ПУГОВИЦА

Запах мертвечины поднимался от реки. Ян не хотел спускаться навстречу неприятному, немного приторному запаху, но у преследователей были собаки, которых нужно сбить со следа. Нужно пересечь реку. Ян с тоской посмотрел вперёд. Хищные кусты рудожора, украшенные иссушенными трупиками лесной мелочи, полностью скрывали берег реки. Где-то за ними вода, надо только пройти сквозь опасные заросли раньше, чем преследователи найдут его.

Позади оставалась светлая берёзовая роща. Там было хорошо: густая трава по колено, жирные грибы, непугливые зверьки. Остаться бы здесь… но намётанный глаз уже заприметил кружащих над высоким тополем радужных ворон. Их перья отливали на солнце изумрудно-зелёным с вкраплениями золота и сапфира.Казалось, тополь примерил корону с тысячей драгоценных камней.А вот ночью, невпопад вспомнил Ян, вороны одеваются в янтарь и рубин. Поэтому в дальних восточных княжествах, на самой границе с дикой Ордой, их кличут «жар-птицами» и верят, что они приносят счастье. Похоже, не врут — птицы помогли,выдав погоню.

Ян немало поездил по миру, впитывая чужие слова и поверья. Много где останавливался, но вскоре уезжал и никогда не возвращался.На то были причины. Люди не любят убийц, даже если сами в них нуждаются.

Вороны кружили шагах в пятистах… Но это по прямой. Лес не поле, не разгонишься. Ян осторожно двинул на шум воды, в котором чудилось леденящее спокойствие хищника. Река звала. Река ждала. И как бы Яну не хотелось остаться здесь, вороны за спиной гнали его вперёд.

Кусты рудожора разрослись выше головы. Ни одного листа, только толстые ловчие ветви и длинные острые иглы, украшенные обескровленными жертвами. Нужно слишком хорошо знать, кто такой Ян Забойца, чтобы полезть за ним следом в чащу кровожадных растений. Те, кто идут следом, наверняка знают. Вздохнув, убийца осторожно полез вперёд. Ловчие ветви зашевелились, но иглы бессильно скользили по доспеху, скребясь по заклёпкам, нашитым поверх кожи. Добрый доспех он себе справил на поле боя. Лёгкий и прочный. Хорошо, что прямо там и надел, иначе пришлось бы бросить с остальным скарбом, когда его едва не прищучили.

Одна из ветвей метнулась в лицо, едва не лишив глаза, но бывалый Ян увернулся. Когда б не погоня, Ян обязательно вырубил бы колючие заросли, а затем выкопал и сжёг корни. К рудожору у него имелся собственный счёт, записанный цепочкой старых шрамов на спине и правом предплечье. А долги Ян Забойца отдавал с процентами.

Именно долг гнал Яна сквозь колючую паутину к реке, которая ждала, облизывая берег прозрачным языком. Запах гниения усилился.Видать на берегу издох кто-то здоровый. Промеж слепо шарящих ветвей наконец забрезжила вода, и Ян внутренне собрался. Всё получится. Он взял плату и сделает дело.Через два дня великий маг и спаситель княжества Сигизмунд Пламэн приедет в городок Гладовку, что стоит на перекрестье торговых путей. Там он примет капитуляцию у разбитых им ордынцев. А после Ян закончит то, что не удалось в Струме. Пламэн умрёт, и благодарные селюки выплачут все глаза по обожаемому спасителю. Ян непроизвольно дотронулся до груди, где под рубахой висела на стальной цепочке оплата. Хорошо, догадался повесить на шею, иначе давно потерял бы.

Строго говоря, Ян даже не знал, кто именно застал его на поле битвы между ордынцами и союзом княжеств, где Ян резал глотки умирающим и подыскивал сапоги по размеру. Битва только закончилась, и это могли быть как запоздавшие подкрепления, так и мародёры, желающие поживиться с мертвецов. Но едва ли мародёры гоняли бы его по лесу с таким упорством. А вот струмские стражники, идущие по его следу от самого города, могли. Но какая разница? Человек с мечом опасен независимо от герба на щите. Второй раз за неделю Яну пришлось бежать в чём он был, бросив дорожную суму с химикатами и наточенный короткий меч-кацбальгер. Добычу с убитых тоже пришлось оставить. Плевать, не впервой.У Яна хотя бы остался нож и справный доспех, а это уже кое-что.

На берегу реки Ян обнаружил пять раздувшихся трупов местных вояк и лодку со снастями. Обычные покойники, не ордынская нежить.Такие лежат смирно, а не шатаются по округе. Ян осмотрел раны на телах. Похоже, увальни попали на зуб к речному народу. Плохо. Эти твари любят мясо с душком и могут ошиваться неподалёку, пока бедолаги дозревают. Ждать осталось недолго — от вони даже бывалый Ян с трудом сдерживал тошноту. Он оглядел берег. Никого, и на том берегу тоже пусто.Может Речных спугнули?

Река несла обманчиво медленные воды с востока на запад. Светлая, с зеленцой, вода у берега манила к себе, суля прохладу и лёгкую переправу. Но чёрные глубины на середине говорили обратное. Попробуй, нырни, глупый человек, и мой поток потащит тебя, как щепку.

Сапогов по размеру у покойников не нашлось, зато нашлась фляга с водой и немного серебра. Ещё одна из сумок оказалась славно скроенной и с двумя лямками. В западных княжествах такие звали ranetz, их носили пехотинцы на жаловании. Ян вытряхнул из ранца заплесневелый хлеб и какие-то бумаги, сложил найденные пожитки. Всё оружие кто-то — наверняка водяные — забросил в реку. Пара мечей лежали прямо у берега, Ян видел их под водой и даже хотел достать, но передумал. Вдруг ловушка? Он чувствовал себя мухой, присевшей отдохнуть возле паутины. Один неверный шаг, и ему конец.

Лодка у вояк оказалась справной, небось, умыкнули у рыбаков. То ли разведчики, то ли дезертиры, но раз так глупо попались, скорее дезертиры. Украли лодку и рванули по домам. Яна всегда забавляло, как быстро война обесценивала вещи. В мирное время рыбаку нужно трудиться до семи потов, чтобы купить корыто и потом ещё платить налог за него. Пятерым вооружённым дезертирам получить лодку — дело минуты. Рыбаку повезло, если остался жив.

Ян усмехнулся, вспомнив голодные глаза селянских детей на хуторе, где он разжился едой и пригоршней медяков. У главы семейства хватило мозгов не перечить клинку у горла, даже руки марать не пришлось. Разве что наподдал одному из сопляков, чтобы не скулил.

Лодка — это хорошо. На ней можно уйти от погони и сплавиться вниз, к ближайшему рыбацкому посёлку. А оттуда добраться до Гладовки и устроить засаду на великого мага Пламэна. Главное, не столкнуться с Речным народом, чтоб им сухо было. Но ведь пока дезертиры плыли в лодке, их никто не тронул, так? Может быть, в лодке даже безопаснее? Ян не знал наверняка, зато знал другое: люди, которые идут за ним, церемониться не будут, и смерть его будет долгой. Речной народ хотя бы убивает быстро.

Ян упёрся в корму и столкнул лодку в воду. Бросил ранец на дно. Запрыгнул сам. Вокруг всё также лениво шумела река, и больше никаких звуков. Хорошо! Ян поднял весло, оттолкнулся от берега… и тут же выронил. Деревяшка с тихим плеском ушла под воду, но Яна это уже не волновало. Со дна в глаза Яну смотрела самая прекрасная женщина, которую он когда-либо видел. Умом наёмник понимал, что это не так, что вздувшаяся плоть, слезающая с кости не может быть желанной, но сердце колотилось и звало, и противиться зову не было сил. Женщина пела. Беззвучно, прямо под водой. Синие губы шевелились, обнажая длинные острые зубы и чёрный язык. А Ян вспоминал себя, и солёные слёзы катились по щекам.

Детство. Мамины вечерние песни. Запах разнотравья на покосе. Смех сестёр. Голос отца. По вечерам маленький Янчик до крови растирал ладоши о рукоять деревянного меча. Ведь когда-нибудь он станет стражником, как папа… Нет, не станет. Однако отцовская наука не пропадёт даром.

