Как бороться с российским влиянием в постсоветских странах. Эксклюзив

«Хотят ли русские войны?», – спросили мы у Сатаны,
И нам ответил Сатана: «Где русский – там всегда война».

Эта статья – никоим образом не набросок плана конкретных мероприятий по преодолению того, что политкорректно, но несколько туманно принято называть «влиянием России», а неполиткорректно, но точно – «кацапством». Напомню, что в турецком и крымско-татарском языках слово «касап» означает «мясник», «живодер». Это слово, в более привычном для нас написании «кацап» будет и дальше встречаться в тексте статьи. Но не как оскорбление, тем более, по этническому признаку, который, к слову, в приложении к «русским» является чистой химерой, а как исключительно точное, емкое и краткое определение совершенно определенного социально-культурного феномена.

Универсальные рецепты такого преодоления едва ли возможны, поскольку российское влияние в разных условиях реализуется по-разному, и кацапство, импортируемое в Украину существенно отличается от варианта кацапства, предназначенного для Германии или Великобритании. Оно многолико, и умеет гибко мимикрировать под самые разные философские, экономические, социальные учения. Оно замечательно имитирует западную науку, культуру, искусство – но при этом глубоко чуждо всему перечисленному. Любая такая имитация – всего лишь тактический прием, обман врага, рассчитанный на завоевание его доверие перед внезапным ударом. В этом, и только в этом, всегда состоит цель российского влияния.

Эта статья – попытка разобраться в фундаментальных принципах кацапства, неизменных и независящих от форм, используемых для его маскировки. Эти формы, в свою очередь, исходят из конкретных условий ТВД, потому, что российское влияние – это всегда война.

Совок жив

Тридцать лет прошло с тех пор,как не стало Советского Союза. За эти тридцать лет мир изменился до неузнаваемости, намного сильнее, чем, к примеру, за больший срок, прошедший между падением Рима и относительно устоявшимся ранним Средневековьем. Серия технологических скачков породила колоссальные социальные изменения, еще не в полной мере нами осознаваемые. Этот технологический рывок не завершен, нет никаких признаков приближения периода застоя, а, значит, социальные изменения будут продолжены.

Это невероятное по своим масштабам и глубине изменение мира просто не с чем сравнить из известной нам истории. Приемлемым сравнением, позволяющим оценить масштаб изменений, была бы стать, разве что, фантастическая ситуация, когда в течение тридцати лет были изобретены и получили повсеместное распространение огонь, колесо, лук со стрелами, земледелие, обработка металлов, морская навигация и кораблестроение. А теперь представим себе мир, уже располагающий всем перечисленным, и широко это использующий, в котором живы еще люди, прожившие половину,или даже большую часть жизни,в эпоху, когда ничего из перечисленного не было.

Тем не менее, на фоне этих потрясающих изменений, «новая историческая общность советских людей» родом из СССР и примыкавшие к ней «народы стран народной демократии», вполне себе живы, и успешно воспроизводятся в новых поколениях. Молодые ностальгики по СССР, родившиеся уже после его краха,тоскуют по порядку «как при Сталине», «вкусному пломбиру», «бесплатным квартирам», принудительной индоктринации, убогому равенству и пионерскому задору. Хуже того, молодое поколение советских людейсплошь и рядом даже фанатичнее уходящего старого. А численность этих реликтов достаточна для того, чтобы они оставались влиятельной силой, едва ли не большинством нашего общества, тянущим нас назад, в далеко не прекрасное прошлое.

Помимо абстрактной тоски об ушедшем «Золотом веке» у таких ностальгиков, есть и современный центр притяжения: Российская Федерация. Москва охотно использует эти настроенияи их носителей для укрепления и расширения своего влияния. Ее минимальной целью является колонизация всего пространства пост-СССР. Более смелые планы простираются на Восточную Европу, часть Ближнего Востока, Африки, Латинской Америки, на мощное лобби в странах Запада и постепенное проникновение в западные элиты. Именно идеология Совка, транслируемая на маргинальные слои населения, и является сегодня основным идеологическим инструментом экспансии РФ.

СССР, он же Совок, как порождение русской культуры

Традиции СССР значительно старше 1917 года. СССР стал результатом трансформации России и российской культурной традиции в наиболее естественное, максимально свободное от всяких сторонних влияний, состояние. Таким образом, чтобы понять суть СССР, нам нужно понять суть и фундамент русской культуры вообще – и, наоборот, глубокое исследование природы СССР позволит нам досконально понять мир и ценностный набор русского человека.

