Гибридная война и активные меры

Гибридная война. С момента инаугурации Владимира Путина на посту президента России после бурного правления Бориса Ельцина Россия проводит скоординированную политику обычных мер шпионажа, кибер-вторжений и информационных операций, нацеленных на Соединенные Штаты.

Перевод. Автор статьи: Габриэль Ллойд

Проверенные на многодоменных полях сражений и компьютерных сетях уязвимых балтийских соседей, активные разведывательные кампании и операции влияния России застали Соединенные Штаты врасплох. Четыре сменявшие друг друга администрации президента США боролись с российской агрессией, но ответным действиям США неизменно не хватало сплоченности, стратегии и эффективности сдерживания.

Использование Россией социальных сетей в качестве оружия и готовность атаковать основы американской демократии сделали разработку последовательной стратегии США вопросом неотложной национальной важности. Гибридная война, особая тактика, которую путинская Россия использует против Соединенных Штатов, и освещающая недавние реакции США на кампании российского шпионажа и кибервлияние, в этом документе определяются мощные инструменты и модели стратегии гибридной войны, которые в совокупности представляют собой растущую угрозу национальной безопасности США.

В то время как гибридная война уступает обычному военному конфликту по метрике физического разрушения, ее пагубные последствия для американской безопасности неоспоримы и предполагают необходимость долгосрочной всеобъемлющей стратегии со стороны Соединенных Штатов.

Гибридная война

Современные российские разведывательные операции, кибернетические вторжения и операции по влиянию нашли как силу в распространении технологий социальных сетей, так и восприимчивую цель в существующих политических и социальных противоречиях в Соединенных Штатах.

Сообщения средств массовой информации, в том числе драматические документальные фильмы и захватывающие дух биографические фильмы о десяти российских «нелегалах», арестованных в 2010 году, создают впечатление либо о недавно разработанном российском сценарии, либо о полномасштабном возвращении к эпохе холодной войны, когда шпион против шпиона.

Ни одна из точек зрения не является полностью точной.

Россия при Путине преследует прозрачные внешнеполитические цели, направленные на укрепление престижа России на международной арене, уменьшение американского однополярного глобального влияния и коренное изменение существующей международной структуры власти.

Оценка целей политики России Baltic Bulletin кратко излагает отношение путинской эпохи к международной системе, отмечая, что «Россия стремится обрести статус сверхдержавы и изменить правила международной системы, чтобы положить конец господству Запада и воздвигнуть многополярный мировой порядок», и отмечает, что у России нет заинтересованность в «стремлении к сотрудничеству с западными странами на равных условиях, не нарушая нынешнего статус-кво». [I] Новый набор инструментов, которые Россия путинской эпохи использует против Соединенных Штатов для достижения этих целей, существует в более крупной конструкции доктрины Герасимова и гибридной войны.

Аналитики использовали множество терминов для описания слияния российского шпионажа, кибернетических и информационных операций, но все три лучше всего можно объяснить как элементы российской стратегии гибридной войны . Под гибридной войной «подразумевается использование Москвой широкого спектра подрывных средств, многие из которых не военного назначения, для продвижения национальных интересов России». [II]

Хотя сами российские официальные лица не используют термин, эта концепция включает в себя шпионские, кибернетические и информационные операции, направленные против Соединенных Штатов, а также ряд других военных и правительственных действий против соседних стран Балтии, держав Европейского Союза и других региональных и глобальных конкурентов.

Концептуальная основа гибридной войны, разработанная политологом RAND Corporation Кристофером Чиввисом, которая предлагает три определяющих характеристики и шесть общих инструментов, проясняет природу российской угрозы гибридной войны для Соединенных Штатов.

Российская гибридная война – это не военная стратегия или дипломатическая стратегия, а, скорее, сочетание, казалось бы, разрозненных элементов правительственных операций в единый инструмент национальной мощи.

