Как в Москве готовятся повесить всех собак на деда и обеспечить ему неприкосновенность

В Москве назревает переформатирование системы российской власти. Но соседям России это не сулит ничего хорошего.

Об этом пишет Сергей Ильченко для «ДС».

Заголовки российских новостных лент становятся все занимательнее. Вот, навскидку, пример сайта newsru.com, по российским меркам, либерального: в 16:03 — «Россияне стали чаще покупать стрелковое оружие в период пандемии», в 17:00 — «Госдума приняла закон о дополнительных гарантиях неприкосновенности экс-президента РФ», в 18:04 «В Петербурге силовики в ходе рейда по барам избили дубинками девушек», а уже в 18:52 «Путин объяснил рост цен на продукты в РФ мировой конъюнктурой и наращиванием экспорта». Не то, чтобы эти новости были связаны прямо, но единая логика в них, несомненно видна — логика приближающейся катастрофы.

Здесь, впрочем, нужно уточнение. Катастрофа, то есть, обрушение существующего российского режима, с тяжелыми последствиями для рядовых жителей этой несчастной страны, еще не означает решения проблем, связанных с Россией, поскольку Россия никуда не исчезнет. На ее месте лишь возникнет что-то новое, но собранное из тех же людей, с теми же ценностями по понятиям и криминальным мышлением, только еще более напуганных и озлобленных на весь мир.

Реалисты, «калашников» и угроза хаоса

Начнем с продаж гражданского оружия, которые в России действительно выросли, причем этот рост начался именно в период пандемии. Не помешали ему и жесткие ограничения на право владения. Наибольшим спросом у легальных российских покупателей пользуются гражданские версии штурмовых карабинов и многозарядные дробовики, а ограничения компенсируются нелегальным оружейным рынком.

Конечно, повышенный спрос на оружие для самообороны и ответное желание властей ограничить к нему доступ — общемировое следствие кризиса популистской власти. Кризис этот глобален, поскольку все популистские диктатуры и популистские имитации демократий устроены, в целом, одинаково: потакая низменным инстинктам охлоса, они формируют свою поддержку, манипулируя его страхами и надеждами. Пандемия повсеместно нарушила сложившееся равновесие обещаний и угроз, и, поскольку, поиск нового равновесия требует времени и порождает массу частных проблем, механизмы манипуляций на выходе из штатного режима дают сбой. Это порождает видимые проявления кризиса, и население, ощущая слабость власти, вооружается, чтобы защититься самостоятельно. Рост спроса на оружие, возникший в США на фоне выступлений BLM, вызван совершенно сходными причинами.

Но реальный запас прочности власти в США, в ЕС и в России существенно различается — и эксперты, в отличие от публики, осведомлены об этой разнице. В России, в отличие от США, падение власти и наступление хаоса вполне вероятно. А высокий градус агрессии, порождающий всеобщую ненависть всех ко всем, и тотальная криминализация, характерные для советского и постсоветского общества, гарантируют катастрофу более жестокую и масштабную, чем даже распад Российской Империи столетней давности.

Распад СССР, его итоги и дальнейшие перспективы

По сходному сценарию, правда, в относительно мягком, без мирового кризиса в качестве фона, варианте, мог произойти и распад СССР, но этого удалось избежать в 1989-93 годах. Активное вмешательство Запада позволило провести раздел СССР по формальным границам союзных республик, с сохранением РСФСР, преобразованной в РФ в роли центра постсоветского мира. События в Югославии, спроецированные на российские реалии, и перспектива утраты контроля над советскими запасами вооружений напугали Запад, а трудности и ловушки десоветизации при сохранении целостности РСФСР-РФ были им недооценены. Как следствие, тактический выигрыш, в виде относительно мирного распада СССР, был достигнут ценой стратегического проигрыша: советские спецслужбы сумели реализовать свой план захвата власти в РФ и начали борьбу за все постсоветское пространство, включая не только СССР, но и бывшие страны соцлагеря.

В основе западного сценария лежало ослабление российской вертикальной модели власти, пошаговое расширение влияния ТНК и постепенная вестернизация остальных союзных республик до уровня стран Третьего мира. Этот сценарий был составным — продуктом сложного внутризападного компромисса. В силу своей компромиссной природы он оказался крайне уязвим.

Успешным же действиям КГБ СССР, выжившего после распада Союза, способствовало также и то, что его план также предполагал реализацию государственно-корпоративной модели, но при ведущей роли российского государства, закрытого от остального мира в границах нео-СССР, с центром в Кремле. Это позволило наследникам Дзержинского и Берии на первых порах успешно симулировать сотрудничество с Западом, используя его ресурсы в своих целях.

В конечном итоге, сложное переплетение этих двух планов породило патовую ситуацию медленного, но неуклонного разложения России, в поисках выхода из которой Кремль и неоднородные составляющие Запада с переменным успехом вели борьбу за влияние друг на друга.

При этом внутри неосоветских российских элит начал углубляться раскол на тех, кто был готов удовлетвориться ролью младших партнеров Запада, без претензий на равенство с ним, и тех, кто в силу разных причин выбрал путь противостояния западной гегемонии. Первых Запад стремился приручить и сделать частью себя.