Женщина пела, и Ян всё глубже погружался в прошлое, где сиротой скитался по дорогам, взращивая в груди яркую злую искру. Учился сначала на своих ошибках и чужих победах, потом наоборот. Перед глазами встала первая женщина, голая,пьяная и насмешливая. Безразличная и, кажется, тоже пьяная вторая. Третья, плачущая, в разорванном платье. Пятая, десятая…

Женщина под водой была красивей всех. Нежнее всех. Добрее всех.

Первый личный мертвец. Второй. Третий-пятый-пятидесятый. Мужчины, женщины, дети. Звон стали, гром взрывчатых смесей, свист тетивы. Запах крови, ставший для Яна Забойцы таким же привычным, как для мясника. Всхлип девочки, на глазах которой он проткнул её папашу. Маркиз Де… Имён не вспомнить, слишком много их было. Запоминаются не имена, а кровь на камзоле. Хрип, с которым воздух покидает пробитое лёгкое. Детский крик. Ничего не поделать девочка, такая у меня работа, и скажи спасибо, что тебя самой не оказалось в списке.

Речная красавица понимающе улыбалась. Она принимала Яна таким, каким он был. Всего и целиком. Лодку вынесло на центр реки, и Ян с облегчением поднялся на ноги.Расставил руки, ловя хрупкое равновесие. Вдохнул и неуклюже нырнул. Впервые за много лет Ян Забойца был по-настоящему счастлив.

Чары развеялись уже в воде, когда умолкла треклятая песнь. Гнилая сука торжествующе скалилась на дне — Ян вспомнил морские байки о сладкоголосых сиренах и неизбежном конце каждого, кто поверит их песням. Поздно! Щупальца огромной чёрной твари тащили Яна на дно. Речной народ никогда не нападает в одиночку, и к суке немедленно пришло подкрепление. В толще воды мелькали рыбьи хвосты и оскаленные пасти с тонкими зубами-иглами. Ян выхватил нож и полоснул по обвившему грудь щупальцу, но сталь соскользнула с упругой плоти. На второй удар сил уже не было. Ян тонул. Кровь молотила в висках, воздух рвался из груди. Вот и всё, подумал он. Вот и всё. Вот и…

Алая вспышка ослепила наёмника, выбив из груди остатки воздуха. Стайка пузырьков вырвалась изо рта и втянулась в огромное облако чёрной крови, вытекшее из разорванной речной твари. Лохмотья щупалец плавали вокруг, рефлекторно подёргиваясь. Ян барахтался в воде, пытаясь стряхнуть с себя агонизирующую тварь и прорваться вверх к спасительному воздуху. Грудь сдавило и кровь колотила в барабанные перепонки. Мимо пронёсся шар, окутанный кипящими пузырьками. Дно вспучилось тиной и песком. Хватка чудовища ослабла, и наёмник из последних сил рванулся вверх, но тут песня сирены зазвучала вновь.

Это не был хищный зов, как в первый раз. Теперь сирена умирала и оплакивала свою участь. Заканчивалась её долгая жизнь на дне, в темноте и тишине, когда дни давно слились с ночами и у в конце концов осталось лишь одно измерение — глубина безумия, в которое можно опускаться бесконечно. Я хочу подарить тебе свою жизнь, пела Яну прекрасная принцесса озера. Пусть не здесь, со мной на дне, но хотя бы там, откуда ты родом и куда тебя сейчас заберут люди, что убили меня и моих подданных. Забери меня, забери всё моё счастье и боль, радость и печаль. Пусть не здесь, продолжала петь самая красивая женщина в жизни Яна, но хотя бы там… Бери меня, пей мою боль и красоту, прекрасный воин. Помни меня… Моё благословение и проклятие…

Ян не выдержал, и с облегчением сдался. В опустевшие лёгкие хлынула вода, и мир погрузился во тьму.

***

Сознание вернулось с болью. Мозги превратились в расплавленный свинец и разъедали череп изнутри. Яна трясли и переворачивали, будто кошель с застрявшей монетой. Вдували воздух в лёгкие. Ян кашлял, вдыхая непривычно твёрдый воздух и выталкивая вонючую речную воду.

— Витягли! Нарештi!

Ян поначалу не разбирал криков — в ушах ещё шумело эхо разрывов и звучали отголоски речной песни. На воде опять грохнуло, и Яна накрыло густой сетью брызг.

— Вон они! Гарпуном их! Ну!

— Втікають! Пані Углешка, ще раз вжаримо!

Гром, и снова вода на лице. Значит, они всё ещё рядом с рекой. Воздух пах гарью, чей запах показался Яну знакомым. Принюхавшись, он понял, что это горят заросли рудожора.

Крики, грохот, шипение горящих ветвей, плеск воды, гарь, запах рыбы, собачий вой, твёрдые камни под спиной, давящие на грудь ладони — всё это Ян слышал, чувствовал, обонял, но не видел. Почему-то никак не удавалось открыть глаза; мир вокруг оставался тёмным, опасным и непонятным.

Только когда Ян понял, что его глаза всё это время были открыты, просто больше не видят, вот тогда он и впал в настоящее отчаяние. Гнилая речная тварь прокляла его! Ян заорал, рванулся из держащих его рук. Съездил кому-то кулаком, попав по лицу. Его приложили в ответ, датак, что вголовезазвенело. Потом ещё раз. В чувство его привёл строгий женский окрик.

— Nebit! Он нужен!

— Та ми легенько ж, пані!—Струмской язык развеял последние подозрения, откуда эти люди.

— Я сказала: отставить! Что с ним? Он что, slepy? Где lekar?!

— З пораненими. Зараз прийде. — В голосе рубаки сквозило разочарование.

— Peklo! Наши важнее! Пусть лекарь сразу едет с ними на wozek do Strum.Тут…сами разберёмся. — В командирском голосе этой Углешки проскальзывали словечки из языков западных княжеств. Женщина. Не струмская. Это было странно.

Яну стянули руки и ноги ремнями, и оставили извиваться на камнях. Рядом протяжно скулила умирающая собака. Ян не мог примириться со слепотой. Казалось, стоит постараться, приложить усилие, как глаза снова начнут видеть. Или, напротив, затаиться и полежать, сомкнув веки, и потом… Тщетно. Новый приступ паники заставил извиваться червём на крючке, но путы надёжно держали руки и ноги. Собака затихла. Ян закусил губу: сохрани он зрение, он бы обязательно улизнул. А теперь как? Струмские жалеть его не будут. Пропахший рыбой городок надолго запомнит его фейерверк и последующее бегство. Интересно, живы ли стражники на воротах. Один точно сдох, а вот второй… Если башка крепкая, может и живой.

— Ян Забойца, властью, данной бургомистром города Strum и генералом армии Strumska княжества, великого мага-пироманта Сигизмунда Пламэна, ты арестован.

Где же он слышал этот молодой, почти юный, колокольчик? «Почти» — потому что возраст уже дал неизбежную трещину, которая лишь усилится с годами. Ничего не поделать, это и есть жизнь, девочка.

— Ян, — продолжила Углешка, —помнишь меня? Мы встретились, когда Магистр Пламэн расплатился с тобой за głowu некроманта. Я стояла у окна и смотрела на тебя. Помнишь?

Ян не помнил, но деньги за убийство туповатого ордынского некроманта действительно получал. Из глубин памяти всплыл мост. Добротный дощатый мост, с мощными перилами. Широкий — две телеги разъедутся. По обе стороны моста раскинулись монастырские луга с четырёхлистным клевером, да и река, шумящая внизу, тоже непростая — омывает стены трёх монастырей, впитывая святость и веру простых людей. Хорошая река, чтобы искупать в ней колдуна, вот только колдун тоже не дурак, соваться в святую воду. Поэтому на мосту стоит телега, к колесу которой привязан тучный человек в рясе. И как же орёт эта пухленькая приманка, глядя на спускающегося сверху костяного дракона, как орёт…

Яна подняли и грубо потащили прямо сквозь догорающий колючий кустарник. Река прощально плеснула волной — в её журчании больше не слышалась издёвка и голод, только боль и печаль.

—Странный ты человек, Ян. — Углешка шла рядом. — Сбеги ты с авансом, всё было бы с тобой ясно. Если бы взял деньги, а потом переметнулся к Орде— тоже понятно, бывает. Но ты взял деньги, убил некроманта, выиграл нам войну. А потом решил убить магистра Пламэна. Зачем?!

Ян оскалился. Напрасно — его опустили на землю, и остроносый сапожок врезался под рёбра. Затем ещё раз.

— Dvoh добрых vojak ранили, пока спасали твою sraku, так что не беси. В реке ещё полно голодных русалок, отправлю мигом обратно.