Надо сказать, что и понятие «русский» и специфическая «русская культура» сложны для детального изучения по той же причине, по которой бывает сложно подробно изучить изображение, нарисованное пастозными мазками, либо крупными пикселями. При взгляде издали изображение есть. При подходе ближе оно рассыпается на множество элементов, и цельная картина пропадает. Но остается холст или экран, на который она нанесена.

Итак, что же есть реально «русского»? Есть русский язык – отчасти славянский, отчасти татарский волапюк. О его «феноменальном богатстве» могут всерьез говорить только люди, не знающие других языков – то есть, «русские». В действительности это типичный волапюк, с ломающейся, по причине неоднородности и внутренних противоречий, логикой, что и обуславливает его «трудность» для изучения – еще один повод для гордости «русских».

Русский этнос – лоскутный, собранный из множества этносов, которые в разное время, но при сходных обстоятельствах, то есть, обманом и прямым насилием, были поглощены«вежливыми людьми» из числа ранее обращенных«русских», азатем лишены собственной исторической памяти, культуры и языка. Этот процесс продолжается и в наши дни на всех бывших советских территориях, попытавшихся отпасть от России, но принудительно в нее возвращенных. Схема стандартная: уничтожение непокорных, покупка коллаборантов и постепенная культурная и языковая чистка.

Вся «русская культура» – абсолютно заемная, лживая и ханжеская. Вся она, во всей ее неприглядности, отразилась в истории Тургенева, русского писателя, жившего в Париже, и имевшего неосторожность рассказать своей французской любовнице, Полине Виардо, что у него есть дочь от крепостной. Шокированная Виардо попыталась начать сбор денег по подписке на выкуп из рабства дочери «русского друга», и Тургеневу стоило немало усилий, чтобы объяснить ей, что ее владелец – он сам, и убедить, что рабство для его дочери – ее естественное состояние, в котором она по-своему счастлива.

Аналогичные истории можно найти в биографиях практически всех писателей-дворян XIX века. У разночинцев, впрочем, тожебыли свои тараканы, у писателей Серебряного века – свои, у совписов – о, у совписов там уже просто днище… Чеканная формулировка, что, мол, можно быть сукиным сыном, но при этом хорошим писателем, придуманная в России, срабатывает слабо. Подонок, прославляющий лучшие человеческие качества, как ни крути, фальшив, и все его творчество неизбежно фальшиво. Между тем, русских и советских писателей, бывших лично порядочными людьми, можно пересчитать по пальцам одной руки, притом, оставшихся пальцев хватит, как минимум, на «фак» в сторону Москвы. Писателей, не сотрудничавших с подонками в составе того или иного МАССОЛИТа, навскидку и вовсе не назвать. Словом, если мы попытаемся сформулировать главные черты русской культуры, не заимствованные тут и там, а развиваемые самостоятельно, то единственными ее чертами будут моральный релятивизм и ханжество. Все прочее – наносное и необязательное.

Были ли попытки не идти на компромисс? Были, конечно – но те, кто на них решался, просто не доживали до статуса по-настоящему состоявшегося большого поэта или писателя. Творчество – оно требует времени, и некоторых бытовых условий. Таких талантов, уничтоженных в зародыше, можно насчитать десятки, но они не были, по своей сути, русскими. В той мере, в какой они были честны и не сломлены, они находились ко всему русскому в жестокой оппозиции. Судьба Василия Стуса тому пример – опять же, навскидку, чтобы далеко не искать.

Русская наука? Конечно, адепты СССР немедленно взвоют о ее великих достижениях, но… «Таблицу Менделеева» называют таковой только в России. «Изобретатели» Черепановы и Ползунов скверно скопировали зарубежные образцы, притом, по большей части, на основе привозных деталей. «Радио Попова» было принципиально неработоспособным – и, естественно, не работало, а история о якобы успешной организации связи на дистанции в 5 км была чистой разводкой, в попытке получить финансирование. Самолет Можайского, подлодка Джевецкого – список неработоспособных русских «изобретений» можно продолжать до бесконечности. Этот список был блестяще обобщен Лесковым в английской блохе, испорченной спившимся умельцем Левшой. Реально работали в России только украденные, реже – купленные на Западе конструкции, допиленные местными специалистами до низкого уровня местных технологий: автомат Шмайсера-Калашникова, ракеты фон Брауна – Королева, атомная бомба фон Арденне – Курчатова… Единственное бесспорно русское изобретение, не вызывающее никаких сомнений в его происхождении: машина для перевозки приговоренных к смерти с подачей в герметично закрытый кузов выхлопных газов. Правда, и тут налицо комбинация западных изобретений на русский лад, а фамилия изобретателя была Берг…

Россия не отступает – Россия мутирует

Что же останется, если спокойно и честно перебрать русское устройство жизни, удаляя все краденое, всю ложь и все приемы мимикрии в попытках сойти «за своих» на Западе? Останется одно: насилие, как основа любых социальных отношений. Ничего, кроме насилия, в России не работает, и в этот факт, как в глухую стену, упирались все ее реформаторы. Единственное право, на котором строятся любые отношения в рамках русской культуры – право сильного. Примат этого права признается всеми русскими. Те, кто не признают его – уже не русские. Или еще не русские. В любом случае, русское общество отторгает их, как чужеродный элемент – тех самых «иноагентов».