Чиввис отмечает, что гибридная война «экономит использование силы… она постоянна… [и] ориентирована на население». [III]

Ядерное сдерживание, массивные пехотные и артиллерийские соединения и секретные подводные лодки остаются элементами российского видения национальной безопасности, но атрофия советской власти после холодной войны заставила Россию искать долгосрочные, рентабельные и частично скрытые стратегии, которыми достигнет в долгосрочной перспективе того, чего невозможно достичь с помощью одной только военной техники для России, превосходящей в военном отношении.

Кибер-инструменты, информационные операции и шпионаж – это не инструменты для случайного использования. Вместо этого «гибридная война разрушает традиционное бинарное разграничение между войной и миром… стратегии гибридной войны применяются всегда, хотя в определенные моменты они могут стать более острыми и интенсивными или переходить в обычные боевые действия». [IV]

Разнообразный набор тактик поддерживает текущие операции гибридной войны, включая информационные операции, кибероперации, использование прокси-сил, экономическое влияние, тайные (разведывательные) операции и политическое влияние. [V] Все шесть элементов присутствуют во все более смелых российских усилиях, направленных против Соединенных Штатов за последнее десятилетие.

Несмотря на то, что он специально не использует термин «гибридная война», профессиональные статьи Валерия Герасимова дают наиболее ясный взгляд на современное российское стратегическое мышление и закладывают концептуальные основы для понимания недавних операций России против Соединенных Штатов.

Герасимов, начальник штаба Вооруженных сил Российской Федерации, описывает глобальную «тенденцию к стиранию границ между состоянием войны и мира» и отмечает, что «арабская весна» и «цветные революции» говорят о том, что «прекрасно процветающее государство может в в течение месяцев и даже дней превратиться в арену ожесточенного вооруженного конфликта, стать жертвой иностранного вмешательства и погрузиться в паутину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны ». [VI]

В трудах Герасимова присутствует глубоко сформулированное чувство уязвимости России перед опасными глобальными тенденциями и необходимость решительного общенационального ответа. Поразительно, но Герасимов утверждает, что «изменились сами «правила войны». Роль невоенных средств достижения политических и стратегических целей возросла, и во многих случаях они по своей эффективности превосходят силу силы оружия». [VII]

Подполковник Тимоти Томас, старший аналитик Управления иностранных военных исследований армии США, принижая новизну работ Герасимова, отмечает, что «речь Герасимова … первая, в которой выражено наблюдение, что в современных конфликтах используются невоенные методы в соотношении 4: 1 по сравнению с военными методами». [VIII] Эта концепция гибридной войны, на которую косвенно ссылается высокопоставленный российский военный чиновник в открытых публикациях, представляет собой фундаментальное стратегическое видение, на котором Россия строит свои шпионские, кибернетические операции и операции влияния.

Шпионаж, кибероперации и информационные операции в Интернете

Гибридная война может принимать различные формы, от тонких информационных операций до полномасштабных военных столкновений. Основные инструменты, которые Россия использовала против США в 21- ^м веке делятся на три категории: шпионские операции, кибер-вторжения и взломы, а также операции с информацией или влиянием. Российские стратеги объединяют эти три типа инструментов во взаимозависимые стратегии гибридной войны.

Эти инструменты, реализуемые в основном через обособленные организации государственной безопасности России, сохраняют явное сходство с советскими операциями во время холодной войны и достигли огромного эффекта за счет использования технологий.

Томас Рид описывает слияние разведывательных и целевых кампаний по дезинформации в 1960-х годах, когда спецслужбы проводили целенаправленные кампании по дезинформации как элемент так называемой политической войны.

К концу 1970-х «дезинформация стала хорошо обеспеченной ресурсами и отлаженной… поднялась до уровня оперативной науки глобального масштаба, управляемой обширной, хорошо смазанной бюрократией».[IX] Это сочетание разведывательных и информационных операций стало широко известно как «активные меры».

В то время как распад Советского Союза и распад КГБ в значительной степени приостановили такие операции в 1990-х годах, Россия эпохи Путина объединила традиционные концепции активных мер с инновациями в кибервойне и социальных сетях, чтобы создать современные активные меры, которые использовались против США с угрожающей эффективностью.