Что-то ещё в этой женщине не давало Яну покоя. Углешка странно пахла. Не выгоревшим рудожором, не рекой… чем-то красным. Ян понимал, что цвет не может пахнуть, но ничего поделать не мог. Углешка пахла красным.

— Я не выдам заказчика. Уклад наёмника.

— Предал нас, значит, предашь и тех, кто тебе заплатил.

— Я вас… ой, хватит… Я не предавал. Мне заплатили за убийство некроманта,  я убил. Всё.

— Не буду спорить, Ян. Пока. Просто назови хоть одну причину, чтобы не бросить тебя обратно do rzeka? Мы ещё недалеко.

— Это ты скажи, почему слепой калека должен бояться смерти?

Женщина вздохнула.

— У тебя, должно быть, магическая kontúzia. Я раньше такого не видела, но… Я читала, что так бывает, когда оказываешься рядом с большой magia. Может, это навсегда, может, пройдёт. Lekar не поможет, но мы попробуем помочь. Если ты поможешь нам. И, конечно, можешь рассчитывать на некоторое снисхождение за свои zléskutky.

Ян не удивился. Разом выжечь кусты рудожора не по силам обычному огню, да и кипящий шар в воде прилетел с берега. Углешка маг. Тогда понятно, почему отрядом командует женщина, и почему она не местная. Колдуны, пережившие детство, часто покидают родные края, ведь порядочные граждане любят их не больше, чем таких, как Ян. И правильно делают.

Со стороны реки донёсся неясный низкий звук, похожий на рёв.

— Psjakrew! Вот ведь живучие твари! Скорее, тащите этого душегуба do wozek! Хутко!

Яна быстро и бесцеремонно протащили по лесу, приложив пару раз о стволы деревьев. Затем швырнули на что-то мягкое, лицом вверх. Ян закрутил головой, пытаясь отыскать солнце на небе. Если он увидит хотя бы мутное пятно, может ещё не всё потеряно… но нет, чернота перед глазами осталась непроницаемой. Снова запахло красным, и раздался знакомый голос:

— Стоять! А это что?

Тонкие, но неожиданно сильные пальцы ухватились за цепь на шее Яна, и вытащили висящий на ней аванс. На долю секунды красный запах усилился.

— Это же… пуговица? Без чар. На кой она тебе?

— Память.

Женщина хмыкнула и разжала руку. Ян почувствовал, как пуговица упала обратно на грудь, и с трудом сдержал вздох облегчения. Пронесло.

Они долго стояли, видимо собираясь. Затем телега дёрнулась и, наконец, покатила.

 

***

— Так кто оплатил убийство Сигизмунда Пламэна?

Цок-цок, копыта медленно везли Яна навстречу неизбежности. Он и сейчас-то жив только потому, что ещё не назвал имя. А потом… Хорошо, если просто повесят, не станут устраивать зрелище на потеху толпе.

— Я думала, мы пришли к взаимопониманию, Ян Забойца. Ты, кажется, хочешь вернуть зрение и не хочешь в петлю, а я обещала помочь с этим. Так?

— Не так. Уклад.

— Неохота с тобой возиться в дороге. В Струме есть специалисты, которые развяжут язык, но… Я хочу иначе. Даже с таким, как ты, Забойца. Иначе.

Сейчас, когда опасность миновала, Углешка перестала путать слова. Это хорошо, подумал Ян. Кажется, я смогу понять, когда она волнуется. Понять бы ещё, откуда этот красный запах, и что он означает…

— Ты странный человек, Забойца. Когда нужно убить какого-нибудь мага, ты первый охотник. Неужто работы полегче не нашёл?

— За работу полегче платят поменьше.

— Так и риск меньше. Гонял бы купцов по лесам…

Ян пожал плечами. Он не встречал ни одного разбойника, который бы протянул дольше пяти зим, хотя повидал многих. Сам же Ян ходил по дорогам королевств раза в три дольше, и если бы не последний заказ, то и дальше бы коптил небо.

— Это что-то личное, да?

Ян вспомнил изумрудно-зелёную тучу, закрывающую полнеба. Старшая сестра с подружками побежала в поле, собирать изумруды, которые непременно должны были пролиться из таких тяжёлых и низких облаков. Они верили, что соберут изумруды в подолы платьев, побегут показать это матерям, и… дождь действительно пошёл.

— Нет. Не личное. Я всегда беру плату за работу.

— И за Пламэна взял?

— Взял. У кого — не скажу.

— Скажешь.

Некоторое время ехали молча. Ян вдыхал странный, но отчасти даже приятный красных запах, блуждая мыслями между спелыми яблоками и закатом. Когда он побирался, среди беспризорников ходили слухи о слепом бродяге, который слышал, как растёт трава, и как звенят лунные лучи на ветру. Всё оказалось выдумкой, с потерей зрения слух не стал лучше. Сколько Ян не вслушивался в окружающую пустоту, отдельные звуки не складывались в картину. Кони стучали копытами, телега скрипела. Они куда-то ехали в сопровождении всадников. Куда? Сколько их? Ещё никогда Ян Забойца не чувствовал себя таким беспомощным.

— Ты не понимаешь, в какое говно влез, Забойца. Прячешься за укладом, прикидываешься кремнем. А у нас на кону победа в этой войне… и в следующей. Это хоть понимаешь?

Ян не понимал.

— Пламэн подлатает тебя, если скажешь, кто именно из соседей подкинул золотишка. Простим. Починим глазки. Отправим к твоему нанимателю шпионить. Не обещаю спокойной жизни, но хотя бы жизнь — обещаю.

— Углешка… Это же «Уголёк» значит?

— Ха! Верно. Razumiesh u našem?

— Как-то задержался у вас. Заодно вашего знахаря уработал.

— Так это был ты? Ох, и злы на тебя люди!

— Не все люди,Углешка, не все. Когда я приехал, половина леса вокруг знахарской хижины засохла, а разорившиеся пушняки просили милостыню вдоль дорог. Всё имеет свою цену. Каждый исцелённый стоил пять засохших деревьев, и очередь стояла — никаких лесов не хватит. А мёртвый знахарь потянул на двадцать золотых и полушубок на кунице. Обычно я беру больше, но дело шло к зиме, а полушубок был очень хорош.

Углешка не ответила, и Ян остался в темноте с тяжёлыми мыслями наедине.Внезапно он понял, что стал зависеть от звонкого голоса с лёгкой хрипотцой. Слушать мерный цокот копыт да скрип телеги оказалось невыносимо. Ян вздохнул. Чего стоит Уклад наёмника, когда он теперь слепой калека? Чего стоит его жизнь? Но пуговица прилипла к груди, Ян чувствовал на себе тёплый успокаивающий металл. И молчал.

Яну приснился монах, ставший приманкой на дракона. «Сын мой, не оставляйте меня на расправу, прошу!». Удивительно, ещё ни разу Ян не встречал святошу, который бы торопился на небеса. Толстяк не стал исключением, и во сне вопил, как резанный, увидев костяного дракона. Всё, как тогда, сон повторял реальность. Как и тогда, на спине дракона восседал сам некромант, в свободном балахоне, скрывающем искажённое магией тело. Некромантия всегда бьёт эхом по заклинателю, такая плата за силу. Волшба вообще жестокая штука, и ты либо разбрасываешь её последствия повсюду, либо направляешь их в себя, и становишься таким как этот некромант или сирена на дне реки.

Ян знал, что колдун чует живых, как хищник — дичь. Потому и схоронился далеко вниз по течению. Дракон опустился на мост. Сложил крылья за спиной, и только тогда Ян сломал магический жезл, чтобы начерченные под мостом руны обратились в чистое пламя. Его любимый вид убийства. Яркая вспышка — и мост разлетелся на тысячи пылающих осколков, отправив дракона с наездником в губительную для них реку. В тот день Ян высмотрел в воде оглушённого и обожжённого святой водой некроманта и вытащил на берег, чтобы отрезать голову. Но во сне Ян попытался спасти ещё и жирдяя. Искал монаха под водой, опускаясь на самое дно. Выныривал, чтобы всмотреться в пылающие опоры моста. Вода, поначалу прозрачная, потемнела, и Ян почувствовал холод. Брось его, шептал внутренний голос, брось. Брось! Победителей не судят, деньги ты отработал. Никто не знает про этого негодного монаха, которого ты нашёл пьяного на конюшне трактира. Брось!