Вторых пытался санкционировать, принуждая к сотрудничеству на своих условиях, а те, в свою очередь, старались уйти из-под давления, играя на внутризападных противоречиях, либо сближаясь с антизападными полюсами силы.

Все это развивалось довольно медленно, и дело мало-помалу шло к ничьей, по результатам которой Россия, окончательно разложившись, оказалась бы мостом между Западом и Китаем, став удобной площадкой для их сотрудничества. Но коронавирусный кризис ускорил процессы ее разложения — и поставил остальной миром перед рядом вызовов, на фоне которых российские проблемы отошли на второй план. Возникла вероятность обрушения старой власти при отсутствии сил, способных вмешаться, не допустив неуправляемого хаоса. Та самая ситуация, которой не удалось избежать в 1917-м, и удалось в 1991-м.

Признаки грядущего

Пандемия коронавируса наглядно демонстрирует не столько кризис российского управления, сколько его полный распад, прежде всего, на местах. Кремль еще удерживает контроль в крупных городах и в информационном поле, но и это дается ему все с большим трудом. Тем не менее, неспособность обеспечить население необходимым минимумом медицинской помощи прикрывается пока разговорами о химерической вакцине и внешних врагах, стремящихся скомпрометировать ее, а грядущая экономическая катастрофа списывается на «общемировой кризис» — или, как в упомянутой выше новости, на «мировую конъюнктуру и наращивание экспорта».

Между тем, большинство российского населения стремительно нищает. Цены на товары первой необходимости за последний год выросли на 14%. При этом, россиян готовят к тому, что рецессия продлится не менее двух лет.

Но, хотя двухлетняя рецессия — оптимистичный прогноз для России, даже она может вызвать катастрофу. Запас прочности российского государства во всех сферах в настоящее время исчерпан.

Предчувствуя неизбежный крах, российский «коллективный Путин» концентрирует внимание россиян на Путине персональном, прикрывая его образом пороки неосоветской системы в целом. Госдума в срочном порядке принимает закон о дополнительных гарантиях неприкосновенности экс-президента РФ (каковых живущих на данный момент аж один местоблюститель и один перспективный), а образ Путина корректируется и раздваивается, поскольку идет подготовка к двум сценариям его замены.

Первый сценарий — мягкий, условно его можно назвать «добрый дедушка уходит на покой»: почетные проводы, гарантии неприкосновенности и лишь в дальнейшем постепенное списание всех провалов на «наследство Путина».

Второй — более жесткий, на случай крайнего обострения ситуации: отстранение Путина в рамках классического «оказался наш Отец не отцом а сукою», и его осуждение — но тоже с переходом на личное, уводящее от критики режима в целом. При этом Путин останется прикрыт гарантиями неприкосновенности, так что и это осуждение будет носить исключительно моральный характер.

Сам Путин по официальной версии самоизолирован в подмосковном Ново-Огарево. Но, по многим признакам, он скрывается в сочинской резиденции «Бочаров ручей», где выстроена копия его новоогаревского кабинета. Об этом говорит, к примеру, то, что, когда третьего ноября Путин осматривал ледокол «Виктор Черномырдин» в Санкт-Петербурге, его борт, по данным сервиса Flightradar24, вылетел туда из Сочи, хотя, по официальным данным, все предшествующие дни глава Путин работал в Ново-Огарево. С другой стороны, нет уверенности в том, что на людях появляется именно Путин, а не его двойник.

На двойника указывает и то, что, появляясь на публике — и на ледоколе, и в закрытом городе Саров в конце ноября, Путин не носил маски и пожимал руки встречающим его у трапа людям, которые тоже были без масок. Между тем, официальные СМИ писали о том, что все, кому предстоит лично встретиться с Путиным, предварительно проходят 14-дневную изоляцию, чтобы не подвергать его риску заражения.

Иными словами, в Кремле явно заготовлен и третий сценарий: признание отсутствия Путина. Этот сценарий рассчитан на резкую смену курса при близкой угрозе потери контроля: объявление о том, что вся конфронтация с Западом была обусловлена личной позицией Путина, создание эйфории в связи с его уходом и симуляция капитуляции по итогам подковерного торга, на максимально почетных и выгодных условиях, которые могут включать и претензии Москвы на контроль над всем пространством бывшего СССР, или, по меньшей мере, над его частью.

Все эти планы Кремля предполагают, что Москва, даже теряя контроль над ситуацией внутри страны, успеет призвать на помощь сторонние силы, не допустив полного хаоса. Но это неочевидно.

Выйдя из-под контроля Кремля Россия может провалиться в еще более глубокий, чем сегодня, неопатриотический ад сталинско-кимовского образца, самоизолировавшись «в одной, отдельно взятой стране». Такая самоизоляция по образцу КНДР может длиться довольно долго, а воронка, образовавшаяся при этом, способна затянуть в себя и большинство бывших советских республик, включая Украину.

Это тем более вероятно, что для России Украина сегодня стала фактором стабилизации, сплачивающим новый имперский проект. На украинском вопросе оканчиваются все разногласия между российской властью и оппозицией. В то же время готовность Украины противостоять соскальзыванию в российскую яму сегодня критически снижена, как экономически, так и идейно.