Традиционные шпионские операции лежат в основе кампаний активных мер, как времен холодной войны, так и 21- ^го.века. В то время как операции российской разведки чаще всего связаны с вербовкой американских шпионов, таких как Роберт Ханссен или Олдрич Эймс, офицеров разведки, которые располагали секретной информацией и имели доступ к ней, которую они могли продать российским разведчикам, традиционная вербовка агентов – лишь одна из сторон российской разведки. В 1960-х и 1970-х годах сотрудники разведки КГБ возглавили кампании по дезинформации.

Сегодня дезинформация остается важной частью репертуара российских спецслужб. Гордон Корера, ссылаясь на 10 российских спящих агентов или «нелегалов», арестованных и проданных в 2010 году, отмечает, что наблюдатели преуменьшают угрозу, которую представляют эти оперативники, поскольку они не получают секретных материалов. Корера утверждает, что они участвовали в информационных операциях времен холодной войны в версии гибридной войны 21 века, и это явление столь же опасно, как компрометация секретной информации. Корера задает вопрос: «Что, если шпионы преследуют не секреты, а влияние?», отмечая, что «агенты Кремля научились вести шпионаж, влиять на операции и использовать новые технологии в конфликте с Западом, в течение многих лет оставались незамеченными». [X]

Несмотря на необходимое внимание, уделяемое информационным операциям в Интернете и кибер-методологиям после президентских выборов в США в 2016 году, традиционные операции российской разведки остаются основным элементом стратегии Путина против Запада.

Недавняя причастность российских спецслужб к нападениям на бывших российских разведчиков, изгнанных в Европу, добавило тревожности российским шпионским операциям в Европе.

В 2006 году ссыльный разведчик ФСБ Александр Литвиненко скончался после того, как полоний-210 был тайно подмешан в его чай в Лондоне. Точно так же в 2018 году Сергей Скрипаль, бывший офицер разведки ГРУ, совершивший шпионский обмен 2010 года на 10 российских нелегалов, чудом избежал смерти после воздействия высокой дозы нервно-паралитического агента “Новичок”.

Точно так же, как и в случае кибератак, установить железную приписываемость этим атакам сложно. Длительное британское расследование смерти Литвиненко показало, что нападение, вероятно, было заказано российскими властями, но Россия отказалась экстрадировать ведущих подозреваемых для судебного преследования. В случае Скрипаля[XI] Российские убийства перебежчиков не достигли берегов Америки, но наглость этих операций и таинственное отравление лидера российской оппозиции Алексея Навального указывают на включение методов убийств времен холодной войны в сценарий гибридной войны. Убийство на американской земле маловероятно, но далеко не невозможно.

Кибернетическое вторжение российского правительства в компьютерные системы федерального правительства США в 2020 году посредством взлома SolarWinds представляет собой последнюю в длинной череде наступательных киберопераций, которые Россия совершила против Соединенных Штатов и союзников по НАТО.

Кибернетические вторжения представляют собой еще один взаимосвязанный аспект российской стратегии гибридной войны. Начиная с мощной атаки отказа в обслуживании 2007 года, нацеленной на соседнюю Эстонию, Россия продемонстрировала готовность использовать кибероружие для кражи информации и государственных секретов, подрыва интернет-торговли и сеанса дезинформации.

Оливер Фиттон указывает на эффективность этих кибер-тактик, а также на трудности защиты Соединенных Штатов от них, отмечая, что «кибероперации трудно приписать, а в некоторых случаях –[XII] более пристальное изучение атаки SolarWinds может служить полезным примером применения наступательных киберопераций в отличие от информационных операций с использованием кибернетических средств».

Взлом SolarWinds, выявленный представителями частного сектора и правительства США в декабре 2020 года, представляет собой, пожалуй, самую серьезную спонсируемую государством кибератаку, нацеленную на Соединенные Штаты, и самый четкий показатель того, что Россия активно проводит политику наступательных киберопераций внутри страны, в рамках более масштабной стратегии гибридной войны.