И Ян бросил.

***

— Помогите, прошу вас! Помогите!

Крики вырвали Яна из дрёмы. Сколько он спал? Минуту? Час? Оставшись в темноте, он потерял счёт времени.

— Мертвяки за нами! Спасите! Орда идёт!

— Матка Боска, Пані Углєшка, допоможемо?!

— Поможем. Где они?

Орда вторглась в начале лета, и в этот раз некромант собрал действительно большое войско. Мертвяки легко опрокинули нестройное и нетрезвое княжеское ополчение, и быть беде, когда бы армию мертвецов не испепелил великий маг Пламэн в генеральном сражении под безвестным селом, от которого после боя осталась горстка пепла. Наверное, барды немало споют песен о полководческом гении огненного мага, но правда в том, что к началу сражения войско Орды уже осталось без своего повелителя. Ян принёс его голову накануне битвы, и отправился проматывать награду.

— Мертвяки идут! К оружию!

— До зброї!

Красный запах, навязчиво преследовавший Яна, стократно усилился. Уже не розы, не яблоки, не закатное солнце — огонь. Чистое пламя, вечно голодное и злое. До него донеслось далёкое рычание и внезапно опалило жаром, будто рядом развели костёр. Затем жар исчез, а следом утихло и рычание. Лишь красный запах кружил голову, сводя с ума. Солнце, багровые угли, киноварь — удушливый аромат давил на грудь, вытесняя кислород.

— Пані! Так їх!

Красный запах постепенно утих до привычного уровня, и Ян наконец-то понял. Красный —запах магии. То ли у него в самом деле эта странная кон-ту-зи-я, то ли прощальный подарок реки, но теперь Ян чувствует вонь от волшбы.

— Вижу, не спишь, — носок сапожка стукнул Яна по голени. — Чего притих?

— Прикидываю, как дёру дать, — хрипло ответил Ян.

Углешка хмыкнула.

—И как, надумал чего? Скажи, кто тебя нанял, дам пару советов.

— Нет.

— Всё равно на дыбе скажешь. Но глаза уже обратно не получишь. Магистр Пламэн…

— Магистр Пламэн — самоуверенный дурак. Если бы я зарядил бомбу не волшбой, а порохом, взлетел бы ваш герой на воздух в два счёта. Да кто ж знал, что он так чужую магию чует, как… — Ян прикусил себе язык. Незачем Углешке знать о прощальном подарке речной курвы.

— Между прочим, в карету Пламэн собирался сесть с женой…

— Мне бы дело сделать. С женой, не с женой —слёзы магиков и их отродья мне побоку.

— То есть, всё-таки личное, да?

— Иди-ка ты к чёрту, Уголёк. Или лучше скажи, была ли ты с Пламэном, когда он геройствовал.

— Все мы там были.

— Слыхал, вместе с армией нежити ещё и окрестные посёлки размололо. Не брешут люди?

— Не брешут, — в голосе Углешки звякнула хриплая сталь.

— Ну, вот Пламэна и спрашивай про жён, детей и кого там ещё обычно должно быть жалко. Собак? Котов? Хотя он же герой, ему не до мелочей. Не до мелких людей.

— Как и тебе, Ян Забойца.

— Я хотя бы не корчу героя-спасителя, а просто зарабатываю на жизнь. И не строю иллюзий. Знал, что выйдет конец и моей верёвочке. Как и любому герою. Все они живы только пока нужны, а потом благодарные люди отправляют их с моей помощью в гроб. Потому что дорого обходятся спасители и победители. Кто-то лечит, а вокруг природа дохнет. Кто-то омолаживается, а по всей округе расползается ядовитая туча и выкашивает всех, оставляет маленьких детей без семьи и крыши над головой. Кто-то сжигает полкняжества, чтобы победить в войне. Я многое видел. Каждому герою приходит черёд залезать в домовину, и чем раньше, тем лучше будет людям.

— И твоё время, похоже, пришло, Ян Забойца.

— Наверняка.

— Но у тебя ещё есть шанс, klub. Полежи, pokumjekai. Я… решила сделать крюк. Селяне сказали, в их деревеньке полно мертвецов. Наверняка кто-то из недобитых учеников нашего некроманта уцелел и собирает новую армию. Идиот… Раздавим гада, пока он слабый. Заодно докажу тебе, что Высокому искусству есть дело и до маленьких людей. Покажу, что есть нормальные mágie. Ну как?

Ян фыркнул и отвернулся. Спину тут же пронзили десятки раскалённых игл. Красный ударил в ноздри, помутив рассудок.

— Bydło! Слушай, когда с тобой говорят! И не строй из себя святошу — пусть мы творим zło, но тем же заняты и прочие почтенные граждане. Князья, главы гильдий, магистры орденов… Даже ты, тупой Забойца, даже ты. Игра, в которую ты влез, погубит больше народу, чем вся война с Horda, и все твои прошлые zábavu.

— Я ни во что не ввязывался, просто взял заказ.

— Ты или дурак, или ловко притворяешься, Ян. Сейчас, когда орда разбита, притом надолго, наш некрепкий sojusz распадётся. Слишком много посеяно семян раздора на этом маленьком поле. Убив Пламэна, ты обречёшь княжество на разорение.

— Я дурак, — честно ответил Ян, и это было чистой правдой.

Углешка не нашлась, что ответить.

— Слава Струмскому воинству! Спасители! — закричали где-то впереди. Сколько времени до этого прошло в молчании, Ян не знал. Потеряв глаза, он словно бы выпал из привычной жизни. Дрейфовал сквозь темноту, но не услышал радостные вопли и размеренный топот копыт. Лошади лениво фыркали, телеги скрипели. Много телег. В носу засвербило от запаха специй, сыра и ещё чего-то такого, отчего в животе забурчало.

— Коли б не вы, робяты, нас всех бы в мертвяки забрили. Столько народу извели! Ни женщин, ни детей не щадили, твари. До земли кланяемся! Возьмите немного от нашей гильдии. От чистого сердца!

До слуха Яна донеслось приглушённое звяканье.

— Спасибо, добрые люди.

— Панна, а скоро ли отменят мобилизацию? Мой брат призван, и сын его. Ведь война закончилась, так ведь?

— Ох… Насколько я vjedayu, mobilizacji продолжается. Н-не vjedayu, для dla czego. — Намётанный слух Яна уловил фальшь в голосе Углешки. Конечно, она знает, для чего.

— И то верно, мертвяков-то, поди, ещё не всех выловили? Дальше по дороге рыбацкое село Плотвичники, так там осада натуральная, люди едва отбиваются. Мертвяки лезут и лезут, проклятущие.

—Кхм. Да. Верно, да. Мобилизация продлится, пока не очистим весь край. —Углешка быстро взяла себя в руки. — Мы как раз едем в Плотвичники. Далеко ещё?

Дальше Ян не слушал. Усталость накатила, и он, насколько позволяли стянутые и затёкшие руки и ноги, постарался устроиться поудобнее. Дорожная качка и медлительность, с которой телега проглатывала расстояние, убаюкивали. Хотелось закрыть глаза, чтобы утром всё это оказалось дурным кошмаром.

Яну приснились глаза маркизовой соплючки. Будто у него был выбор — чёртов маркиз мог вскипятить кровь любому, на кого успевал обратить внимание. Только и можно было, что застать врасплох, пока маг выгуливал дочь. Он и глаз-то её не запомнил, только отблеск газового фонаря в зрачке, и как горящий фитиль отражался в слезах. Во сне девочка что-то пыталась сказать Яну, но он не слушал, а искал взглядом её отца. Упускать его нельзя! Маркиз был где-то рядом, Ян даже чувствовал его запах — фиолетовый, как гнойник. Искал и не находил, раз за разом натыкаясь на отблеск огня в детских глазах. Точно также огонь отражался в глазах его больной сестры, когда их дом сожгли. Потом сестра умерла, и её тоже сожгли. И самого Яна обязательно бы пристукнули, от греха подальше, что ещё с этими чумными делать. Только не таков был он, чтобы сдохнуть. Ни зелёный мор, сошедший с неба, ни сталь, ни ворожба его не поймали.

Сон извивался, будто горный ручей. Яна бросало по волнам памяти, пока не вынесло туда, куда и должно было. Его последний заказчик кусал губы и смотрел на небо, где вместо снежинок танцевали частички пепла. Как и неделю назад, заказчик протянул Яну пуговицу на ладони, и тот взял, чувствуя, как тепло разливается по руке и поднимается выше, к сердцу. Это не просто пуговица. Только не для него.