Для сравнения: западное устройство жизни выстроено на святости всякой частной собственности. Такая основа тоже, надо сказать, довольно сурова, поскольку, если нет собственности, то, по сути, нет и личности в правовом смысле. Но этот подход позволяет, по крайней мере, выстраивать устойчивые горизонтальные связи, наращивая на святости собственности все прочие права человека, который, как предполагается по умолчанию, владеет,как минимум, тем трудом, на который он способен. В итоге, мы получаем общество хозяйствующих и созидающих субъектов. В то же время российское общество – это уголовная среда, обитатели которой видят в западном подходе слабость, и этой слабостью, по возможности, пользуются. Масштабы варьируются, от миллиардных финансовых махинаций и глобальной наркоторговли до воровства мыла и полотенец из гостиничного номера, но суть остается неизменной. В этом одна из причин силы российского влияния: честный человек ограничен рамками закона и морали, уголовник же не ограничен ничем.

Эти черты русской культуры то проявляют себя явно, то маскируются, и этот процесс носит циклический характер. В последний раз наиболее отчетливо они проявили себя в раннем СССР, а, затем, были, по возможности, замаскированы, поскольку сотрудничество с Западом стало вопросом выживания. Но и замаскированные они никуда не делись, и постоянно лезут наружу. Иными словами, в сообществе стран мира, СССР, и наследующая ему Россия были и остаются страной-ОПГ. Все прочее лишь мимикрия к случаю. Нужно – подведем базу под ограбление имущих, как это было в 1917. Нужно – обоснуем право паханов распоряжаться «общей», якобы, собственностью. Нужно – раздадим собственность тем же паханам и спрячемся за западным подходом к ней. И будем там прятаться до тех пор, пока ситуация не позволит его отбросить, и снова грабить открыто. В этом, и только в этом, вся суть России.

Скромное обаяние патриархальной охлократии. Что ему противопоставить?

Жизнь обитателя нижних этажей советского/ российского общества, есть, по сути, жизнь раба лишенного всяких прав. Но субъективно такая жизнь может и устраивать людей, чьи потребности ограничены, а амбиции сведены к принципу «ты начальник-я дурак, я начальник – ты дурак», в рамках вечной войны всех со всеми за статус в иерархии всеобщего насилия. Сам принцип строгой вертикали не уникален, так живет вся Азия, но только в России вышестоящего не сдерживают правила игры относительно стоящих ниже, негласные, нонеукоснительно выполняемые. Россия лишена кастовой системы Индии, или растянутой на государство семейственности Юго-Восточной Азии, китайского конфуцианства или японского культа Императора. Во всех перечисленных случаях пребывание наверху строго регламентировано, и легитимное право на власть возможно только в этих рамках. Ничего подобного в России нет, ее скрепляет воедино лишь грубое сиюминутное насилие, осуществляемое «здесь и сейчас» очередным паханомпо цепочке вниз, и порождаемый этим насилием животный страх.

Вернемся теперь к феномену «советского человека», пережившего СССР, и смотрящего в сторону России, в которой он видит хотя бы частичнуюзамену утраченному советскому раю. Оставляя для отдельной статьи анализ внутрироссийских процессов, отметим главные черты «советских людей»/ российской пятой колонны за пределами России.

– Эти люди хуже адаптированы к новому обществу, образовавшемуся на обломках СССР, чем некогда к обществу СССР. «Хуже» не означает, что они живут беднее в материальном плане. Напротив, большинство живших в СССР сегодня материально живет лучше, чем жили тогда, просто в связи с общим повышением уровня жизни. Но советские люди не замечают этого, поскольку их система оценок носит не абсолютный, а относительный характер. Эта относительность оценок куда радикальнее, чем классика общества потребления «не отставать от Джонсов». Условных «Джонсов», притом, как в масштабе личностных связей, так и в масштабе города и страны необходимо догнать, перегнать, и, перегнав вытереть о них ноги. Известная фраза из фильма «Кин-Дза-Дза» «они будут перед нами на коленях ползать, а мы на них будем плевать» как никакая другая отразила суть советского человека. А социальный статус советских людей в постсоветском обществе в большинстве случаев ниже, чем был в СССР.