Взлом также демонстрирует абсолютную эффективность киберопераций, спонсируемых государством. В ходе этой атаки на «цепочку поставок» российские хакеры проникли на серверы SolarWinds, компании, программное обеспечение которой широко использовалось как популярный инструмент управления ИТ-ресурсами.

Хакеры использовали периодические обновления программного обеспечения SolarWinds для установки бэкдор-доступа и проникновения вредоносного ПО в государственные и частные сети. Несекретные сети от Пентагона, Министерства внутренней безопасности, Государственного департамента, Министерство энергетики, Национальное управление по ядерной безопасности и Министерство финансов столкнулись с широко распространенным компромиссом.

Атака продолжалась в течение нескольких месяцев до ее обнаружения в декабре.

Том Боссерт, советник президента Трампа по национальной безопасности, описывает огромные масштабы этого взлома, утверждая, что «русские имели доступ к значительному количеству важных и конфиденциальных сетей в течение шести-девяти месяцев. Российская СВР наверняка воспользуется своим доступом для дальнейшего получения административного контроля над сетями», утверждая, что «русские имеют доступ к значительному количеству важных и конфиденциальных сетей в течение шести-девяти месяцев. [XIII]

Беспрепятственный доступ СВР в течение большей части года мешает экспертам оценить, какие другие системы могут быть скомпрометированы, и точную цель атаки.

Размышляя о возможной российской стратегии, Боссерт утверждает, что «фактический и предполагаемый контроль над столь многими важными сетями можно легко использовать для подрыва общественного и потребительского доверия к данным… в сетях, которые контролируются россиянами, они имеют право уничтожать или изменять данные, и выдавать себя за законных людей. Внутренняя и геополитическая напряженность может обостриться довольно легко, если они воспользуются своим доступом для злонамеренного влияния и дезинформации – оба признака поведения России». [XIV]

Подобно тому, как использование спящих агентов в обычных шпионских операциях поддерживало конечную цель содействия российским кампаниям влияния, кибератака SolarWinds также создает инфраструктуру для поддержки информационных операций.

Соединенные Штаты в течение многих лет в значительной степени осознавали свою уязвимость для киберопераций и традиционного шпионажа, однако способность России использовать социальные сети в качестве оружия в рамках операций по влиянию застала большинство американцев неподготовленными.

Начиная с 2014 года Агентство интернет-исследований, российская ферма троллей, использовало инструменты онлайн-маркетинга для проведения информационных операций и пропагандистских кампаний от имени российских служб безопасности, направленных на граждан США.

«У нас есть многостратегический, многопоточный подход к влиянию и разделению», – отмечает Рене ДиРеста, менеджер по техническим исследованиям Стэнфордской обсерватории интернет-исследований. [XV]

В период с 2014 по 2016 год на выборах в США Агентство интернет-исследований и ГРУ России провели более 20 кампаний влияния в социальных сетях, нацеленных на 13 стран. [XVI] Мэг Келли и Элис Сэмюэлс из New York Times дают информативное и тревожное резюме этих операций, отмечая, что «российские оперативники использовали социальные сети в качестве оружия, используя услуги и методы, разработанные технологическими компаниями для рекламодателей. Они использовали традиционные СМИ, делясь взломанной информацией и распространяя сенсационные истории с помощью фальшивых онлайн-персонажей. Они обновили давно устоявшуюся тактику пропаганды недостоверным поведением в социальных сетях и традиционных СМИ, чтобы привлечь внимание избирателей в цифровую эпоху». [XVII]

Социальные сети предоставили России механизм, позволяющий связать традиционные шпионские операции по влиянию и кибератаки в единое мощное оружие, которое трудно обнаружить или предотвратить. Подобно тому, как концепция Герасимова гибридной войны стремится синхронизировать домены ведения боевых действий, российские активные меры в 21 веке сочетают в себе эффекты ранее разделенных дисциплин безопасности и разведки.