Ян снова на улицах Струма, в узкой щели между домами.  В двадцати шагах Пламэн останавливается перед каретой и резко сдаёт назад. У него чутьё на магию, запоздало понимает Ян. Он чует руны огня под днищем кареты, это провал. О чём он думал, когда впопыхах готовил убийство? Где были его мозги?! И вот уже огонь срывается с кончиков пальцев магистра и слепо шарит по площади, выжигая все укромные места. Великий магистр Пламэн не умеет аккуратно, ему нужен размах. Поэтому Ян успевает протиснуться по узкой улочке прочь. За спиной кричат, и, значит, нужно бежать. Бежать, бросая вещи и ценности. Бежать, пока дорожка не приведёт к берегу реки. Только пуговица болтается на шее, продетая в прочную цепочку. Его последнее, и самое важное сокровище.

Речная сирена смотрит ему в глаза. Понимаешь, как бы говорит она, всё, что у меня есть, это песня. И ещё темнота, безмолвие и тишина. Поэтому все мы немножко сумасшедшие и очень, очень голодные. Прости, говорит она, и Ян не может оторвать взгляд от лопающейся на ключицах кожи. В ошмётках кости видна белая косточка, и Яну наконец становится страшно.

Когда Ян открыл глаза, верхняя кромка солнца уже поднялась над верхушками деревьев, окрасив тёмно-зелёную листву алым. Серое небо светлело, и соловей славил приход нового дня. Отдохнувшие лошади щипали траву, шевеля ушами и фыркая. Всё это — до последнего листочка, до последней травинки — Ян видел прозревшими глазами. И это было так прекрасно, так невообразимо хорошо, что он бы обязательно закричал от счастья, если бы только мог. Но язык оставил Яна, и как он ни старался, с онемевших губ не сорвалось ни звука. Только тяжёлое испуганное дыхание.

***

Утро принесло прохладу и туман. Так что хотя доспех Яна и давал какое-никакое тепло, зуб на зуб у него не попадал. Углешка смотрела вперёд, высматривая что-то в конце широкого торгового тракта. По обе стороны к небу тянулись изумрудно-зелёные деревья. Птицы пели, над головой прожужжал крупный жук и скрылся в зарослях. Лето прошло, но небо ещё не окрасилось в серый, и золотой утренний свет отражался от соломенных волос Углешки, осыпаясь веснушками на щёки. На Яна она не смотрела, потеряв к нему интерес сразу после того, как поняла, что он не придуривается, и действительно не может произнести ни слова. Обожжённое запястье всё ещё саднило, но Ян не держал на Уголька зла. На её месте он и вовсе бы оттяпал палец, чтобы убедиться в немоте наверняка.

Углешка куталась в дорожный плащ из грубой шерсти, без знаков различия, зато тёплый и удобный. Казалось, она полностью растворилась в дороге, улыбаясь чему-то, не двигаясь и не суетясь. Незаменимое качество, когда караулишь жертву. Так, собственно, и было. Их маленький — две телеги да десяток всадников — караван приближался к рыбацкой деревне, захваченной мертвяками. Женщина ехала убивать. Спокойная и целеустремлённая, как стрела, выпущенная из лука. Ян подумал о том, как хорошо, что ему не заказали эту спокойную и упёртую бабу.

Ян невольно залюбовался её крупными, немного грубоватыми чертами лица. Массивным подбородком, крупным носом и глазами волшебницы. Левый горел зелёным, правый отливал спелым каштаном. На скуле и подбородке Углешки остались небольшие шрамы от старых ожогов. Знакомое дело. Многие маги носят отметки собственной волшбы. Это память о детских годах, когда дар уже пробудился, но ещё не обуздан. Потом дети вырастают, крепнут, учатся контролировать себя, и от их дара начинают страдать исключительно другие люди.

Теперь он узнал эту крепко сложенную женщину, которая выглядела скованной и нескладной в дорогом платье на приёме у Пламэна, но гибкой и опасной сейчас, когда её было не отличить от простого вояки.

Ян жадно пил глазами окружающий мир, цепляясь взглядом то за стрекоз, то за облако, то за полуулыбку Углешки. Вчерашняя слепота забылась, как тяжёлый морок, и способность видеть пьянила вернее полынной настойки. Однако и немота оказалась страшным испытанием. Особенно когда Ян понял, что они едут в ловушку.

Чем ближе они подъезжали к деревушке, тем сильнее в нос бил зелёный запах смертоносной магии. Тёмный, как жабья шкура и гнилостный, как болотная ряска. Удушливо-гадкий, сулящий гибель и долгое беспокойное посмертие. Яну очень не нравился этот запах. Он был слишком сильным, слишком абсолютным. Ян лежал связанный надне телеги и проклинал речной дар, бессмысленный и жестокий.

— Что такое, Забойца? — Углешка перевела на него взгляд.

Ян замешкался. Попади они в засаду, у него будет шанс улизнуть или хотя бы быстро погибнуть. Но что-то всё же заставило его мотнуть головой вперёд, где вдалеке уже показался посёлок.

— Ну да, вижу, что осады нет. Значит, мертвяки уже внутри. Ждут нас.

Ян кивнул, морщась от боли в затёкшей шее.

— Что? О чём ты говоришь? Kurwa,  надеюсь, твоя немота пройдёт, как слепота.

Болотный зелёный запах забивал всё вокруг, даже запах — настоящий запах — реки. Вот ведь как, опять судьба вывела к ней, будто не может простить недавнего купания монаха. Ян подумал, что едва ли слабый маг пах бы так сильно. Если это и ученик, то очень способный.

— Забойца, отдохни. Я знаю, куда еду. Я готова.

Ян откинулся на сено, покрывающее дно телеги и уставился в небо. Сегодня оно было затянуто серой осенней дымкой, и холодный ветер безжалостно трепал берёзы, растущие по обе стороны от дороги. Белые стволы — чёрные полоски. Чёрные стволы — белые полоски. Углешка хочет показать, что ей не наплевать на простолюдинов. Но всё это морок, чтобы втереться в доверие. Он знает это, она знает, что он знает. Но всё-таки едет спасать смердов. Ян спросил себя, действительно ли ему не плевать на чумазых прокопченных рыбаков, и не нашёлся, что ответить.

Уже можно было рассмотреть дома, кое-как составленные в извилистые улочки. Церквушку с острым шпилем, нацеленным в небо. Это, конечно, не село, а так…посёлочек. Как знать, может отсюда дезертиры и взяли лодку, на которой потом убились, и чуть не погиб сам Ян. Всё циклично, всё повторяется. Белые полосы, чёрные полосы.

Улицы стояли пустыми, и лишь зелёный запах предупреждал о чужой и страшной силе. Зелёный, как пожухшая трава. Как ядовитый паук. Почувствовав неладное, Углешка налилась красным…

…когда некромант ударил, Ян беззвучно закричал от боли. Зелёный навалился стеной, лишая воздуха, вдавливая глаза глубоко в глазницы. Это уже не запах — точнее, это перестало маскироваться под запах. Ян чувствовал магию всем телом, впитывал её, растворялся в ней. Когда-то он бы дорого отдал за такой дар, но сейчас это оказалось настоящим проклятием. Вторая телега горела странным зелёным пламенем. Всадники рубили мертвецов, которые появились со всех сторон. Впереди, в нескольких сотнях шагов, мертвецы рвали их авангард, прошляпивший засаду. Дураки…

Тогда и пришёл красный. Огонь, вино, победный стяг на фоне голубого неба, губы. Красный разогнал зелёный и заплясал по крышам домов и упырям. Углешка жгла, и её волосы отливали медью. Горели мертвяки, горели дома. Дерево коптило небо, выбрасывая вверх чёрные клубы дыма. Где-то там, за завесой прятался и некромант. Оттуда же он нанёс и новый удар, подбросивший Яна в воздух и обрушивший следом обратно на землю.

 

***

В момент удара Ян отключился, и пришёл в себя не сразу. Он лежал в мешанине деревянных обломков, которые ещё недавно были телегой. Рядом билась в агонии лошадь, и её копыта месили воздух в опасной близости от головы наёмника. Из клубов дыма появилась Углешка, живая, злая, с закушенной губой. Резким движением она оттащила Яна за ногу от лошади.