– Эти люди, с их агрессивно-иерархическим ценностным набором – продукт российской/ советской культуры, прямое следствие московской колонизации. Местное население, сохранившее свою идентичность, и не воспринявшее российской системы ценностей, а с ней и «российской культуры», они глубоко презирают, считая их недочеловеками. Это специфическое, и тоже очень непростое, многоплановое явление называется «советскийинтернационализм».

– Вся эта система ценностей подпитывается и сплачивается российскими и пророссийскими СМИ, внушающими советским людям мысль о враждебном окружении. Это окружение, к слову, часто и вправду им враждебно, ибо вороватое, агрессивное и хамовитое жлобье с завышенной коллективной самооценкой – а именно так советские люди воспринимаются адекватными людьми со стороны, вызывает отторжение. В свою очередь, это отторжение сплачивает промосковское кацапство еще сильнее, превращая его крепкий инструмент разложения и московской колонизации постсоветских государств.

При этом, часть оппонентов советских людей, формально выступающих в поддержку независимости от России, по сути, являются их эхом и зеркальным отражением. Это ровно те же советские люди, которые по каким-то причинам, часто сугубо личным, разочаровались в России, но культурно и ментально остались все теми же кацапами. Такие «антикацапы» легко создадут в обществе вполне российский ад криминальной войны всех против всех, а, в дальнейшем, будучи социально близкими к России, неизбежно примирятся с ней, и вернутся в орбиту московского влияния.

Что же можно этому противопоставить? Как размыть советско-российско-кацапское сообщество? Ясно, что столь сложная цивилизационная проблема не может решаться в один клик, а потребует комплексного и гибкого подхода, постоянно адаптируемого к меняющейся обстановке. Тем не менее, даже с такой оговоркой, первоочередными направлениями действий видятся следующие.

Первое. По возможности, не давать совку воспроизводиться. Здесь, прежде всего, нужна кардинальная реформа всей системы образования, поскольку именно учительская и преподавательская среда в значительной степени питает воспроизведение совкового кацапства. Было бы несправедливо обвинять в этом всех учителей и преподавателей ВУЗов, но засоренность их среды идеологией совка, особенно в школе, очень велика. При этом, та часть учителей и преподавателей, которая, в целом, стоит на антисовковых позициях, не вооружена методически и идейно для последовательной борьбы с ними. Она не может уверенно опереться на школьные учебники и программы. Зато наши противники хорошо вооружены идейно – российская пропаганда уделяет этому вопросу первостепенное внимание.

Второе. Необходимо последовательно, системно, и, главное, увлекательно разоблачать уголовную суть любого российского влияния в принципе. Это доказуемо, с фактами в руках – но это нужно доказывать, снова и снова, и снова, в популярных исторических циклах на ютубе, в фильмах на исторические темы, в учебниках истории для школы – и в популярных изданиях для самообразования взрослых людей. Именно этим, но с обратным знаком, пытаясь доказать историческую правоту кацапства, весьма озаботилась сейчас Россия, не жалея ни сил, ни средств, и мы должны противопоставить ей свое видение истории и идейной сути Российской Империи, СССР и России.

Необходимо, в частности, неустанно поднимать вопрос об организации Международного трибунала над СССР и наследовавшей ему Россией по образцу Нюрнбергского. Конечно, Нюрнбергский трибунал опирался на военный разгром Третьего Рейха, но даже бледное подобие Нюрнберга, проведенное на общественных началах, с широким информационным освещением хода такого процесса имело бы крайне позитивный эффект. Правда, для такого шага нужна политическая воля и готовность пойти на конфликт, в числе прочего и с российской пятой колонной внутри собственной страны. Но если этот конфликт все равно неизбежен, не лучше ли взять в нем инициативу в свои руки?

Третье: мы должны предлагать советским людям варианты альтернативной социализации, с приемлемым статусом, но ориентированной на сотрудничество, а не конфронтацию. Здесь – поле непаханное, и океан возможностей, и, опять же, тема для отдельной статьи.

И, наконец, четвертое: мы должны научиться выделять неисправимых, пожизненно зараженных кацапством, не допускающих даже мысли о ревизии своих ценностей – и всеми силами способствовать их эмиграции в Россию, действуя как поощрением, так и принуждением. Расходы на помощь в принятии ими решения об эмиграции, и на его реализацию, какими бы большими они ниоказались, все равно не превысят вреда, который эти люди нанесут нам, оставаясь здесь.

Сергей Ильченко, для Newssky