Непоследовательная и несуществующая политика США

В политическом и аналитическом сообществах существует широкий консенсус в отношении того, что угроза национальной безопасности США со стороны российского шпионажа, киберопераций и многодисциплинарных активных мер является серьезной и постоянно растущей. Однако создание всеобъемлющей стратегии реагирования оказалось трудным для лидеров обеих политических партий.

Ответ – тоже только часть решения. Политика Соединенных Штатов должна состоять как из элементов сдерживания, так и из элементов реагирования, упреждающих и ответных мер, чтобы ограничить способность России достичь своих долгосрочных стратегических целей по изменению существующей международной системы. В этом разделе будет рассмотрен образец реакции США на шпионские, кибернетические и информационные кампании.

Реакция Соединенных Штатов на российские шпионские операции мало изменилась со времен холодной войны. Изгнание российских шпионов с дипломатическими полномочиями или обмен «нелегалов» на арестованные активы американской разведки не являются новыми методами.

Однако предыдущие администрации изо всех сил пытались сбалансировать карательные меры с желанием не разрушать двусторонние отношения с Россией. Например, в ответ на российские кибератаки на Национальный комитет Демократической партии (DNC) в 2016 году администрация Обамы приказала выслать 35 российских разведчиков (под дипломатическим прикрытием), а также ввести целый ряд новых санкций в отношении правительства Владимира Путина и частных корпораций, обвиняемых в том, что они служат прикрытием для операций российской разведки. Представители администрации намекнули на другие секретные меры реагирования.[XVIII]

Захват 10 российских «нелегалов» в 2010 году стал проблемой, которую редко можно было встретить со времен «холодной войны», поскольку ни один из обвиняемых сотрудников спецслужб не имел дипломатической неприкосновенности.

При таких обстоятельствах уголовное преследование остается вариантом, однако официальные лица администрации решили обменять десять агентов на четырех российских двойных агентов, которые работали на США и Великобританию до того, как были заключены в тюрьму в России по обвинению в шпионаже.

Изгнание или смена офицеров разведки дорого обходится российским спецслужбам, поскольку эти офицеры имеют многолетний опыт и контакты в Соединенных Штатах. Однако существует мало свидетельств того, что угроза изгнания сама по себе служит сдерживающим фактором. Вместо этого Россия учитывает такие риски, как стоимость ведения бизнеса в разведке.

Реакция США на нападения российских спецслужб на диссидентов также в значительной степени соответствовала методике изгнания и санкций времен “холодной войны”.

В ответ на отравление бывшего офицера российской разведки Сергея Скрипаля в 2018 году администрация Трампа объявила о высылке 60 российских дипломатов (некоторые из них, вероятно, офицеры разведки) и закрытии дипломатического корпуса в Сиэтле. Однако без требования о постоянном сокращении численности личного состава в дипломатических соединениях, все 60 были заменены некоторой комбинацией законных дипломатов и офицеров разведки. [XIX] Несмотря на серьезность обвинений в убийстве, Соединенные Штаты вновь попытались уравновесить «соразмерный ответ» желанием сохранить некоторый уровень дружеских отношений в двусторонних отношениях с Россией.

Кибератаки и взломы представляют собой явную проблему для властей США.

Во-первых, атрибуция кибератак может быть сложным и длительным процессом. Герберт Лин, старший научный сотрудник Центра международной безопасности и сотрудничества Стэнфордского университета, отмечает, что «все суждения об атрибуции обязательно сопровождаются некоторой степенью неопределенности… приписывание злонамеренной киберактивности может быть связано с машиной, конкретным человеком, оказывающим давление на человека. ключи … и стороне, которая считается несущей полную ответственность за эту деятельность ». [xx]

Подобно тому, как Соединенные Штаты принимают технические меры, чтобы скрыть свое участие в кибероперациях, Россия также действует через сеть прокси, частных корпораций и фальшивых сертификатов.

Во-вторых, кибервойна и кибершпионаж – совершенно разные виды деятельности. Вторжение SolarWinds, хотя и нанесло ущерб национальной безопасности США, было не актом кибервойны, а, скорее, еще одной формой сбора разведданных.

