне войн и эпидемий, то есть почти перманентного страха смерти у среднего обывателя Европы, торговля бумажками, запрещенными Папой в 1567 г. все равно продолжалась. Бродили по городам и весям торговцы бумажками с «папскими» печатями, «святыми реликвиями», «волшебными письмами», дававшие за плату поцеловать «перо архангела Михаила». Продолжавшаяся совсем не долго по историческим меркам, 1343-1567 раздача «освобождения от состояния посмертного очищения» за «пожертвование», нанесла серьезный урон христианской морали, и Церкви.
А между тем практика «отпустительных грамот» пришла и в Православие. В похоронном обряде «отпустительные грамоты» вкладывают в руки покойникам (кому интересно, нагуглите текст, средневековая грамота об индульгенции, ну только что провозглашает ее не Папа, а любой приходской батюшка). Даже в ХХ веке во время второй мировой войны, многие солдаты под подкладкой фуражки или пилотки носили такие грамотки. Известен случай, когда на черепе погибшего солдата «отпечаталась» картинка с «Деисисом» с такой грамоты. Сама грамота истлела вместе с мягкими тканями, а иконка, как переводилка, отобразилась на лобной кости. Может Бог принял эту наивную веру в могущество бумажки, как покаяние, и утолил эту жажду надежды на Вечное Спасение. Он сам знает.
В мире, где даже священные понятия искажаются до неузнаваемости, где святыня становится предметом насмешек или товаром, особенно важно помнить: Бог — не бухгалтер, Церковь — не бюрократическая структура, а индульгенция — не механизм отмены греха, а знак надежды для того, кто уже покаялся и стремится к очищению.
Истинное покаяние — не эмоция, не формальное признание вины, не бегство от последствий. Это глубокое внутреннее преображение, путь исцеления, возвращения к образу, в котором был создан человек. Без покаяния — нет спасения. Без смиренного сердца — нет милости. Без внутренней перемены — нет новой жизни.
И потому — покайся, человек. Пока ты жив — не всё потеряно. Пока дыхание в груди — ещё можно стать другим. Не оправдывай себя. Исправь себя. Покаяться — не значит унизиться. Покаяться — значит начать снова. И на этом пути Церковь с тобой. И Бог — не против тебя, но за тебя. Если только ты — не против Него.
Иван Верстянюк, обозреватель по вопросам религии.