— Cholera! Placzki подбери, Забойца! Дохляки давят, будешь драться или на dupa сидеть?! Piekło, ты же немой! Кивни!

Ян кивнул.

— Там magik. Я могу нанять тебя, Забойца? По Укладу, как любишь. Głowęможешь не приносить, просто убей этуgnus. Сейчас… или потом. Сделаешь?

Ян кивнул. Сейчас или потом. Он сделает.

— Держи денег. Хватит? И возьми свою зубочистку, нашли на поле, когда ты стрекача дал. Договорились?

Ян кивнул, и острое лезвие вспороло верёвки на руках и ногах. Он взял из рук Углешки верный кацбальгер, остро наточенный и приятно тяжёлый. Перевернулся и попытался встать, опираясь на локти. Не вышло — руки и ноги затекли и не слушались. Какое уж тут «сейчас» или «потом». Углешка просто разрешила умереть с оружием в руках. Ян с благодарностью посмотрел на неё.

Углешка и пяток уцелевших бойцов отступили в узкий переулочек между горящими домами. Самоубийственный ход, но там они были хотя бы ненадолго скрыты от некроманта дымом и жаром. Магичка шептала заклинания и по очереди прикасалась к каждому бойцу. От них всех теперь пахло солнцем, яростью и острым перцем, красным, как киноварь на гравюрах летописцев.

Все мы, подумал Ян, лишь красная краска на полях книжек церковников. Они сосчитают нас всех, запишут в толстые амбарные книги, и там мы и останемся. Родился, чуток покоптил небо, пострадал, да и помер за то, чтобы где-то в Струме, ордынском Туулгуре или ещё каком Пердюйске печник чистил дымоходы, а булочник драл за уши проворовавшегося подмастерья…

Пуговица по-прежнему висела на груди, покалывая кожу выделанным ободком. Нужно вставать, подумал Ян. Много дел впереди. И с третьей попыткион всё-таки поднялся на ноги. Горели все дома вокруг, примерно половина Плотвичников нарядилась в красное и оранжевое. Интересно, подумал наёмник, остались ли в этих домах живые люди? Скорее всего, да — бедняки хорошо умеют прятаться. Жаль их, теперь угорят. Вот и позаботились о маленьких людях. Как обычно.

Мертвяки лежали грудой углей, но с уцелевшей части посёлка шли новые, распространяя вокруг себя слабый запах зелёных гнилушек, мха и плесени. И где-то там, возле воды, прятался некромант. Ян чувствовал его, и как собака шёл по следу. Теперь дар не казался проклятием —он без труда избежал крупных отрядов мертвяков, прущих по главной улице. На околице, впрочем, Яну тоже пришлось нелегко. Первая же встречная женщина бросилась ему в глаза, выставив вперёд грязные, в трупных пятнах, руки. От неё разило гнилым мясом и зелёной смертью. Забойца опешил и чуть было не пропустил удар, но увернулся. Женщина ударила ещё раз, но грязные ногти бессильно скользнули по дублёной коже. Ян сделал шаг назад, подрубая упырихе бедро. Она упала и поползла к Яну. Тот пригвоздил её к земле, наступил и новым ударом пробил череп. Тварь затихла, а наёмник похромал прочь — кровь понемногу возвращалась в затёкшие руки и ноги, а с ней возвращалась и сила. Следующего рыбака с рваной раной на шее Ян остановил одним ударом, снёсшим мертвецу голову.

Где-то позади дыхнуло красным. До ушей донёсся рокот разрыва, земля под ногами дрогнула. Углешка не сдавалась и отвлекала на себя ордынца. Ян почувствовал, как все зелёные щупальца устремились к ней. Это был его шанс. Шаг за шагом — мертвецы больше не обращали внимания на хромающего человека с коротким мечом в руке — он приближался к реке, где запах настоящей тины смешался с зелёным запахом.

Цель увлеклась Углешкой, лакомым призом, который, казалось, лежал в шаге от тёмного заклинателя. Сейчас некромант из Плотвичников смотрел на мир десятками пар глаз, он был в каждом мертвеце, и всех упорно гнал на Углешку. Добивать. Его можно понять: трупы волшебников гораздо ценнее крестьян в качестве солдат армии мёртвых.

В который раз Ян поймал себя на том, какими самоуверенными становятся люди, приобщившиеся к волшбе. Некромант из Плотвичников был молод и, конечно, хотел победить сейчас, сразу и навсегда. Всё или ничего — горячие сердца часто попадают в эту ловушку. А подпустив Яна слишком близко к себе, колдун не успел вернуться в своё тело. Острое лезвие прошло между рёбер, и кровь брызнула на землю. Вопреки фантазиям смердов, кровь у некромантов обычная, красная, как у самого Яна или любого, кого этот сопляк успел порешить.

Вот и всё. Ещё один контракт выполнен. Ян поднял ордынского колдуна — совсем ещё ребёнок, тощий как мошна святоши — и забросил труп в реку. Русалки тоже хотят есть, вот пускай и глодают кровожадного сопляка.

Ян вернулся к горящему краю Плотвичников, рубя по дороге упырей, которые теперь бесцельно блуждали по деревеньке. Красным больше не пахло, и Яну стало интересно, жива ли Углешка. Сдаваться он не собирался, только глянуть одним глазком… Среди горящих изб носились её уцелевшие бойцы, и сама Углешка заскочила в один из обугленных срубов. Вышла, зашла в следующий. Неужто ищет спрятавшихся? Ян усмехнулся, и покрался обратно к реке. Пока она опомнится, Ян уже возьмёт одну из рыбацких лодок, и, если река приняла жертву, в этот раз всё получится.

Так и случилось.

***

Ян проснулся от оглушительной тишины. Перед глазами ещё плавали обрывки снов, сквозь которые били первые утренние лучи. Он лежал на огромном валуне на достаточном расстоянии от реки, чтобы не беспокоиться о Речных. Здесь он вылез ночью после того как причалил к берегу и столкнул лодку обратно в воду. Как только Углешка доберётся до ближайшей заставы, берег начнут прочёсывать. Так что от реки нужно убираться. И, по-хорошему, следовало вообще убираться из Струмского княжества куда подальше. Но сначала Ян убьёт Пламэна, закрыв и этот контракт. Если вообще найдёт. Ян не знал, куда его вынесло, и потерял счёт времени. Вдобавок, с ним продолжало происходить что-то неладное.

Не шумела вода, не пели птицы. Тишина. Отчаявшись, Ян громко хлопнул в ладоши, затем крикнул, и только так убедился, что оглох. Это было паршиво. Он вспомнил сирену из сна, о чём она говорила ему? Темнота, безмолвие, тишина… и что-то ещё. Он с трудом подавил панику. Жизнь стала слишком сложной, и он не знал, что ему делать теперь.

Ян умел читать по губам, научился в молодые воровские годы. Однако местный говорок сильно отличался от родного языка. Ещё хуже было то, что он не мог понять, вернулась ли к нему речь, или он теперь ещё и немой.С трудом Забойца взял себя в руки. Умылся, и всмотревшись в отражение, удостоверился, что в военном доспехе и с мечом на поясе выглядит примерно также, как любой другой человек, возвращающийся с войны. С лица ещё не сошли синяки, но это скорее дополняло маскировку. Что же, осталось найти дорогу хоть куда-нибудь. Но перед ним был густой лес, без намёка на тропинку.

Именно отчаяние стало источником сил для Яна. С такой жизнью уже нечего терять, и лишь злое желание убить магистра тащило за шиворот к цели. Когда дело будет сделано, он хорошо подумает, не броситься ли на собственный клинок. Но это потом, а пока Ян шёл от реки сквозь лес. Мох на камнях и стволах деревьев помогал не ходить кругами. Но верное ли он взял направление — Ян не знал. В лесу глухота оказалась почти таким же страшным недугом, как слепота. Всё, что он видел, это ближайшие стволы деревьев и кусты. Ясени сменились тополями, на смену им пришли берёзы, затем пошли мощные красавцы дубы с резными листьями, сменившими зелень на золотой и рубиновый блеск. За всем эти разнообразием Ян не видел леса, не чувствовал направления. В какой-то момент он даже перестал понимать, с ним ли всё это происходит, и не сон ли это. Тишина обволакивала невидимым пузырём, за пределами которого происходила какая-то непонятая и неведомая жизнь, но Яну она была доступна лишь в виде качающихся ветвей и неясных теней, мелькающих справа и слева.Может заяц, может волк или глод. Он не знал. Вдобавок, зверски хотелось жрать — в плену ему перепало лишь немного мяса и воды.