Боргхард отмечает, что «назвать [SolarWinds] кибератакой было бы неуместно. На данный момент операция, похоже, была шпионажем с целью кражи информации о национальной безопасности, а не с целью нарушить, опровергнуть или ухудшить данные или сети правительства США … Шпионаж – это общепризнанная часть международного государственного управления, на которую государства часто отвечают арестами, дипломатия или контрразведка.[XXI] Наоборот, Соединенные Штаты рассматривают российские кибератаки и взломы как шпионаж и традиционно использовали в ответ соответствующие инструменты государственного управления, в первую очередь дипломатические высылки и ограниченные санкции.

Ответ администрации Байдена на взлом Solar Winds, о котором было объявлено 15 апреля 2021 года, имел много общего с предыдущими реакциями США на спонсируемые государством кибервторжения, но явно стремился установить четкую атрибуцию.

Президент Байден подписал указ, который, помимо объявления о высылке десяти российских дипломатов из дипломатических миссий в Вашингтоне, округ Колумбия, наложил санкции на 32 физических и юридических лица, «осуществляющих направленные правительством России попытки повлиять на президентские выборы в США 2020 года, и другие действия. дезинформации и вмешательства ». [XXII]

Кроме того, Белый дом прямо назвал «Службу внешней разведки России (СВР), также известную как APT 29, Cozy Bear и The Dukes, виновником широкомасштабной кампании кибершпионажа с использованием платформы SolarWinds Orion», заявив: «Разведывательное сообщество США очень доверяет своей оценке приписывания СВР». [XXIII]

Наконец, Агентство национальной безопасности, Агентство по кибербезопасности и безопасности инфраструктуры и Федеральное бюро расследований выпустили совместное сообщение под названием «СВР России нацелено на сети США и союзников», стремясь опубликовать предостерегающую информацию, чтобы снизить эффективность будущих операций российского кибершпионажа. [XXIV]

Решение администрации Байдена бороться как с кибершпионажем (SolarWinds), так и с вмешательством в выборы с помощью социальных сетей с помощью единой реакции является свидетельством растущего осознания того, что российские методы гибридной войны являются элементами единой стратегии, а не отдельными вызывающими озабоченность инцидентами.

В 2018 году администрация Трампа наложила санкции на пятерых граждан России и 19 физических лиц за киберактивность, связанную с выборами 2016 года, но не решалась проводить более долгосрочные изменения в политике. Однако к 2019 году администрация Трампа признала уязвимость избирательной системы США и предупредила, что технологические достижения только увеличат риск иностранного вмешательства.

В записке для Конгресса Трамп написал, что «способность лиц, находящихся… за пределами Соединенных Штатов, вмешиваться или подрывать доверие общества к выборам в Соединенных Штатах, в том числе посредством несанкционированного доступа к избирательной и избирательной инфраструктуре или скрытого распространения пропаганды и дезинформации, продолжает представлять необычную и чрезвычайную угрозу национальной безопасности и внешней политике Соединенных Штатов».[XXV] Однако в меморандуме не упоминалось, что Россия является ведущим виновником дезинформации.

Поскольку широкое распространение социальных сетей способствовало реализации современной российской стратегии дезинформации, платформы социальных сетей предприняли определенные усилия для решения этой проблемы со стороны частного сектора. Twitter запретил политическую рекламу в преддверии президентских выборов 2020 года, а Facebook и Google создали инструменты, позволяющие пользователям проверять источник политической рекламы и контента. Facebook подверг некоторые сообщения проверке фактов сторонними организациями, что привело к усилению внутриполитической напряженности в Соединенных Штатах. Во всей индустрии социальных сетей инженеры сосредоточили новое внимание на удалении мошеннических учетных записей и ботов со своих платформ с некоторой степенью успеха. [XXVI]

Продолжаются споры о том, в какой степени платформы социальных сетей обязаны проверять и подвергать цензуре вводящий в заблуждение контент, а государственные регулирующие органы пока не желают подвергать компании жесткому государственному надзору.

Сотрудник Brookings Ниам Яраги отмечает, что «есть два способа рассматривать платформу социальных сетей: с одной стороны, мы можем рассматривать их как технологии, которые просто позволяют людям публиковать и обмениваться контентом… с другой стороны, можно утверждать, что платформы социальных сетей теперь есть кураторы контента». [XXVII] Несмотря на ограниченные усилия по борьбе с их эксплуатацией в качестве средств доставки российского влияния и дезинформации, основные компании социальных сетей остаются уязвимыми для продолжающейся эксплуатации.

Выводы

Активные меры России существуют как часть стратегии гибридной войны, разработанной президентом Путиным в качестве инструмента для достижения внешних и внутренних политических целей. У Соединенных Штатов при последних трех администрациях не было всеобъемлющей стратегии реагирования. В то время как конституционные и демократические нормы Соединенных Штатов требуют иного зарубежного стратегический учебника, чем у России, тем не менее, для США крайне важно реализовать структурированную, всеобъемлющую стратегию сдерживания и реагирования на наглые акты агрессии, направленные на подрыв национальной безопасности и внутреннего управления США.

Хотя активные меры России в значительной степени являются усовершенствованием стратегий и тактик времен холодной войны, их удивительный успех в разрушении жизни Америки, несомненно, привлек внимание других противников США, в первую очередь Китая, Ирана и Северной Кореи.

Оборонные и разведывательные ведомства должны продолжать изучать, как равные и близкие к ним противники по всему миру разрабатывают свои собственные активные меры.

Экспоненциальный рост технологической взаимозависимости практически гарантирует, что активные меры в самых разных формах останутся угрозой национальной безопасности США в обозримом будущем.

 

[I] Франклин Крамер и Лорен Сперанца, «Гибридный вызов России: всеобъемлющая стратегическая основа», Атлантический совет: Центр Бретта Скоукрофта по международной безопасности, май 2017 г., по состоянию на 10 апреля 2021 г., Гибридный вызов России: комплексные стратегические рамки.

[II] Кристофер Чиввис, «Понимание российской« гибридной войны »и что можно с этим сделать», Свидетельство перед Комитетом по вооруженным силам, Палата представителей США, 22 марта 2017 г., по состоянию на 10 апреля 2021 г., https: / /www.rand.org/content/dam/rand/pubs/testimonies/CT400/CT468/RAND_CT468.pdf

[III] Чиввис, «Понимание российской« гибридной войны »и что с ней можно сделать»

[IV] Чиввис, «Понимание российской« гибридной войны »и что с ней можно сделать»

[V] Чиввис, «Понимание российской« гибридной войны »и что с ней можно сделать»

[VI] Валерий Герасимов, «Ценность науки – предвидение, новые вызовы требуют переосмысления форм и методов ведения боевых действий», Военное обозрение, январь и февраль 2016 г., с. 24, по состоянию на 10 апреля 2021 г., https://www.armyupress.army.mil/Portals/7/m military-review/Archives/English/M militaryReview_20160228_art008.pdf,

[VII] Герасимов, «Ценность науки – предвидение, новые вызовы требуют переосмысления форм и методов ведения боевых действий», с. 24.

[VIII] Тимоти Томас, «Эволюция характера ведения войны в России», Военное обозрение, июль и август 2017 г., с. 41, по состоянию на 10 апреля 2021 г., https://www.armyupress.army.mil/Portals/7/m military-review/Archives/English/M militaryReview_20170831_THOMAS_Russias_Way_of_War.pdf#:~:text=

[IX] Томас Рид, Активные меры: тайная история дезинформации и политической войны (Sl: Profile Books, 2021), с. 7.

[X] Гордон Корера, Русские среди нас: клетки-спящие, истории о привидениях и охота на агентов Путина (Sl: Уильям Коллинз, 2021), с. 7.