Блуждая между деревьев, Забойца задумался, сколько раз мог погибнуть за эти несколько дней. На чужом поле боя, в зарослях рудожора, в реке, на берегу, во время допроса. В деревне, снова в реке, здесь и сейчас в лесу. Однако он всё ещё жив, и упрямо пёр к намеченной цели, будто один из тех чокнутых героев, что становятся пищей для бардов и их голодных лир. Один из тех героев, что сначала по велению души разносит к чертям всё вокруг, а потом одни зовут это подвигом, а другие — преступлением. Наверняка, магистр Пламэн считает себя таким героем. Ян же всегда предпочитал просто убивать за деньги. Без эмоций, без подвигов. Что же пошло с ним не так?

К середине дня Ян заметил на стволе одного из деревьев отметины разбойничьего топора. По таким меткам разбойники ориентировались в чаще, уходя от погони. Ян разбирался в лихой тайнописи, поэтому вскоре впился зубами в краюху хлеба, отобранную у встреченного на торговом тракте смерда. Селюк, перепуганный видом выскочившего из кустов Забойцы, что-то лепетал. Ян разбирал слово через три, потому что губы бедняги тряслись от ужаса. Поэтому отвесил холопу пару затрещин и отпустил.

Следующим Яну повстречался монах, и от него уже он с горем пополам разобрал, что войне конец, капитуляцию подписали ещё утром, о чём звонят колокола во всех церквях без устали. О том, куда направился Пламэн, монах не знал, да и сам Ян не стремился расспрашивать, чтобы не привлекать внимание. Монаху он сказался («Я говорю! Говорю! Говорю!») раненным офицером, ищущим своих. Монах поделился солониной и дал хлебнуть вина.

Вместе они дошли до ближайшей безымянной деревеньки, где заночевали.

Утром Ян проснулся совершенно лишённым разума.

***

Этот день почти не отложился в памяти. Ян не узнавал никого, ему казалось, будто он опять в родительском доме, и только что принесли с поля старшую сестру, всю в язвах, задыхающуюся и горячую. С него сняли доспех и, кажется, хотели снять подрубашник, но Ян решил, что у него хотят забрать пуговицу и заплакал. Тогда его оставили в покое, догадавшись, впрочем, связать. Это спасло жизнь хозяевам дома, ведь вскоре Яну показалось, что он снова пришёл к колдунье за её головой. К той вечно молодой и прекрасной, чья магия забрала его семью в ходе очередной досадной случайности. Пришёл к ведьме Ян не по страсти, всё чин-чинарём, он же серьёзный человек со ставнями на сердце. Другие в этом мире не выживают. Чин-чинарём — нашлись добрые люди, не поскупившиеся на щедрую оплату за то, чтобы нестареющая красавица обрела вечный покой, и Ян с радостью взялся.

Бредящий Ян рвался убивать, и верёвки трещали, сдерживая безумца. Ян щёлкал зубами, рычал, пытался нащупать меч. Затем стало немного легче, и остаток дня утонул в тумане воспоминаний. Вереницы смеющихся лиц кружились перед глазами, надували щёки и скалились. Плоть с них опадала, обнажая кость. Мертвецы приветствовали его, звали к себе и хохотали, глядя на попытки маленького человека не встать с ними в один ряд.

Затем яркое воспоминание сверкнуло в помрачившемся сознании, как молния в ночную грозу.

Получив деньги за убитого некроманта, Ян покинул Струм. Ехал верхом на только что сторгованной кобыле, со всем скарбом. В животе было сыто и тепло. Деньги, распределённые между тремя скрытыми кошелями, еле слышно позвякивали. В который раз Ян подумал о том, что накопил и убил уже достаточно. Пора осесть где-нибудь, где его плохо знают, и дожить век в праздности. Мысль эта одновременно пугала и манила, и, кажется, впервые он готов был принять это заманчивое предложение.

Но затем он увидел беженцев из… Как бы не назывались те деревеньки, возле которых великий маг Пламэн пожёг орды нежити, больше этих деревенек на карте не было. Магия огня бьёт по площадям и не щадит никого. Оставшиеся без крова люди шли нестройной толпой, неся немногочисленные уцелевшие пожитки. Огонь всё ещё светился в их широко раскрытых глазах. Какая-то обезумевшая баба тащила обугленный трупик младенца. Многие шли, в чём их застал пожар, совсем без вещей. Кто отставал, тот падал на обочине и оставался умирать. Ян Забойца повидал всякого дерьма, да и сам натворил немало, но этих людей было слишком много. Может в ушах ещё не затих крик монаха, которого он скормил костяному дракону. А может Ян просто искал удобный повод —именно тогда он нашёл своего нового заказчика.

Глаза волчонка вонзились в него с края дороги. Маленький мальчик был одет в некогда справный дорогущий кафтан. Но нынче атлас съёжился и разлезся от огня, обнажая обожжённую до мяса кожу. Волчонок провожал его холодным взглядом умирающего. Ян спешился, подошёл. Намётанный взгляд наёмника сразу определил, что мальчишка нежилец.

— Не дойду, — холодные детские глаза смотрели в упор.

— Извини, малец, но лекари тебе всё равно не помогут.

— Я… не к лекарям. Я шёл…

— Куда?

— К великому м-магистру Пламэну. Хотел убить его… За маму. За сестру.

Вот тогда Ян и почувствовал, как земля плывёт под ногами.

— Говорят, он спас всех. А я видел… как он спасал. Хотел отомстить, но уже не выйдет… Господин, а господин, ты знаешь какого-нибудь убийцу?

Ян уже тогда понимал, чем это закончится, но ставни на сердце оставались закрытыми слишком долго, и сдерживать их дальше не было сил. Дёрнул же его чёрт поехать именно этой дорогой!

— Я сам убийца, — горло пересохло, отчего голос наёмника стал тихим и хриплым. Но мальчик услышал.

— Убьёшь за меня?

— Если заплатишь.

— У меня ничего нет. Деньги были… я отдал… кому нужнее. Вот разве что это — возьмёшь?

Мальчик оторвал самую обычную медную пуговицу со своей дорогой курточки — не иначе как сам из дворян был или из купеческих — и протянул Яну.

А Ян взял.

 

***

Тьму, опустившую на глаза с наступлением утра, Ян встретил с облегчением. Он почти ничего не помнил из прошедшего дня, только болели связанные верёвкой руки и саднил лоб, будто по нему съездили поленом. Где-то на границе слышимости переговаривались двое.

— То ви ж, шериф, усіх у Струмі знаєте. Запросіть чаклуна якогось, нехай подивиться.

— На что посмотреть?

— На офіцера, якого монаше привів. Воював з Ордою, тепер страждає на якесь прокляття чи що воно таке….Монаше, що його привів, каже, він його глухим зустрів десь на дорозі. А зранку бідолашний зовсім з глузду з’їхав. Кидався на нас, аж довелося поліном заспокоїти. Шерифе, не вагайтесь, покличте чаклуна! Сьогодні прокинувся сліпий, як кріт. А раніше бачив! Допоможіть йому.

— Ох, не обещаю, пан Себрик. Не обещаю. Магистр Пламэн сейчас в Струме, не с руки мне туда ехать, да и не станет он к нам приезжать. Может кого попроще встречу… Хотя, как ты сказал? Слепой?

— Глухий! А вже потім сліпий.

— О глухих ничего не слышал, а вот о подозрительных слепых велели докладывать. Очень ими пани Углешка интересуется, это маг из Струма, только из сыскной управы, а не из княжеских. Ищет подозрительных слепых и немых. Этот ваш офицер разговаривает?

Ян с удивлением понял, что весть о том, что Углешка всё-таки выбралась, порадовала его настолько, что он чуть не упустил нить разговора.

— Авжеж розмовляє. Зупинити не можемо! Учора так кричав, що жінка моя аж у полі сховалася щоб не чути його криків!

— Значит, не он. Но я всё равно доложу. Присматривайте пока. Может, завтра приедут за ним. Понятно?

— Дякую, шерифе! Одразу видно, що ви добра людина! А в мене серце болить від його плачу. Якби не військо зі Струма, кляті упирі усіх нас пожерли б!