[XI] Ривелл, Патрик. «До Навального – долгая история российских отравлений». ABC News, ABC News Network, 26 августа 2020 г., abcnews.go.com/International/navalny-long-history-russian-poisonings/story?id=72579648.

[XII] Оливер Фиттон, «Кибероперации и серые зоны: вызовы для НАТО», Connections: The Quarterly Journal 15, no. 2 (2016): p, 116, doi: 10.11610 / connections.15.2.08

[XIII] Томас П. Боссерт, «Я был советником Трампа по национальной безопасности. Нас взламывают», The New York Times, 17 декабря 2020 г., стр. 116, по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.nytimes.com/2020/12/16/opinion/fireeye-solarwinds-russia-hack.html

[XIV] Боссерт, «Я был советником Трампа по внутренней безопасности. Нас взламывают», 2020.

[XV] Мэг Келли и Элиз Сэмюэлс, «Анализ | Как Россия превратила социальные сети в оружие, поймали и избежали последствий», The Washington Post, 18 ноября 2019 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.washingtonpost.com/ политика / 2019/11/18 / как-россия-оружие-социальные-медиа-поймали-сбежали-последствия /

[XVI] Келли и Сэмюэлс, Анализ | Как Россия превратила социальные сети в оружие, поймала и избежала последствий, 2021 год.

[XVII] Келли и Сэмюэлс, Анализ | Как Россия превратила социальные сети в оружие, поймала и избежала последствий, 2021 год.

[XVIII] Дэвид Э. Сэнджер, «Обама наносит ответный удар по России за взлом выборов», The New York Times, 29 декабря 2016 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.nytimes.com/2016/12/29 /us/politics/russia-election-hacking-sanctions.html

[XIX] Сонам ​​Шет, «Существует серьезная оговорка в отношении изгнания 60 российских дипломатов из США», Business Insider, 31 марта 2018 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.businessinsider.com/theres-a- огромное-предостережение-в-высылке-сша-60-российских-дипломатов-2018-3

[XX] Герберт Лин, «Атрибуты вредоносных киберинцидентов: от супа до орехов», Колумбийский журнал международных отношений, 9 марта 2017 г., по состоянию на 10 апреля 2021 г.

[XXI] Эрика Боргхард, «Взлом России не был кибервойной. Это усложняет стратегию США», Wired, 17 декабря 2021 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.wired.com/story/russia-solarwinds-hack -wasnt-cyberwar-us-стратегия /

[XXII] «ФАКТИЧЕСКИЙ ЛИСТ: Наложение затрат на вредную иностранную деятельность со стороны правительства России», Белый дом, 15 апреля 2021 г., | СТРАНИЦА |, по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.whitehouse.gov/briefing- комната / заявления-релизы / 2021/04/15 / факт-лист-наложение-затраты-за-вредную-иностранную-деятельность-правительством России /

[XXIII] «ФАКТИЧЕСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ: Наложение затрат на вредную иностранную деятельность со стороны правительства России», Белый дом, 2021 год.

[XXIV] «ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ: Наложение затрат на вредную иностранную деятельность со стороны правительства России», Белый дом, 2021 год.

[XXV] Кристофер Чиввис, «Понимание российской« гибридной войны »и что с ней можно сделать», Свидетельские показания в Комитете по вооруженным силам Палаты представителей США, 22 марта 2017 г., по состоянию на 10 апреля 2021 г., https: / /www.rand.org/content/dam/rand/pubs/testimonies/CT400/CT468/RAND_CT468.pdf)

[XXVI] Куини Вонг, «Вот как компании социальных сетей борются с дезинформацией о выборах», CNET, 7 ноября 2020 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.cnet.com/news/heres-how-social-media -компании-борются-выборы-дезинформация /

[XXVII] Ниам Яраги, «Как платформы социальных сетей должны бороться с дезинформацией и разжиганием ненависти?» Brookings, 9 апреля 2019 г., по состоянию на 18 апреля 2021 г., https://www.brookings.edu/blog/techtank/2019/04/09/how-should-social-media-platforms-combat-misinformation-and-hate -речь/