Голоса стихли. Ян не возражал — темнота и тишина оплели его тугим коконом, оставив наедине с собой. Можно было слушать, как мерно колотится сердце, и как за окном квохчут куры, и лают псы. Вокруг происходила жизнь, удивительная в своей простоте, и Ян вцепился в её эхо, как утопающий в проплывающее бревно. А ещё у него было предостаточно времени, чтобы незаметно перетереть путы.

Утром, едва немота сменила слепоту, он сбежал, прихватив хозяйскую лошадь, свои пожитки и несколько медяков.

***

Ян скакал к Струму так быстро, как только позволяла краденая кобыла. До конца дня он должен успеть добраться до Струма, снять комнату и осмотреть оставленный про запас тайник, какой он оставлял в каждом крупном городе по старой воровской привычке. Если повезёт, и схрон не нашли, Ян заберёт оттуда арбалет и дюжину болтов. Чар на оружии нет, Пламэн не учует. С пятидесяти шагов Ян кое-как попадал в человека из арбалета, а большей точности ему и не надо — в тайнике припасена склянка с ядом.

За годы наёмных убийств он хорошо усвоил, что телохранители помогают лишь против случайных сумасшедших и сопляков. Ян правильно выберет место и время, и великий маг отправится к маленькому заказчику на тот свет. Пусть добрые боги сами решают, кто герой, а кто злодей. И держат место самому Забойце — на этот счёт Ян никаких иллюзий не питал. В этот раз из города ему не выйти, особенно если убийство выпадет на «глухой» день. В то, что круговерть его собственных страданий когда-нибудь прервётся, Ян уже не верил и понимал, что за немотой опять откажут уши, а потом он снова провалится в безумие.

Если тайник разорили… Придётся найти способ,как разжиться золотишком и всем остальным. Или сдохнуть.

Копыта месили сырую дорогу. За минувшие несколько дней осень окончательно вступила в права, и с неба моросил тихий чумацкий дождик. Воздух был сырым и в нём уже появились первые нотки прелости. Ещё пахло магией — Ян даже помыслить не мог, как много вокруг всякой волшбы.

Люди пахли синим и зелёным, жёлтым и фиолетовым, лиловым и голубым. Доспехи, оружие, обереги — каждый купец и каждый рыцарь носили на себе частичку магии. Красного тоже хватало, однажды Яну даже показалось, что он чует Углешку. Он свернул с дороги и сделал крюки через небольшое село, а когда вернулся на тракт, запаха спелых яблок и костра уже не было.

Зато были другие оттенки красного — кровь на мече да угли на пепелище. Наверное, также будет пахнуть и от Пламэна. Запах настоящих героев.

Ян вновь подумал, зачем ему весь этот рыцарский героизм в духе бардовских завываний. Безумный контракт, дар и проклятие, путешествие в Струм в один конец. Ян даже не знал, сумеет ли выполнить заказ или всё это было зря. Стражники могут не пустить в город, он может не попасть в Пламэна, или выдать себя слишком рано… Неважно.

Лошадь под ним начала спотыкаться, и стало ясно, что сегодня до Струма не добраться, и проходить стражников на въезде в город придётся уже глухим. Не беда, подумал Ян. Скажусь раненным с войны, пропустят. Он отпустил поводья, и уставшая лошадь пошла шагом. Пускай. Дорога обогнула небольшой холм, открыв стоящий на обочине шутовской поезд. Несколько повозок бродячих артистов стояли, а их пассажиры меняли колесо ведущей повозки, богато разукрашенной. Артисты работали прямо в форме, яркой и богато разукрашенной. На некоторых был грим. Ян удивился, до Струма ещё далеко, зачем артисты так разоделись? Он подозрительно осмотрел циркачей, но на разбойников они похожи не были. Мелькнула мысль: не затесаться ли к ним? Наверняка в таборе будет легче проехать стражу, а может быть получиться и покинуть город с этой пёстрой толпой…

— Вельможний пане! — Тоненькая девчушка в лиловом трико выскочила на дорогу, размахивая руками. — Допоможiть нам, будь-ласка, із колесом. Втретє злiтає, а ми на виступ запiзнюємось у Струмi! Допоможiть!

 

Ян не спешил слезать с коня, но как раз в этот момент подвеска телеги хрустнула, и циркачи брызнули во все стороны, ругаясь на нескольких языках. Колесо упало в дорожную пыль. Вот ведь неумёхи, подумал Ян, слезая с лошади. Пожалуй, с ними действительно можно будет увязаться на время…

Разумеется, едва он наклонился над осью телеги, кто-то из «циркачей» саданул ему по башке.

 

***

Очнулся Ян от красного запаха. Розы, яблоки, костёр — серая от усталости Углешка стояла над ним и смотрела на связанного наёмника. Ян хотел что-то сказать ей, но не смог. Значит, «немой» день ещё не кончен — наёмник не видел неба, над головой раскинулся шатёр, вершина которого растворялась во тьме. Рядом с Углешкой стоял один из «циркачей», угрюмый детина в костюме Арлекина, медленно стирающий с лица грим. Углешка кивнула ему, и Арлекин ушёл. Они остались вдвоём.

 

— Ты не соврал мне, Ян Забойца. Ты действительно круглый дурак. — В голосе магички Яну послышалось сожаление и что-то похожее на сопереживание. — Ты действительно помчался убивать Пламэна. Да так быстро, что растерял mózgi по дороге.

Ян пожал плечами. Даже если бы он и мог говорить, сказать ему было нечего. Дурак и есть.

— Пламэн мёртв, Забойца. Твой контракт закончился…

Яну будто саданули в живот кулаком. На миг ему стало нечем дышать. Потом дыхание вернулось, хотя он не мог понять, зачем. Зачем теперь жить, и терпеть всё это? Он почувствовал, как пол под ними идёт волнами, будто Ян снова угодил в реку. На миг ему даже послышался злорадный смех мёртвой речной сирены.

— Видел бы ты свою рожу, Забойца, — фыркнула Углешка, хотя глаза её оставались серьёзными. — Небось лежишь и думаешь, кто же это успел раньше тебя, да?

Забойца кивнул. На самом деле ему было плевать, просто хотелось поддержать разговор с Углешкой.

— По одной из версий, я подчеркну, версий, на подписании капитуляции один амбициозный ордынец не смог смириться с поражением и отомстил Пламэну, наслав смертельное проклятие. Сейчас мы обсуждаем это с, кхм, бiльш розумними представителями Hordy. По другой версии, Ян, твой заказчик нанял ещё одного убийцу, и тот убил Пламэна, едва великий магистр вернулся в Струм. Это мы тоже пытаемся выяснить и много govorimo с паважанымі паскуд… с послами, то есть. Если тебе есть, что сказать, лучше бы и тебе начать говорить… Ну, не сейчас, конечно, а как язык вернётся. Но поскорее.

Углешка откинула со лба грязную прядь волос. Её буквально шатало от усталости. Наверное, не спала с той стычки в рыбацком посёлке… Как жеонназывается, попытался вспомнить Ян, но память проглотила название, как уже не раз бывало с городами и людьми. Он всегда верил, что жить лучше налегке, без лишних имён в голове.

— Есть и третья версия. Один известный убийца по имени Ян Забойца умудрился пробраться в Strum, где ubil великого магистра магии огня Сигизмунда Пламэна. После чего был схвачен моими людьми, когда utekl z města. Как тебе?

Наёмник почувствовал себя одновременно слепым, глухим и немым, плывущим по течению сквозь пустоту и черноту. Мир никогда не был ни простым, ни добрым к Яну Забойце. Но таким сложным он ещё никогда не был. На фоне этого огромного мира, лениво переворачивающего судьбы людей и целых народов, маленьким казался и он сам, и его Уклад ,и даже пуговица, что до сих пор висела на шее.

— Не знаю, моя ли magia тебя так перепахала, или ты подцепил это в другом месте, но помяло тебя trudne, Ян. Отдыхай. Может быть, нам и не понадобится третья версия. Тогда ещё pogovorim с тобой. Мне донесли, ты ещё и слух начал терять? Придётся придумать что-нибудь и с этим.

Углешка вздохнула, задержав взгляд на Яне, и вышла из шатра. За откинувшемся пологом мелькнуло сине-чёрное небо с редкими звёздами. Ян откинулся на спину и уставился в тёмный потолок. Забытая Углешкой свеча медленно догорала, и темнота опускалась сверху вниз, скрадывая уже не только потолок, но и стенки палатки. Ян медленно погружался во тьму, наполненную немой тишиной. И только красный запах спелых яблок не давал ему окончательно сойти с ума.